Глава 50.
Глава 50.
Следующей серьезной проблемой, вставшей перед супругами, неожиданно оказались финансы. Доходов Горацио и Кристины хватало на поддержание вполне приличного уровня жизни, несмотря на то, что страховка Кристины не покрыла последние больничные издержки, а сама она временно не работала. Но был еще и Кайл.
Традиционный «год на раздумья» после окончания школы почти прошел, а работу в морге никто не рассматривал иначе как временную. Горацио сильно угнетала мысль о том, что он не способен обеспечить сыну поступление хотя бы в колледж, не говоря уж про высшие учебные заведения. Его собственные потребности были не так уж велики, так что даже при не самой высокой зарплате он мог бы сейчас располагать требуемой суммой. Но, поскольку Горацио даже не подозревал, что где-то растет его собственный ребенок, он долгое время материально поддерживал обе семьи брата, и законную, и незаконную, а это вылилось в немалые затраты с учетом болезни Мэдиссон. На миллионы Джулии рассчитывать было бессмысленно: к тому времени от них не осталось и следа, вынудив ее саму искать работу. Возможность взять кредит на обучение с учетом «послужного списка» Кайла была весьма призрачной.
Кристина не раз вспоминала полученное около года назад предложение от канадского университета. Предложение было щедрым, место заведующего отделением и преподавателя приносило бы достаточный доход, чтобы за пару лет решить проблему, но предполагало постоянное проживание в Канаде. А Кристину это не устраивало. Жить вдали от мужа теперь, когда все только-только стало налаживаться, казалось безумием, звать Горацио в Канаду, предлагая бросить работу и старшего сына – безумием вдвойне.
Прежде чем они успели что-либо решить, события получили неожиданное развитие. В их едва налаженную жизнь вторгся Рон Сарис, который решил отомстить жене-предательнице, пользуясь прикрытием новообретенной дружбы с правоохранительными органами в лице Рика Стетлера и недоказуемостью его новых преступлений из-за отсутствия отпечатков пальцев после ожогов от взрыва. Может быть, все и обошлось бы, может быть, Горацио нашел бы для Джулии пластического хирурга, который взялся бы за коррекцию оставленных лазерным скальпелем шрамов, сумел бы доказать вину Сариса и отправить его за решетку… Но времени на это не осталось. Для психического равновесия Джулии, снова прекратившей принимать таблетки после подозрения в краже улики, этот удар оказался решающим. Ее связь с реальностью становилась слабее день ото дня, уступая место выдуманному миру, в котором прошлое мешалось с мечтами о будущем, все решения были простыми и ясными, а причинно-следственные связи отсутствовали вовсе.
В день, когда разразилась катастрофа, и Джулия приехала к дому Горацио в поисках той женщины, которая осмелилась претендовать на место матери в жизни ее сына, Кристины и Джошуа, по счастью, дома не оказалось. Кристина отправилась на собеседование по поводу курса лекций, который она собиралась прочитать в окружном университете, а Джошуа с новой няней гуляли в прилегающем парке. Когда они вернулись домой, то обнаружили разбитое окно, соседи описали внешность «хулиганки» – и Кристина немедленно позвонила Горацио. Это позволило ему вовремя появиться в морге и предотвратить трагедию, но ситуация все равно оставалась сложной. Никто не позволил бы спустить дело о нападении на офицера полиции «на тормозах», и все, что сумел сделать Горацио, – это заменить пожизненное тюремное заключение для Джулии на пожизненное же пребывание в психиатрической клинике.
Вечером отец и сын появились дома в полном расстройстве. Горацио не мог отделаться от чувства вины, все думал о том, что мог пресечь развитие ситуации в зародыше, не доверившись столь поспешно словам Тары, а проведя полноценное расследование. Увы, Тара удачно выбрала уязвимое место лейтенанта, бросив подозрение на Кайла и его мать. Проводить расследование, которое вынудило бы принимать официальные меры по отношению к Джулии, Горацио не захотел и предпочел принять на веру бездоказательное обвинение в ее адрес. Несправедливость этого обвинения стала первым звеном, приведшим Джулию к роковому шагу, а для Тары Прайс оказался упущен момент, когда ее могли просто отстранить и отправить на лечение.
Если Горацио мнил себя главным виновником произошедшего, то Кайл, напротив, считал себя главной жертвой. Ему казалось, что его жизнь просто развалилась на куски, которые теперь уже не собрать воедино никаким чудом. И главное, не по его вине! Он старался изо всех сил, и что теперь? Его мать – в психушке. А его босс – под следствием. Не будет никаких рекомендаций, на которые он так надеялся – ведь доктор Прайс была довольна его работой. Не будет нормальной семьи – только клеймо «сына психованной».
Кристина, выслушав краткий пересказ событий дня от мужа и взглянув на мрачную физиономию Кайла, размазывающего ужин по тарелке, сочувственно улыбнулась – и ничего, вопреки ожиданиям Горацио, обсуждать не стала. Поцеловала в макушку нахохлившегося Кайла и сказала, что если он не хочет сейчас есть, то может подниматься наверх, в свою комнату, а мужу вручила Джошуа и заявила, что очень устала, поэтому сегодня малыша укладывает он.
Расчет оказался верен. Заглянув через час в комнату Кайла, Кристина убедилась, что парень отвлекся от переживаний, исчеркав несколько листов мрачными рисунками, и теперь вполне умиротворенно изучает какой-то журнал с множеством картинок разнообразного оружия. Переключить Горацио оказалось не так просто. Даже уложив Джошуа, спустившись вниз, включив телевизор и устроившись в кресле, он порой хмурился, явно не видя происходящего на экране и продолжая мысленный диалог с самим собой. Кристина посматривала на него украдкой из-за книги, но разговор не заводила, прекрасно зная, что если она озвучит те самые мысли, которые сейчас терзают мужа, он может лишь убедиться в правильности самообвинения, а дальнейших выводов просто не услышать.
– Ты заметил, что у Джошуа режется первый зуб? – как бы между прочим спросила Кристина, когда они легли в постель.
– Что? – Горацио приподнялся на локте. – Он немного беспокоен, конечно…
– У него повышенное слюноотделение, он тянет в рот твердые игрушки, – пожала плечом Кристина. – Это классические признаки.
– Но ведь еще рано?
Кристина лишь приподняла бровь.
– Конечно, это опять тот самый случай, когда понятие нормы неприменимо, – передразнил излюбленное выражение жены Горацио, сгребая ее в объятия.
