
Горацио остановил машину, но не торопился выходить. Разумеется, он еще вчера, когда только зашла об этом речь, отдавал себе отчет, что разговор будет не из простых, но сейчас вдруг поймал себя на мысли: «если Элины нет дома – то и хорошо».
Это не было трусостью, это не было неготовностью к разговору. Горацио перебрал несколько возможных вариантов, пытаясь предугадать реакцию Элины, затем понял, что на самом деле реакция эта его не особенно беспокоит: это Кристина формулировала задачу как «поговорить с Элиной», а сам Горацио видел себе это не иначе, как «сообщить Элине». Поставить ее перед фактом. И реакция Элины на этот факт ничего не изменит для него самого. Правда, от этого будет зависеть его дальнейшее отношение к семье брата. Но тот давний порыв: именно объясниться, возможно, даже в чем-то извиниться, так и не реализовавшийся с тех пор, как он ушел из дома Элины после заварушки с Майей-Сандрой, – прошел бесследно.
В том же, что реакция Элины будет в какой-то степени (и, вполне возможно, в весьма значительной степени) негативной, Горацио не сомневался. В памяти были странно свежи все моменты, когда Элина узнавала что-либо, касающееся его жизни. Что-либо из того, что он, по ее мнению, просто обязан был ей рассказать, но утаил.
Вообще, сейчас Горацио с особенной ясностью сформулировал для себя ощущение, постоянно исподволь угнетавшее его в общении с женой брата. У Элины был свой план жизни. Если кто-то хотел принимать в этой жизни участие, то для него отводилось свое место и роль в этом плане, и, как говорится, шаг в сторону считался попыткой к бегству, после чего следовал выстрел без предупреждения. В принципе, независимость Элины импонировала Горацио, к тому же во многом предлагаемая роль совпала с его собственными намерениями, и это-то, как он теперь понимал, и послужило причиной их обоюдного заблуждения – надежды на то, что у них что-то может получиться.
Сформулировав для себя все это, Горацио невольно задумался, пытаясь классифицировать с этой точки зрения то, что происходило у них с Кристиной. Она не пыталась «встроить» его в свой план, это однозначно. В то же время он не мог сказать, что она готова играть роль в соответствии с его ожиданиями. Более того, Кристина, похоже, не считала, что их прежние жизненные планы должны остаться в прошлом, и теперь они будут строить все заново, с чистого листа. Нет, их личные жизненные планы никуда не делись, но к ним добавилось что-то новое. То, что они смогут сделать только вместе. И такое положение вещей более чем устраивало Горацио.
Что же касается мимолетного желания избежать предстоящего объяснения, то, поразмыслив еще минуту, Горацио решил, что ничего странного в негативных эмоциях по этому поводу нет: вполне естественно, что его не радует возможная перспектива выслушать нелицеприятные слова в свой адрес. Ведь Кристина права: пока он сам чувствует себя в некотором роде обманщиком и предателем, он особенно уязвим для любых подобных выпадов.
С другой стороны, ее вчерашние слова уже заронили зерно вполне здравых рассуждений, которые сейчас помогали Горацио достаточно успешно справляться с чувством вины, то и дело норовившим поднять голову. Оно могло превратить спокойное сообщение о своем решении (которое определенным образом касалось жизни Элины, а потому его, несомненно, требовалось довести до ее сведения) в жалкие оправдания, способные спровоцировать довольно некрасивую сцену, одной мысли о которой было достаточно, чтобы зародилось желание как-то избежать этого.
Тем не менее, Горацио сознавал, что тон беседы будет задавать именно он, и это, наравне с привычным ощущением высокой ответственности – ответственности не только за себя – придавало ему уверенность, всегда сопутствующую ощущению контроля над ситуацией.
***
Элина открыла дверь и замерла на мгновение, разглядывая его. Горацио сжал солнцезащитные очки, улыбнулся, не позволяя завладеть собой привычному ощущению долженствования перед этой женщиной. Он ничего не должен. Ему самому удобнее расставить сейчас все точки над «и», и он готов это сделать.
– Проходи, – сказала Элина, отступая от двери. Заложила руку за спину, наклонила голову. Кажется, она была смущена внезапностью его визита, но в принципе ожидала его.
Элина сделала приглашающий жест головой и рукой, и Горацио, быстро улыбнувшись, проследовал за ней в комнату.
Его даже немного удивило собственное спокойствие. Как легко, оказывается, все могло бы быть, если бы между ними не было напряжения скрытой борьбы за главенство! А ведь когда-то, в самом начале, так оно и было, он помнит. И как жаль сейчас сознавать, что те чудесные моменты были лишь моментами совпадения роли, которая ему отводилась сценарием Элины, и роли, которую он был намерен играть в этих отношениях сам.
Теперь же Горацио собирался объявить о ее победе. Она остается главной. Но не над ним.
– Чай, лимонад? – спросила Элина, войдя в гостиную. – Кофе?
– Нет, спасибо, – Горацио еще раз улыбнулся и неожиданно взял ее за руку. – Давай присядем и поговорим.
Элина послушно опустилась на диван, Горацио сел в кресло, наклонившись вперед и поставив локти на колени. Опустил голову, собираясь с мыслями. Соединил кончики пальцев, чуть постукивая ими друг об друга, будто репетируя про себя какую-то песню и задавая ритм. Заминка объяснялась просто: у Горацио возникло четкое ощущение, что Элина ожидает от него «капитуляции». Ожидает, что он объявит что-то вроде: мол, столько лет пытался «убежать от судьбы», выстраивая «барьеры» в виде Ребекки, Рэчел, Марисоль, Майи, Кристины – и вот теперь, после смерти последней, наконец осознал… И так далее.
Горацио испытал желание сказать резкость, но тут же одернул себя. Вполне возможно, что это все – лишь плод его фантазии. А Элина, между прочим, ждет объяснений его внезапного приезда.
– Наверное, мне придется начать издалека. Ты наверняка помнишь, как четыре года назад меня захватили в заложники, – сказал Горацио, и Элина, усмехнувшись, откинулась на спинку дивана, видимо, настроившись на долгий рассказ. – Меня держали в маленьком флигеле в саду. А еще там жила женщина, врач, потерявшая всю свою семью в Камбодже…
– Ты говоришь о Кристине Грэй? – чуть приподняв бровь, уточнила Элина.
– Тогда ее звали Кристина Маршалл, – кивнул Горацио. – Я не знал ее фамилии, она назвала только имя и объяснила, что будет приносить еду, а от меня требуется лишь ждать, пока меня освободят. Я не выполнил условия, попытался сбежать, был пойман и наказан, – на лицо Горацио набежала тень, он дернул уголком рта, но продолжил: – Но я никогда никому не говорил, что побег был подстроен Кристофером Менгом.
На самом деле, изначально он этого и не помнил. Даже когда ему казалось, что он вспомнил все. Эта деталь вдруг вспомнилась и заняла свое место лишь недавно, когда оказалось, что Кристофер не такой уж прямолинейный дуболом, каким он остался в воспоминаниях Горацио. Нет, этот человек был хитер и изобретателен, и тот разговор, убедивший заложника в отсутствии охраны и подтолкнувший к побегу, а на самом деле попросту срежиссированный, был прекрасным тому подтверждением.
– Что?! – Элина не поверила своим ушам. – Он же избил тебя до полусмерти за это!
– Не за это, – Горацио едва сдержал раздражение при воспоминании о собственной близорукости. Истинная причина чрезмерной жестокости Кристофера тоже стала для него очевидной лишь недавно, хотя Кристина намекала на нее еще тогда, а Горацио ей не поверил – и теперь не уставал поражаться, почему он не поверил сразу, что это действительно все та же банальная ревность, просто дошедшая до абсурда. – Он приревновал меня к Кристине и таким образом убрал из ее дома.
– А было за что? – глухо поинтересовалась Элина после долгой паузы.
– На тот момент – едва ли, – поставив домиком брови, Горацио изучал собственные руки. – Все случилось позже, когда Кристина выхаживала меня после ямы, – Горацио снова дернул углом рта и зябко поежился. Воспоминания о яме были мучительны даже сейчас, четыре года спустя. – А потом…
– Потом ты все забыл, – кивнула Элина, щурясь.
– Да.