– Именно, – поцеловав его в кончик носа, подтвердила она. – Милый, ты провел вечер с сыном, но… ты его не видел. Ты был поглощен чувством вины за то, что якобы мог сделать и не сделал. И если бы у твоего ребенка сегодня прорезался первый зуб, ты пропустил бы это событие в его жизни. И мог бы начинать терзаться уже по этому поводу, чтобы пропустить следующее. И так до бесконечности, – Кристина внимательно вглядывалась в посерьезневшие глаза мужа. – Извлекать опыт из прошлых ошибок полезно, но стоит ли это делать в ущерб настоящему?
Горацио вздохнул, нахмурился. Лег на спину, выпуская жену из объятий.
– То есть что, немного подумал – и хватит? – недоумение и сарказм смешались в его тоне.
– Я считаю: подумал, пришел к каким-то выводам – и хватит, – кивнула Кристина.
Горацио усмехнулся. Ну, собственно, к выводам он пришел еще до визита к судье. Но как же… С другой стороны, а что изменится от того, что он повторяет про себя бесконечные «должен был» и «виноват»? Ну, разве что вот действительно пропустит что-то важное, неповторимое…
– Я люблю тебя, – словно подводя итог всех этих размышлений, сказал Горацио. Кристина улыбалась. – Ты правда очень устала? – вдруг хитро спросил он.
Кристина рассмеялась и одним движением оказалась сверху, начиная целовать мужа.
***
Несколько дней прошли так спокойно, словно никаких потрясений и не было. Кайл выглядел задумчивым, но Горацио и Кристина полагали, что парень обдумывает, кем он хочет теперь работать, и предпочитали не мешать. Тем большей неожиданностью для них оказалось решение Кайла – пойти служить в армию.
– Милый, я понимаю, ты расстроен тем, что сын с тобой не посоветовался, – сказала Кристина, когда они снова остались вдвоем. Кайл, раздосадованный неодобрением отца, ушел ночевать к себе домой, а Джошуа уже спал. – Но, если отбросить эмоции, скажи, разве тебе не кажется, что он нашел хорошее решение?
Горацио поморщился и отложил книгу, пересаживаясь из кресла на диван, поближе к жене. Разумеется, он понимал, что служба в армии может стать поворотным моментом в жизни Кайла, открывая перед ним те возможности, которые сейчас были недоступны из-за совершенных ошибок. Отслужив, парень получит право на различные льготные программы – в том числе и в обучении.
– Его там могут убить, – страдальчески сдвинув домиком брови, озвучил свой главный страх Горацио.
Кристина вздохнула, беря руку мужа в свои и переплетая пальцы.
– Могут, – согласилась она. – Но давай посчитаем, сколько раз тебя могли убить за эти годы? И это при том, что участие в потенциально опасных для жизни ситуациях не является твоей прямой служебной обязанностью. Значит, есть что-то, что значит для тебя больше, чем вероятный риск, не так ли?
Горацио нахмурился, заставив Кристину заулыбаться. Разумеется, ему такое сравнение не кажется оправданным. Он – это он, лейтенант Горацио Кейн, а Кайл – совсем другое дело…
Больше они к обсуждению этой темы не возвращались, обдумывая ее каждый в своем ключе, но этот разговор подтолкнул Кристину к тому поступку, который во многом определил дальнейшее отношение Кайла к жене отца.
За неделю до отправки в тренировочный лагерь Кристина провела Кайла в университетскую анатомичку. Все, что могло пригодиться для выживания в джунглях, основы анатомии и неотложной помощи в полевых условиях, признаки и способы передачи инфекционных заболеваний – все это Кристина постаралась вместить в шестичасовой экспресс-курс для единственного слушателя.
Поначалу Кайл не выказывал особого рвения: парень искренне считал, что всему необходимому его научат в тренировочном лагере, да и попадать в такие передряги, чтобы пригодились навыки выживания в экстренных условиях, как-то не собирался. Но Кристина неожиданно командным тоном заявила, что ему нечего делать в армии, если он не в состоянии подчиняться приказам, не понимая до конца их сути.
– Никто не будет тебе объяснять общий замысел командования, – строго сказала она. – Тебе будут ставить конкретные задачи, не говоря про их роль в стратегическом плане. Если тебя это не устраивает, лучше отказаться сейчас, чем попасть под трибунал за неподчинение приказу.
– Я понял, – кивнул Кайл, сдвигая брови.
Кристине было немного не по себе. Конечно, она предпочла бы сесть рядом и объяснить, зачем могут понадобиться все эти знания, вызвать интерес, а не командовать. Но ее, помимо прочего, беспокоила несдержанность Кайла, его желание везде и во всем отстаивать свое мнение. Если он не готов подчиняться, армия может стать для него действительно опасным местом. И она предпочла рискнуть отношением Кайла к себе, чтобы преподать ему этот урок и посмотреть на реакцию.
Кристина беспокоилась напрасно. Больше года спустя, оказавшись в Северном Афганистане, неоднократно к тому времени убедившись в действенности и необходимости полученных в тот день знаний, Кайл впервые вслух назовет жену отца матерью.
Отношение это родилось исподволь, и не сразу было осознано. Но каждый раз, думая об оставшейся дома семье, Кайл представлял себе отца, его жену и своего младшего брата. О матери он вспоминал редко, и воспоминания эти были мучительны настолько, что Кайл предпочел совершить небольшое предательство, казавшееся ему вполне оправданным. Джулия бросила его дважды: в детстве, отказавшись от него, и сейчас, отказавшись от таблеток. Она обещала быть хорошей матерью, обещала быть с ним, но слова своего не сдержала. Кайл очень хотел любить мать, но в итоге вся эта любовь оказалась адресована той женщине, которая матерью не называлась, зато вела себя именно так, как должна была бы себя вести мать, по его представлениям. Оставалось лишь исправить это маленькое недоразумение, что Кайл и сделал.
***
С уходом Кайла в армию проблема финансов потеряла свою болезненную остроту, что позволило Кристине не спешить с выходом на работу. Джошуа, опровергая все статистические данные о более медленном развитии недоношенных детей, к шести месяцам обзавелся уже двумя зубами, активно ползал и умудрялся так вовремя восклицать «па» и «ма», что Горацио был уверен, что ребенок осознанно приветствует папу или маму. Пока Кристина читала курс лекций, новая няня прошла проверку, и теперь родители были готовы оставлять с ней ребенка на целый день, но с поисками работы была небольшая сложность. Репутация доктора Грэй, с которой Кристину охотно приняла бы на весьма выгодных условиях любая больница, была похоронена вместе с телом неопознанной женщины. Доктора Кейн в Майами никто не знал, а начинать собеседование с объяснения причин столь эксцентричного поступка Кристине совсем не понравилось.
В итоге решилось все неожиданно и просто. Гуляя с Джошуа в парке, Кристина далеко не сразу заметила остановившегося неподалеку мужчину, а когда заметила – растерялась. Джон Кэрри наблюдал за ними, не скрывая текущих по морщинистым щекам слез.
– Простите, – замахал он рукой, заметив, что на него обратили внимание. Вытер лицо носовым платком, подошел ближе. – Простите, я… Вы мне напомнили кое-кого…
– Джон… Это я, – сказала Кристина, беря на руки явно желающего познакомиться с подошедшим человеком сына.
– Вы… Кто? – не понял Кэрри.
– Это меня вы знали как Кристину Грэй, – объяснила она. – Я не умерла, похороны были инсценированы для того, чтобы не позволить преступнику меня добить. Простите, мы не могли никого посвятить в этот план.
– Мы?..
– Теперь моя фамилия Кейн, – улыбнулась Кристина. – И это – наш сын.
Кэрри перевел взгляд с рыжей головы Джошуа на лицо закусившей губу Кристины и, кажется, наконец поверил.
– Я так рад, – сказал он, выпустив ее из объятий.
Джошуа издал длинный недовольный возглас, выражая свое отношение к тому, что их стал обнимать какой-то незнакомец.
– Так, младшему Кейну я не понравился, – шутливо сдвинул брови Кэрри. – А как старший?
– Вы о чем? – прищурилась Кристина.
– Будет ли он возражать, если я ангажирую его жену, – усмехнулся Кэрри. – Скажем, на место заведующего отделением?
– Ух ты! – восхитилась Кристина. – А как же Эдди? – осторожно спросила она. Вряд ли Этингейл отнесется спокойно к такому назначению…
– А ты ничего не слышала? Он разбился месяца полтора назад.
Доктор Кэрри проводил их до самого дома, и не успокоился, пока не получил от Кристины обещания перезвонить ему на следующий день и сообщить о своем решении.
Собственно говоря, никаких особых возражений против возвращения именно в эту больницу у Кристины и не было, просто предложение оказалось слишком неожиданным. Правда, в этом случае проблема объяснения с людьми, считающими ее мертвой, вставала в большем объеме, но тут можно было рассчитывать на помощь доктора Кэрри, который вполне мог объявить о ее воскрешении официально, пресекая тем самым лишние вопросы, и практически безболезненно вернуть ее в профессиональную среду.
«Возвращение блудной дочери», как окрестил это Кэрри, произошло через три недели, когда Джошуа сравнялось семь месяцев, и прошло на удивление гладко. Сложные операции, доклады и административные хитрости вновь заняли свое место в жизни доктора Кейн.
Как ни странно, выход на работу не отдалил их с Горацио друг от друга. Теперь они проводили вместе меньше времени – выходные совпадали далеко не всегда, но внезапно у них появилась новая общая тема: управление. Полученный в Кампонгчнанге опыт во многих нюансах был неприменим в чужой стране, а Горацио к тому моменту более десяти лет руководил своей лабораторией и знал бюрократическую систему города изнутри.
Когда Джошуа исполнился год, Кристина первый раз рискнула отлучиться из дома на два дня – съездить на конференцию в Бостон. Поговорив вечером по телефону с мужем, она вдруг задумалась: а почему она действительно не ревнует? Поводом для таких раздумий было в шутку брошенное одной из соседок обвинение в том, что она прячет мужа. Сложилось так, что Горацио вынужден был задержаться на работе именно в тот вечер, когда Кристина устраивала вечеринку в честь дня рождения Джошуа. Кристина не видела в этом трагедии: Горацио был не из тех отцов, которым нужен повод в виде дня рождения для того, чтобы провести время с сыном или купить ему какой-то подарок, – и Горацио знал о таком отношении жены, а налаживать более тесные связи с соседями не так уж и рвался, поэтому пропустил вечеринку с легким сердцем. Кристина же лишь посмеялась над продолжением этой шутки в виде предположения, что она боится, как бы такого замечательного мужа у нее не увели, хотя ее изрядно покоробило.
Вот и сейчас, лежа в гостиничном номере, Кристина попыталась «примерить» на себя то, что описывала ей Мира: вот она представляет, что как раз сегодня вечером в дверь ее дома стучит симпатичная соседка – макияж, прическа, декольте, короткая юбка и стройные ноги прилагаются. Дверь открывает Горацио, окидывает женщину взглядом и… Тут фантазия Кристины начала пробуксовывать, потому что у нее никак не получалось представить выражение неконтролируемой похоти на лице мужа. Промучившись несколько минут, она сдалась. Неконтролируемую похоть пришлось заменить вспыхнувшим интересом. Так. Горацио приглашает женщину в дом. Тут снова вышла заминка, потому что даже в фантазии муж не желал торопливо оглядываться по сторонам, просто закрывал дверь с полным ощущением правомерности свидания и с предвкушающей улыбкой. Плюнув на эту его несговорчивость, Кристина попробовала представить само свидание, но и тут вместо мужа ей все время представлялся актер из кино, а вместо ожидаемых чувств она поймала себя на мысли о том, что даже криминалисту не под силу замести следы так, чтобы ничего не было заметно, а следовательно, как только жена вернется домой, этот герой-любовник станет типичным разведенным копом…
Подумала – и сама удивилась собственной категоричности и какому-то необыкновенному равнодушию. Когда-то, по молодости, у ее мужа были толпы любовниц – и она терпела все, даже сама себя обманывала, лишь бы не потерять семью. А сейчас понимала, что даже одна «случайная интрижка», как это принято называть, выльется в развод, и даже десяток детей не удержит ее в браке с человеком, который либо не способен приложить усилие ради сохранения этого брака, либо вообще нашел себе лучшую пару, чем она.
Кристина перевернулась на другой бок, обдумывая все это. Во время жизни с Питером она, оказывается, была уверена, что для мужчины сдержать свои инстинкты – непосильный труд. И такой подвиг имеет смысл пытаться совершить только ради совершенно невероятной, особой женщины. А если она – такая же, как все, то почему мужчина должен себе отказывать? Теперь же Кристина отчетливо осознавала, что, несмотря на то, что она – такая же, как и все, в случае развода теряет не только она. Точнее, раньше ей представлялось, что женщина-то теряет статус замужней дамы и много чего еще, а вот мужчина, наоборот, приобретает статус холостяка и свободу. Может, для кого-то это и так, но, думая о Горацио, Кристина понимала, что для него это будет потерей, пожалуй, даже большей, чем для нее. Потому что она уже переживала подобное (и даже более страшное), а он до того лишь мечтал о семье, но неудачные попытки не принесли бы ему такого разочарования, как крах уже сбывшихся мечтаний.
Вернувшись домой, Кристина несколько раз хотела завести с мужем разговор на эту тему, но как-то все не получалось. Почему-то казалось, что, как бы она ни подбирала слова, Горацио воспримет подобный разговор как завуалированное подозрение в измене, ревность, а то и угрозу.