Горацио внутренне собрался, поскольку они подошли к самой сложной для него части разговора. Не потому, что предстояло вслух заявить о своих чувствах, а потому что нужно было упомянуть о том, что сотворил Менг.
– Две недели назад Кристофер Менг сбежал и напал на семью Кристины, – заговорил Горацио и тут же умолк, крепко стиснув зубы. Истерзанное маленькое тело в расстегнутом мешке для трупов, бледное лицо, фотографии с места преступления, рыдания Кристины, узнавшей о смерти мужа и приемной дочери…
– Горацио, – Элина придвинулась ближе и положила руку на его предплечье. – Горацио, ты не виноват в ее смерти.
Горацио криво улыбнулся, пытаясь взять себя в руки.
– Она не умерла, – тихо сказал он, поднимая глаза и накрывая руку Элины своей ладонью. – Нож не дошел до сердца, и Кристина осталась жива. Но Кристофер не должен был узнать об этом, и я все сделал так, чтобы заставить его поверить в ее смерть.
Элина смотрела на него широко распахнутыми глазами.
– И похороны… – уточнила она.
– Это была одна из наших Джейн Доу, – кивнул Горацио. – Если бы ее не похоронили со всей семьей, могли возникнуть подозрения, – он говорил все это, а сам пристально вглядывался в глаза Элины, пытаясь понять, что она сейчас думает и чувствует.
По выражению ее лица Горацио понимал только, что в дальнейших объяснениях и признаниях нет нужды, Элина прекрасно поняла все недосказанное. В конце концов, она была свидетельницей их первой встречи в больнице, да и после смерти Майи все происходило практически у нее на глазах, в этом доме. Но какая последует реакция, Горацио понять не мог. Слишком много самых разных чувств сменялось на лице Элины. Затем оно как-то погасло, и Горацио решил, что пора вмешаться.
– Элина, – осторожно сказал он. – Ты чудесная, удивительная женщина, – его пальцы мягко сжали ее ладонь. – Просто мы с тобой…
– Горацио, – тряхнув головой, перебила его Элина. – О каких «мы с тобой» ты говоришь? Было ли когда-то это «мы»?
Горацио потупился. С одной стороны, тон был обвиняющим, тон предлагал ему занять позицию «согрешившего», того самого обманщика, столько лет дурившего голову обещаниями счастья. С другой стороны, если не реагировать на тон, Элина была совершенно права, просто Горацио не ожидал, что она это осознает.
– Оно могло бы быть, – слегка пожав плечами, сказал он.
– Но этого не случилось, – сощурившись от внезапной горечи этих слов, ответила Элина.
Горацио смотрел на нее чуть исподлобья. Такая реакция даже не числилась у него в списке предусмотренных, и тем больше уважения вызывала. Что ж, Кристина была права – если он сейчас понимает, что не любит эту женщину и не сможет жить с ней, это вовсе не означает, что он не любил ее никогда, и уж тем более – что ее не за что любить и уважать. Такая реакция многое делала проще. По крайней мере, Горацио будет с удовольствием продолжать заботиться о семье брата, по мере сил, разумеется.
– Что ж, – вымученно улыбнулась Элина, поднимаясь. – Спасибо, что пришел.
Горацио неуверенно взглянул на нее, тоскливо поднимая домиком брови. Больше всего ему хотелось обнять сейчас Элину и сказать, что у нее все тоже будет хорошо. Но он опасался, что этот жест только ухудшит ситуацию, невольно подавая какие-то несбыточные надежды, а подобные слова окажутся грубы и фальшивы, как бы искренне он этого ей не желал.
– Элина, – Горацио тоже поднялся и теперь стоял совсем рядом.
Элина обхватила себя руками за плечи. Горацио потер ладонями ее предплечья и все-таки притянул к себе.
«Не решай за нее», – сказала Кристина. Слишком часто она оказывалась права, чтобы не прислушиваться к ее словам.
– Мы все равно остаемся семьей, – тихо сказал он. – Что бы ни случилось, ты можешь рассчитывать на меня.
– Я знаю, – горькая, тоскливая улыбка тронула губы Элины. Она не могла надышаться им. Напоследок.
– Некоторые вещи нужно говорить вслух.