А вот в разговорах с соседками или коллегами подобные темы всплывали не раз, и через какое-то время Кристина осознала, что, высказываясь откровенно, она провоцирует нездоровый интерес к их семье и к мужу в частности. Простая уверенность в том, что Горацио не пожертвует семьей ради случайной интрижки, оказывается, могла не только вселить в кого-то надежду, что бывают мужчины, для которых верность – не пустой звук, но и сподвигнуть женщин определенного склада на агрессивные действия в адрес такого мужчины, чтобы доказать всем окружающим, а главное – себе самой, что «чудес не бывает, а этот – такой же кобель, как и все прочие, просто случая не представилось».
Кристина стала помалкивать, предоставляя окружающим «слышать» в ее молчании то, что им больше по душе.
Когда же подошел второй день рождения Джошуа, она не стала ни прятать мужа от гостей, ни как-то акцентировать его внимание на тех ожиданиях, которые у некоторых из гостей наверняка имелись.
Вечеринка шла своим чередом, но Кристина чувствовала затаенное ожидание. Когда Горацио наконец появился на пороге, глазам Кристины предстало редкое зрелище: ее муж растерялся. Он, руководитель достаточно большого коллектива, который умел, хоть и не любил, выступать перед телекамерами, которому приходилось не раз давать свидетельские показания в напряженной тишине зала суда, явно не знал, как вести себя в гостиной собственного дома перед десятком соседей.
– Девочки, дружно сглотнули слюну, салфетки на журнальном столике, – переключая на себя внимание, сказала Кристина. – Это не случайный гость, это мой муж, могли бы и догадаться, Джошуа вы видели, а больше тут на три квартала в округе нет рыжих парней.
Горацио усмехнулся, на остатках рассеянности поправляя жетон и пистолет и ставя руки на пояс. Оживившиеся было гости снова замерли.
– Девочки, у кого остались салфетки, дайте мальчикам, – Кристина с трудом сдерживала смех. – Это новая разновидность копов, помесь сумасшедшего профессора и Джеймса Бонда, называется «криминалист», Горацио как раз занимается разведением этой уникальной породы, поскольку сам из их числа. Кому понравилось, там есть парочка холостых экземпляров, инструкцию по содержанию в неволе я вам напишу, так и быть.
Шутка была рискованной, и будь компания другой – Кристина поморщилась бы первой. Но она знала образ мысли этих людей. «Завоевать и удержать» было их образом жизни, и высказывать что-то противоречащее этой позиции означало превратиться в чужаков, изгоев, за которыми будут постоянно наблюдать десятки настороженных глаз.
Горацио все еще стоял на месте, невольно притягивая к себе внимание.
– Боже мой, Кристина, и как ты только решилась, – с нервным смешком сказала одна из женщин. – Я думала, за копа замуж только чокнутая выйдет, но ты-то нормальная…
– А он меня под дулом пистолета заставил, – не моргнув глазом, тут же заявила Кристина, мысленно поставив себе «отлично».
Все снова рассмеялись. Горацио быстрым шагом пересек гостиную, Кристина ждала, вызывающе подбоченившись. Кажется, никто не заметил их обмена взглядами: вопросительным – Горацио, подбадривающим – Кристины. Демонстративный поцелуй был встречен радостными воплями и одобрительным свистом.
– Прости, – неслышно шепнула Кристина.
Горацио ответил быстрой понимающей улыбкой.
– Кажется, это единственный способ заткнуть тебе рот, – негромко сказал он, продолжая разыгрывать ожидаемую роль.
– А поскольку мы этот способ применить не можем во избежание травм, несовместимых с жизнью, представьте себе, что нам приходится выносить, – подхватил, радостно улыбаясь, Джейсон Брюмер. – Имею честь работать под началом вашей жены, сэр, – приподнимаясь, поклонился он.
– Вот и замечательно, – тут же выскользнула из рук Горацио Кристина. – Знакомься. Генри, Джейк, – Кристина кивнула двум мужчинам, только-только вновь обратившим свой взгляд на шахматную доску. – Время от времени он утверждает, что едет на рыбалку. Так что проверьте его на вшивость. Девочки, учтите, что он дикий, сильно не наседайте, а то больше я его к гостям не выманю. Все, если мы не хотим остаться голодными, я возвращаюсь на кухню.
Представления оказалось достаточно, чтобы в глазах соседей Горацио стал вполне свойским парнем. Но в течение всего вечера Кристина замечала, с каким выражением он поглядывает на неофициальную парочку, пришедшую со своими официальными «половинками», на Миру Норд, виснувшую на чужих мужьях так, словно их жен тут и вовсе нет, на чету свингеров. Вероятно, с его точки зрения все эти люди являли собой просто воплощенное нарушение правил приличия.
– Ну как ты, живой? – поинтересовалась Кристина, ныряя под одеяло и прижимаясь к мужу, когда гости разошлись, Джошуа уснул, а в гостиной был наведен порядок.
– А мне даже понравилось, – обнимая ее, храбро заявил Горацио.
– Аха, значит, можно устраивать это почаще, – коварно протянула Кристина.
– Нет, не надо, – сразу капитулировал Горацио. – Но два-три раза в год я вполне это переживу.
– И замечательно, – улыбнулась Кристина.
Время от времени устраивать такие «показательные выступления» придется. Возможно, со временем они даже научатся получать удовольствие. Сейчас же ее мысли занимало другое. Узнав о ее «воскресении», ректор Шервуд-парка просто завалил ее письмами. Убедившись, что она не согласится на переезд, стал соблазнять на месячный курс лекций, надеясь произвести впечатление столь благоприятное, что несговорчивый преподаватель переменит свое мнение. Учитывая финансовый кризис, не обошедший и их семью, предложение было весьма соблазнительным, особенно если удастся совместить его с отпуском в больнице.
– Так что ты хотела сказать? – Горацио знал эту легкую отстраненность во взгляде, свидетельство того, что жена поглощена какой-то мыслью.
– Не сегодня, – прошептала Кристина, прижимаясь покрепче.
О приглашении она рассказала наутро за завтраком, не упомянув про переезд и словом – только про курс лекций. У Горацио не нашлось возражений, хотя перспектива провести месяц одному его явно не радовала.
Когда же узнавшая о ее отъезде Мира начала отпускать привычные шуточки, Кристина вдруг раз и навсегда решила для себя вопрос с защитой. Да, Горацио вполне способен дать отпор подобной нахалке и сам, но его поведение не будет вписываться в привычные схемы, вызывая лишь дополнительную агрессию. А вот ее защита как раз укладывается в стандартные рамки, существующие в головах такого типа женщин. И какая разница, как они это называют? Ревность? Отлично! Да, она очень, очень ревнивая жена!
Глава 50.Следующей серьезной проблемой, вставшей перед супругами, неожиданно оказались финансы. Доходов Горацио и Кристины хватало на поддержание вполне приличного уровня жизни, несмотря на то, что страховка Кристины не покрыла последние больничные издержки, а сама она временно не работала. Но был еще и Кайл.
Традиционный «год на раздумья» после окончания школы почти прошел, а работу в морге никто не рассматривал иначе как временную. Горацио сильно угнетала мысль о том, что он не способен обеспечить сыну поступление хотя бы в колледж, не говоря уж про высшие учебные заведения. Его собственные потребности были не так уж велики, так что даже при не самой высокой зарплате он мог бы сейчас располагать требуемой суммой. Но, поскольку Горацио даже не подозревал, что где-то растет его собственный ребенок, он долгое время материально поддерживал обе семьи брата, и законную, и незаконную, а это вылилось в немалые затраты с учетом болезни Мэдиссон. На миллионы Джулии рассчитывать было бессмысленно: к тому времени от них не осталось и следа, вынудив ее саму искать работу. Возможность взять кредит на обучение с учетом «послужного списка» Кайла была весьма призрачной.
Кристина не раз вспоминала полученное около года назад предложение от канадского университета. Предложение было щедрым, место заведующего отделением и преподавателя приносило бы достаточный доход, чтобы за пару лет решить проблему, но предполагало постоянное проживание в Канаде. А Кристину это не устраивало. Жить вдали от мужа теперь, когда все только-только стало налаживаться, казалось безумием, звать Горацио в Канаду, предлагая бросить работу и старшего сына – безумием вдвойне.
Прежде чем они успели что-либо решить, события получили неожиданное развитие. В их едва налаженную жизнь вторгся Рон Сарис, который решил отомстить жене-предательнице, пользуясь прикрытием новообретенной дружбы с правоохранительными органами в лице Рика Стетлера и недоказуемостью его новых преступлений из-за отсутствия отпечатков пальцев после ожогов от взрыва. Может быть, все и обошлось бы, может быть, Горацио нашел бы для Джулии пластического хирурга, который взялся бы за коррекцию оставленных лазерным скальпелем шрамов, сумел бы доказать вину Сариса и отправить его за решетку… Но времени на это не осталось. Для психического равновесия Джулии, снова прекратившей принимать таблетки после подозрения в краже улики, этот удар оказался решающим. Ее связь с реальностью становилась слабее день ото дня, уступая место выдуманному миру, в котором прошлое мешалось с мечтами о будущем, все решения были простыми и ясными, а причинно-следственные связи отсутствовали вовсе.
В день, когда разразилась катастрофа, и Джулия приехала к дому Горацио в поисках той женщины, которая осмелилась претендовать на место матери в жизни ее сына, Кристины и Джошуа, по счастью, дома не оказалось. Кристина отправилась на собеседование по поводу курса лекций, который она собиралась прочитать в окружном университете, а Джошуа с новой няней гуляли в прилегающем парке. Когда они вернулись домой, то обнаружили разбитое окно, соседи описали внешность «хулиганки» – и Кристина немедленно позвонила Горацио. Это позволило ему вовремя появиться в морге и предотвратить трагедию, но ситуация все равно оставалась сложной. Никто не позволил бы спустить дело о нападении на офицера полиции «на тормозах», и все, что сумел сделать Горацио, – это заменить пожизненное тюремное заключение для Джулии на пожизненное же пребывание в психиатрической клинике.
Вечером отец и сын появились дома в полном расстройстве. Горацио не мог отделаться от чувства вины, все думал о том, что мог пресечь развитие ситуации в зародыше, не доверившись столь поспешно словам Тары, а проведя полноценное расследование. Увы, Тара удачно выбрала уязвимое место лейтенанта, бросив подозрение на Кайла и его мать. Проводить расследование, которое вынудило бы принимать официальные меры по отношению к Джулии, Горацио не захотел и предпочел принять на веру бездоказательное обвинение в ее адрес. Несправедливость этого обвинения стала первым звеном, приведшим Джулию к роковому шагу, а для Тары Прайс оказался упущен момент, когда ее могли просто отстранить и отправить на лечение.
Если Горацио мнил себя главным виновником произошедшего, то Кайл, напротив, считал себя главной жертвой. Ему казалось, что его жизнь просто развалилась на куски, которые теперь уже не собрать воедино никаким чудом. И главное, не по его вине! Он старался изо всех сил, и что теперь? Его мать – в психушке. А его босс – под следствием. Не будет никаких рекомендаций, на которые он так надеялся – ведь доктор Прайс была довольна его работой. Не будет нормальной семьи – только клеймо «сына психованной».
Кристина, выслушав краткий пересказ событий дня от мужа и взглянув на мрачную физиономию Кайла, размазывающего ужин по тарелке, сочувственно улыбнулась – и ничего, вопреки ожиданиям Горацио, обсуждать не стала. Поцеловала в макушку нахохлившегося Кайла и сказала, что если он не хочет сейчас есть, то может подниматься наверх, в свою комнату, а мужу вручила Джошуа и заявила, что очень устала, поэтому сегодня малыша укладывает он.
Расчет оказался верен. Заглянув через час в комнату Кайла, Кристина убедилась, что парень отвлекся от переживаний, исчеркав несколько листов мрачными рисунками, и теперь вполне умиротворенно изучает какой-то журнал с множеством картинок разнообразного оружия. Переключить Горацио оказалось не так просто. Даже уложив Джошуа, спустившись вниз, включив телевизор и устроившись в кресле, он порой хмурился, явно не видя происходящего на экране и продолжая мысленный диалог с самим собой. Кристина посматривала на него украдкой из-за книги, но разговор не заводила, прекрасно зная, что если она озвучит те самые мысли, которые сейчас терзают мужа, он может лишь убедиться в правильности самообвинения, а дальнейших выводов просто не услышать.
– Ты заметил, что у Джошуа режется первый зуб? – как бы между прочим спросила Кристина, когда они легли в постель.
– Что? – Горацио приподнялся на локте. – Он немного беспокоен, конечно…
– У него повышенное слюноотделение, он тянет в рот твердые игрушки, – пожала плечом Кристина. – Это классические признаки.
– Но ведь еще рано?
Кристина лишь приподняла бровь.
– Конечно, это опять тот самый случай, когда понятие нормы неприменимо, – передразнил излюбленное выражение жены Горацио, сгребая ее в объятия.
– Именно, – поцеловав его в кончик носа, подтвердила она. – Милый, ты провел вечер с сыном, но… ты его не видел. Ты был поглощен чувством вины за то, что якобы мог сделать и не сделал. И если бы у твоего ребенка сегодня прорезался первый зуб, ты пропустил бы это событие в его жизни. И мог бы начинать терзаться уже по этому поводу, чтобы пропустить следующее. И так до бесконечности, – Кристина внимательно вглядывалась в посерьезневшие глаза мужа. – Извлекать опыт из прошлых ошибок полезно, но стоит ли это делать в ущерб настоящему?