Элина заглянула ему в глаза и тут же отстранилась. К чему тешиться иллюзиями? Да, возможно, когда-то, это могло случиться, Горацио был бы с ней. Но теперь это была только иллюзия, а Элина была достаточно гордой и достаточно умной, чтобы понимать недолговечность такого самообмана.
– Тебя ждут, – просто сказала Элина.
– Ждут, – кивнул Горацио. Он испытывал невыразимое облегчение и легкое нетерпение. А от мысли, что через полчаса он уже обнимет Кристину, и начнется тихий и бесконечно желанный вечер вдвоем, сладко кружилась голова.
– Приятно видеть тебя таким, – не удержалась Элина.
Горацио быстро взглянул на нее, будто проверяя, правильно ли он расслышал, смущенно улыбнулся и слегка пожал плечами. Он был счастлив, и желал того же и ей.
***
Это был тот самый пляж. Кристина вышла из машины, огляделась и замерла. Прошло почти шесть лет, а пляж остался таким же красивым и таким же безлюдным. Для океана, солнца, пальм и песка эти годы были подобны мгновениям, в то время как для нее они включали просто огромнейший кусок жизни. Шесть лет назад, подумать только, она не знала Горацио.
Кристина с легкой улыбкой оглянулась на него. Горацио деловито доставал из багажника пляжные полотенца, плед, зонтик, корзинку с продуктами, не замечая заминки. Кристина невольно опустила глаза на свою фигуру, задаваясь вопросом, изменилась ли она так же сильно со времени их знакомства.
– Что, что-то не так? – спросил Горацио, наконец заметив ее взгляд.
– Нет, все в порядке, – тряхнула головой Кристина.
Провела рукой по волосам, поморщилась. Да уж, если она собралась выходить на работу, придется как-то скрыть следы самоуправства Кристофера. Кристина опустилась на плед, в чем была, обхватывая колени руками. Горацио возился с установкой зонтика, затем сел рядом, не вмешиваясь в ее размышления.
Кристина смотрела на океан, но отчетливо ощущала его присутствие. И сдерживаемое желание покомандовать. Вероятно, ему кажется странным, что она не торопится раздеваться, не идет купаться, даже книжку не берет, а просто сидит и смотрит. Но, с другой стороны, вероятно, он понимает, что озвученное предложение поехать на пляж, чтобы подышать свежим воздухом, и согласие на это никак не регламентируют ее действий.
Странно, но в этот раз воспоминания о детях если и мелькнули, то только потому, что пляж оказался тем же самым, на который ее давным-давно возил Марк. В этот раз все мысли Кристины были о Горацио. В частности, о том отличии от многих других мужчин, которое так явственно проявилось в последние дни. Для нее с самого начала не была секретом властность Горацио. И Кристина еще пару дней назад опасалась, не будет ли эта властность переходить границы, превращаясь в тотальный контроль. Но теперь стало понятно, что для Горацио власть – это в первую очередь ответственность, и опасения значительно поутихли. Власть для него была в первую очередь обязанностью отвечать за своих подчиненных, думать о них, и лишь потом – правом приказывать и требовать подчинения.
– Не хочешь искупаться? – нарушил молчание Горацио.
Кристина отрицательно покачала головой.
– Тебе здесь не нравится? – сдвинув домиком брови, уточнил он.
– Ну что ты, – улыбнулась Кристина, откидываясь назад. Потянулась, легонько поцеловала его в щеку. – Просто я так давно не была в таком …спокойном месте. Не хочется суетиться. Ведь мы никуда не торопимся?
Горацио кивнул, явно успокоившись и расслабившись.
– Знаешь… – помолчав немного, сказал он. – Возможно, сейчас не самый подходящий момент, но…
Кристина, снова обхватившая было колени, повернула голову, но взгляд Горацио ей поймать не удалось, он смотрел вниз, приподнявшись на локте и обводя пальцем свободной руки рисунок пледа.
– Я хотел тебе кое-что сказать, – шевельнув бровями, продолжил он. – В общем… У меня есть сын.
Он помедлил еще несколько секунд, прежде чем решился поднять взгляд.
– От Элины? – вспомнив о вчерашнем визите, спросила Кристина. – Или от Марисоль?