Горацио вздохнул, нахмурился. Лег на спину, выпуская жену из объятий.
– То есть что, немного подумал – и хватит? – недоумение и сарказм смешались в его тоне.
– Я считаю: подумал, пришел к каким-то выводам – и хватит, – кивнула Кристина.
Горацио усмехнулся. Ну, собственно, к выводам он пришел еще до визита к судье. Но как же… С другой стороны, а что изменится от того, что он повторяет про себя бесконечные «должен был» и «виноват»? Ну, разве что вот действительно пропустит что-то важное, неповторимое…
– Я люблю тебя, – словно подводя итог всех этих размышлений, сказал Горацио. Кристина улыбалась. – Ты правда очень устала? – вдруг хитро спросил он.
Кристина рассмеялась и одним движением оказалась сверху, начиная целовать мужа.
***
Несколько дней прошли так спокойно, словно никаких потрясений и не было. Кайл выглядел задумчивым, но Горацио и Кристина полагали, что парень обдумывает, кем он хочет теперь работать, и предпочитали не мешать. Тем большей неожиданностью для них оказалось решение Кайла – пойти служить в армию.
– Милый, я понимаю, ты расстроен тем, что сын с тобой не посоветовался, – сказала Кристина, когда они снова остались вдвоем. Кайл, раздосадованный неодобрением отца, ушел ночевать к себе домой, а Джошуа уже спал. – Но, если отбросить эмоции, скажи, разве тебе не кажется, что он нашел хорошее решение?
Горацио поморщился и отложил книгу, пересаживаясь из кресла на диван, поближе к жене. Разумеется, он понимал, что служба в армии может стать поворотным моментом в жизни Кайла, открывая перед ним те возможности, которые сейчас были недоступны из-за совершенных ошибок. Отслужив, парень получит право на различные льготные программы – в том числе и в обучении.
– Его там могут убить, – страдальчески сдвинув домиком брови, озвучил свой главный страх Горацио.
Кристина вздохнула, беря руку мужа в свои и переплетая пальцы.
– Могут, – согласилась она. – Но давай посчитаем, сколько раз тебя могли убить за эти годы? И это при том, что участие в потенциально опасных для жизни ситуациях не является твоей прямой служебной обязанностью. Значит, есть что-то, что значит для тебя больше, чем вероятный риск, не так ли?
Горацио нахмурился, заставив Кристину заулыбаться. Разумеется, ему такое сравнение не кажется оправданным. Он – это он, лейтенант Горацио Кейн, а Кайл – совсем другое дело…
Больше они к обсуждению этой темы не возвращались, обдумывая ее каждый в своем ключе, но этот разговор подтолкнул Кристину к тому поступку, который во многом определил дальнейшее отношение Кайла к жене отца.
За неделю до отправки в тренировочный лагерь Кристина провела Кайла в университетскую анатомичку. Все, что могло пригодиться для выживания в джунглях, основы анатомии и неотложной помощи в полевых условиях, признаки и способы передачи инфекционных заболеваний – все это Кристина постаралась вместить в шестичасовой экспресс-курс для единственного слушателя.
Поначалу Кайл не выказывал особого рвения: парень искренне считал, что всему необходимому его научат в тренировочном лагере, да и попадать в такие передряги, чтобы пригодились навыки выживания в экстренных условиях, как-то не собирался. Но Кристина неожиданно командным тоном заявила, что ему нечего делать в армии, если он не в состоянии подчиняться приказам, не понимая до конца их сути.
– Никто не будет тебе объяснять общий замысел командования, – строго сказала она. – Тебе будут ставить конкретные задачи, не говоря про их роль в стратегическом плане. Если тебя это не устраивает, лучше отказаться сейчас, чем попасть под трибунал за неподчинение приказу.
– Я понял, – кивнул Кайл, сдвигая брови.
Кристине было немного не по себе. Конечно, она предпочла бы сесть рядом и объяснить, зачем могут понадобиться все эти знания, вызвать интерес, а не командовать. Но ее, помимо прочего, беспокоила несдержанность Кайла, его желание везде и во всем отстаивать свое мнение. Если он не готов подчиняться, армия может стать для него действительно опасным местом. И она предпочла рискнуть отношением Кайла к себе, чтобы преподать ему этот урок и посмотреть на реакцию.
Кристина беспокоилась напрасно. Больше года спустя, оказавшись в Северном Афганистане, неоднократно к тому времени убедившись в действенности и необходимости полученных в тот день знаний, Кайл впервые вслух назовет жену отца матерью.
Отношение это родилось исподволь, и не сразу было осознано. Но каждый раз, думая об оставшейся дома семье, Кайл представлял себе отца, его жену и своего младшего брата. О матери он вспоминал редко, и воспоминания эти были мучительны настолько, что Кайл предпочел совершить небольшое предательство, казавшееся ему вполне оправданным. Джулия бросила его дважды: в детстве, отказавшись от него, и сейчас, отказавшись от таблеток. Она обещала быть хорошей матерью, обещала быть с ним, но слова своего не сдержала. Кайл очень хотел любить мать, но в итоге вся эта любовь оказалась адресована той женщине, которая матерью не называлась, зато вела себя именно так, как должна была бы себя вести мать, по его представлениям. Оставалось лишь исправить это маленькое недоразумение, что Кайл и сделал.
***
С уходом Кайла в армию проблема финансов потеряла свою болезненную остроту, что позволило Кристине не спешить с выходом на работу. Джошуа, опровергая все статистические данные о более медленном развитии недоношенных детей, к шести месяцам обзавелся уже двумя зубами, активно ползал и умудрялся так вовремя восклицать «па» и «ма», что Горацио был уверен, что ребенок осознанно приветствует папу или маму. Пока Кристина читала курс лекций, новая няня прошла проверку, и теперь родители были готовы оставлять с ней ребенка на целый день, но с поисками работы была небольшая сложность. Репутация доктора Грэй, с которой Кристину охотно приняла бы на весьма выгодных условиях любая больница, была похоронена вместе с телом неопознанной женщины. Доктора Кейн в Майами никто не знал, а начинать собеседование с объяснения причин столь эксцентричного поступка Кристине совсем не понравилось.
В итоге решилось все неожиданно и просто. Гуляя с Джошуа в парке, Кристина далеко не сразу заметила остановившегося неподалеку мужчину, а когда заметила – растерялась. Джон Кэрри наблюдал за ними, не скрывая текущих по морщинистым щекам слез.