– Ни от той, ни от другой, – продолжая испытующе глядеть ей в лицо, качнул головой Горацио.
Кристина чуть нахмурилась, не понимая, к чему этот разговор, но промолчала, ожидая пояснений, но не торопя их.
– Это сложная история, – лизнув губы и снова опустив взгляд, продолжил Горацио. – В 1990 году я работал под прикрытием в Пенсаколе. У меня был псевдоним, и вообще я изображал плохого парня.
Кристина быстро улыбнулась:
– Интересно было бы на это посмотреть.
Горацио хмыкнул, снова шевельнул бровями, повел головой и плечом, будто говоря: «Да ничего особенного».
– Тогда я и познакомился с девушкой по имени Джулия. У нас… В общем, у нас завязался роман. Затем Джулия куда-то исчезла, и я только много лет спустя узнал, что она родила ребенка и в свидетельстве о его рождении указала меня отцом. Точнее, там стоял мой псевдоним – настоящего моего имени Джулия тогда не знала.
Горацио бросил взгляд на лицо Кристины. Она слушала внимательно и серьезно, и, ободренный этим, он продолжил:
– Когда мы с тобой познакомились, я ничего не знал. Я узнал об этом меньше года назад, случайно. Я проверил ДНК и убедился, что этот ребенок – действительно мой сын. Кайлу скоро исполнится семнадцать. Он… Он сейчас живет с матерью. Вот…
– Хорошо, – кивнула Кристина.
– Хорошо? И все? – в некотором замешательстве переспросил Горацио.
– Ммм… – Кристина сдвинула брови. – Это имеет какое-то отношение ко мне? Ты хочешь забрать сына у этой Джулии? Или?..
– Ну, нет. Я, конечно, хотел его забрать, но… – Горацио мотнул головой. – Ты не …сердишься, что я не рассказал этого раньше, что вообще все это …так получилось?
Кристина тихонько рассмеялась, уткнувшись лицом в колени, потом неожиданно легко толкнула Горацио в грудь, опрокидывая на спину, и уселась сверху.
– Да, действительно, как ты посмел иметь ребенка, да еще и не рассказать об этом сразу же, как узнал, женщине, которая явно давала тебе понять, что у тебя своя жизнь, а у нее – своя? Милый, тебе самому не смешно?
Горацио сначала выглядел весьма озадаченным, потом пожал плечами и широко улыбнулся. Вообще-то, он думал об этом весь вечер и все утро, и ему это отнюдь не казалось смешным. Визит к Элине разбудил кое-какие воспоминания, и Горацио был решительно настроен не повторять прошлых ошибок – так он для себя это называл.
– Давай договоримся, – уже серьезно предложила Кристина. – Твое прошлое – это твоя личная собственность. Если у тебя возникнет желание поделиться ею, то ты это сделаешь, когда сочтешь нужным и удобным. Мне хотелось бы, со своей стороны, поступать именно так.
– Хорошо, – ласково улыбаясь, согласился Горацио.
– Хорошо? И все? – передразнила его Кристина.
Вместо ответа Горацио притянул ее к себе, потом опрокинул, целуя, но через некоторое время отстранился, почувствовав, что Кристина как-то напряжена.
– В чем дело? – спросил он. – Здесь же нет никого.
– Они могут появиться в любой момент, – пожала плечами Кристина, извиняясь.
Горацио открыл было рот, чтобы сказать, что здесь совершенно пустынное место, и никто сюда не зайдет, но передумал. Понял, что его убежденность не имеет сейчас никакого значения – Кристина чувствует себя некомфортно на открытом месте, и этого он при всем желании никак не изменит.
Несмотря на это, никто не назвал бы их отдых в тот день неудачным. Они все же искупались, мазали друг друга солнцезащитным кремом, немного побаловались с едой, кормя друг друга с рук, лежали и сидели то рядом, то в обнимку, разговаривали.
К разговору о Кайле в этот день они так и не возвращались, договор вступил в силу, оставляя прошлое каждого из них прошлому, делиться которым нужно было исключительно по желанию.
@темы: "Сто лет одиночества", Кристина, Элина Салас, "Двум смертям не бывать", Горацио Кейн