– Простите, – замахал он рукой, заметив, что на него обратили внимание. Вытер лицо носовым платком, подошел ближе. – Простите, я… Вы мне напомнили кое-кого…
– Джон… Это я, – сказала Кристина, беря на руки явно желающего познакомиться с подошедшим человеком сына.
– Вы… Кто? – не понял Кэрри.
– Это меня вы знали как Кристину Грэй, – объяснила она. – Я не умерла, похороны были инсценированы для того, чтобы не позволить преступнику меня добить. Простите, мы не могли никого посвятить в этот план.
– Мы?..
– Теперь моя фамилия Кейн, – улыбнулась Кристина. – И это – наш сын.
Кэрри перевел взгляд с рыжей головы Джошуа на лицо закусившей губу Кристины и, кажется, наконец поверил.
– Я так рад, – сказал он, выпустив ее из объятий.
Джошуа издал длинный недовольный возглас, выражая свое отношение к тому, что их стал обнимать какой-то незнакомец.
– Так, младшему Кейну я не понравился, – шутливо сдвинул брови Кэрри. – А как старший?
– Вы о чем? – прищурилась Кристина.
– Будет ли он возражать, если я ангажирую его жену, – усмехнулся Кэрри. – Скажем, на место заведующего отделением?
– Ух ты! – восхитилась Кристина. – А как же Эдди? – осторожно спросила она. Вряд ли Этингейл отнесется спокойно к такому назначению…
– А ты ничего не слышала? Он разбился месяца полтора назад.
Доктор Кэрри проводил их до самого дома, и не успокоился, пока не получил от Кристины обещания перезвонить ему на следующий день и сообщить о своем решении.
Собственно говоря, никаких особых возражений против возвращения именно в эту больницу у Кристины и не было, просто предложение оказалось слишком неожиданным. Правда, в этом случае проблема объяснения с людьми, считающими ее мертвой, вставала в большем объеме, но тут можно было рассчитывать на помощь доктора Кэрри, который вполне мог объявить о ее воскрешении официально, пресекая тем самым лишние вопросы, и практически безболезненно вернуть ее в профессиональную среду.
«Возвращение блудной дочери», как окрестил это Кэрри, произошло через три недели, когда Джошуа сравнялось семь месяцев, и прошло на удивление гладко. Сложные операции, доклады и административные хитрости вновь заняли свое место в жизни доктора Кейн.
Как ни странно, выход на работу не отдалил их с Горацио друг от друга. Теперь они проводили вместе меньше времени – выходные совпадали далеко не всегда, но внезапно у них появилась новая общая тема: управление. Полученный в Кампонгчнанге опыт во многих нюансах был неприменим в чужой стране, а Горацио к тому моменту более десяти лет руководил своей лабораторией и знал бюрократическую систему города изнутри.
Когда Джошуа исполнился год, Кристина первый раз рискнула отлучиться из дома на два дня – съездить на конференцию в Бостон. Поговорив вечером по телефону с мужем, она вдруг задумалась: а почему она действительно не ревнует? Поводом для таких раздумий было в шутку брошенное одной из соседок обвинение в том, что она прячет мужа. Сложилось так, что Горацио вынужден был задержаться на работе именно в тот вечер, когда Кристина устраивала вечеринку в честь дня рождения Джошуа. Кристина не видела в этом трагедии: Горацио был не из тех отцов, которым нужен повод в виде дня рождения для того, чтобы провести время с сыном или купить ему какой-то подарок, – и Горацио знал о таком отношении жены, а налаживать более тесные связи с соседями не так уж и рвался, поэтому пропустил вечеринку с легким сердцем. Кристина же лишь посмеялась над продолжением этой шутки в виде предположения, что она боится, как бы такого замечательного мужа у нее не увели, хотя ее изрядно покоробило.
Вот и сейчас, лежа в гостиничном номере, Кристина попыталась «примерить» на себя то, что описывала ей Мира: вот она представляет, что как раз сегодня вечером в дверь ее дома стучит симпатичная соседка – макияж, прическа, декольте, короткая юбка и стройные ноги прилагаются. Дверь открывает Горацио, окидывает женщину взглядом и… Тут фантазия Кристины начала пробуксовывать, потому что у нее никак не получалось представить выражение неконтролируемой похоти на лице мужа. Промучившись несколько минут, она сдалась. Неконтролируемую похоть пришлось заменить вспыхнувшим интересом. Так. Горацио приглашает женщину в дом. Тут снова вышла заминка, потому что даже в фантазии муж не желал торопливо оглядываться по сторонам, просто закрывал дверь с полным ощущением правомерности свидания и с предвкушающей улыбкой. Плюнув на эту его несговорчивость, Кристина попробовала представить само свидание, но и тут вместо мужа ей все время представлялся актер из кино, а вместо ожидаемых чувств она поймала себя на мысли о том, что даже криминалисту не под силу замести следы так, чтобы ничего не было заметно, а следовательно, как только жена вернется домой, этот герой-любовник станет типичным разведенным копом…
Подумала – и сама удивилась собственной категоричности и какому-то необыкновенному равнодушию. Когда-то, по молодости, у ее мужа были толпы любовниц – и она терпела все, даже сама себя обманывала, лишь бы не потерять семью. А сейчас понимала, что даже одна «случайная интрижка», как это принято называть, выльется в развод, и даже десяток детей не удержит ее в браке с человеком, который либо не способен приложить усилие ради сохранения этого брака, либо вообще нашел себе лучшую пару, чем она.
Кристина перевернулась на другой бок, обдумывая все это. Во время жизни с Питером она, оказывается, была уверена, что для мужчины сдержать свои инстинкты – непосильный труд. И такой подвиг имеет смысл пытаться совершить только ради совершенно невероятной, особой женщины. А если она – такая же, как все, то почему мужчина должен себе отказывать? Теперь же Кристина отчетливо осознавала, что, несмотря на то, что она – такая же, как и все, в случае развода теряет не только она. Точнее, раньше ей представлялось, что женщина-то теряет статус замужней дамы и много чего еще, а вот мужчина, наоборот, приобретает статус холостяка и свободу. Может, для кого-то это и так, но, думая о Горацио, Кристина понимала, что для него это будет потерей, пожалуй, даже большей, чем для нее. Потому что она уже переживала подобное (и даже более страшное), а он до того лишь мечтал о семье, но неудачные попытки не принесли бы ему такого разочарования, как крах уже сбывшихся мечтаний.
Вернувшись домой, Кристина несколько раз хотела завести с мужем разговор на эту тему, но как-то все не получалось. Почему-то казалось, что, как бы она ни подбирала слова, Горацио воспримет подобный разговор как завуалированное подозрение в измене, ревность, а то и угрозу.
А вот в разговорах с соседками или коллегами подобные темы всплывали не раз, и через какое-то время Кристина осознала, что, высказываясь откровенно, она провоцирует нездоровый интерес к их семье и к мужу в частности. Простая уверенность в том, что Горацио не пожертвует семьей ради случайной интрижки, оказывается, могла не только вселить в кого-то надежду, что бывают мужчины, для которых верность – не пустой звук, но и сподвигнуть женщин определенного склада на агрессивные действия в адрес такого мужчины, чтобы доказать всем окружающим, а главное – себе самой, что «чудес не бывает, а этот – такой же кобель, как и все прочие, просто случая не представилось».
Кристина стала помалкивать, предоставляя окружающим «слышать» в ее молчании то, что им больше по душе.
Когда же подошел второй день рождения Джошуа, она не стала ни прятать мужа от гостей, ни как-то акцентировать его внимание на тех ожиданиях, которые у некоторых из гостей наверняка имелись.
Вечеринка шла своим чередом, но Кристина чувствовала затаенное ожидание. Когда Горацио наконец появился на пороге, глазам Кристины предстало редкое зрелище: ее муж растерялся. Он, руководитель достаточно большого коллектива, который умел, хоть и не любил, выступать перед телекамерами, которому приходилось не раз давать свидетельские показания в напряженной тишине зала суда, явно не знал, как вести себя в гостиной собственного дома перед десятком соседей.
– Девочки, дружно сглотнули слюну, салфетки на журнальном столике, – переключая на себя внимание, сказала Кристина. – Это не случайный гость, это мой муж, могли бы и догадаться, Джошуа вы видели, а больше тут на три квартала в округе нет рыжих парней.
Горацио усмехнулся, на остатках рассеянности поправляя жетон и пистолет и ставя руки на пояс. Оживившиеся было гости снова замерли.
– Девочки, у кого остались салфетки, дайте мальчикам, – Кристина с трудом сдерживала смех. – Это новая разновидность копов, помесь сумасшедшего профессора и Джеймса Бонда, называется «криминалист», Горацио как раз занимается разведением этой уникальной породы, поскольку сам из их числа. Кому понравилось, там есть парочка холостых экземпляров, инструкцию по содержанию в неволе я вам напишу, так и быть.
Шутка была рискованной, и будь компания другой – Кристина поморщилась бы первой. Но она знала образ мысли этих людей. «Завоевать и удержать» было их образом жизни, и высказывать что-то противоречащее этой позиции означало превратиться в чужаков, изгоев, за которыми будут постоянно наблюдать десятки настороженных глаз.
Горацио все еще стоял на месте, невольно притягивая к себе внимание.
– Боже мой, Кристина, и как ты только решилась, – с нервным смешком сказала одна из женщин. – Я думала, за копа замуж только чокнутая выйдет, но ты-то нормальная…
– А он меня под дулом пистолета заставил, – не моргнув глазом, тут же заявила Кристина, мысленно поставив себе «отлично».
Все снова рассмеялись. Горацио быстрым шагом пересек гостиную, Кристина ждала, вызывающе подбоченившись. Кажется, никто не заметил их обмена взглядами: вопросительным – Горацио, подбадривающим – Кристины. Демонстративный поцелуй был встречен радостными воплями и одобрительным свистом.
– Прости, – неслышно шепнула Кристина.
Горацио ответил быстрой понимающей улыбкой.
– Кажется, это единственный способ заткнуть тебе рот, – негромко сказал он, продолжая разыгрывать ожидаемую роль.
– А поскольку мы этот способ применить не можем во избежание травм, несовместимых с жизнью, представьте себе, что нам приходится выносить, – подхватил, радостно улыбаясь, Джейсон Брюмер. – Имею честь работать под началом вашей жены, сэр, – приподнимаясь, поклонился он.
– Вот и замечательно, – тут же выскользнула из рук Горацио Кристина. – Знакомься. Генри, Джейк, – Кристина кивнула двум мужчинам, только-только вновь обратившим свой взгляд на шахматную доску. – Время от времени он утверждает, что едет на рыбалку. Так что проверьте его на вшивость. Девочки, учтите, что он дикий, сильно не наседайте, а то больше я его к гостям не выманю. Все, если мы не хотим остаться голодными, я возвращаюсь на кухню.
Представления оказалось достаточно, чтобы в глазах соседей Горацио стал вполне свойским парнем. Но в течение всего вечера Кристина замечала, с каким выражением он поглядывает на неофициальную парочку, пришедшую со своими официальными «половинками», на Миру Норд, виснувшую на чужих мужьях так, словно их жен тут и вовсе нет, на чету свингеров. Вероятно, с его точки зрения все эти люди являли собой просто воплощенное нарушение правил приличия.
– Ну как ты, живой? – поинтересовалась Кристина, ныряя под одеяло и прижимаясь к мужу, когда гости разошлись, Джошуа уснул, а в гостиной был наведен порядок.
– А мне даже понравилось, – обнимая ее, храбро заявил Горацио.
– Аха, значит, можно устраивать это почаще, – коварно протянула Кристина.
– Нет, не надо, – сразу капитулировал Горацио. – Но два-три раза в год я вполне это переживу.
– И замечательно, – улыбнулась Кристина.
Время от времени устраивать такие «показательные выступления» придется. Возможно, со временем они даже научатся получать удовольствие. Сейчас же ее мысли занимало другое. Узнав о ее «воскресении», ректор Шервуд-парка просто завалил ее письмами. Убедившись, что она не согласится на переезд, стал соблазнять на месячный курс лекций, надеясь произвести впечатление столь благоприятное, что несговорчивый преподаватель переменит свое мнение. Учитывая финансовый кризис, не обошедший и их семью, предложение было весьма соблазнительным, особенно если удастся совместить его с отпуском в больнице.
– Так что ты хотела сказать? – Горацио знал эту легкую отстраненность во взгляде, свидетельство того, что жена поглощена какой-то мыслью.
– Не сегодня, – прошептала Кристина, прижимаясь покрепче.
О приглашении она рассказала наутро за завтраком, не упомянув про переезд и словом – только про курс лекций. У Горацио не нашлось возражений, хотя перспектива провести месяц одному его явно не радовала.
Когда же узнавшая о ее отъезде Мира начала отпускать привычные шуточки, Кристина вдруг раз и навсегда решила для себя вопрос с защитой. Да, Горацио вполне способен дать отпор подобной нахалке и сам, но его поведение не будет вписываться в привычные схемы, вызывая лишь дополнительную агрессию. А вот ее защита как раз укладывается в стандартные рамки, существующие в головах такого типа женщин. И какая разница, как они это называют? Ревность? Отлично! Да, она очень, очень ревнивая жена!
@темы: "Сто лет одиночества", Кристина, Джошуа, Кайл Хармон, Джулия Винстон, "Двум смертям не бывать", Горацио Кейн