Автор: Tinka1976
Фандом: CSI:Miami
Категория: цикл "Кристина" (19)
Написано в августе-сентябре 2010 года.
Размер: макси (38317 слов)
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Горацио/Кристина
Место и время действия: Майами, 2004 - 2008 год, (начало 3 сезона - конец 6 сезона).
Жанр: драма, романс, хёрт/комфорт
Предупреждения: UST, насилие/жестокость, изнасилование, убийство ребенка.
Авторские примечания: эта часть представляет собой авторскую трактовку канона, а также "изнанку" фиков "Снайпер" и "Майя".
Часть третья. От любви не умирают.
Глава 23.
Глава 23.
Доктор Кассандра Траверс не раз встречалась в своей практике с бессознательным сопротивлением пациентов. Помимо множества других причин зачастую их память просто не желала воскрешать травмирующее воспоминание.
Данный случай был исключением не из-за отсутствия бессознательного сопротивления, а из-за упорства пациента в желании это сопротивление преодолеть.
Она снова и снова перелистывала хорошо знакомую ей историю болезни.
Горацио Кейн, 44 года, лейтенант криминалистической лаборатории, захвачен в заложники при налете на банк, три недели назад поступил в бессознательном состоянии, детали травмирующей ситуации и оказанной на месте помощи неизвестны.
Кэсси вызвали, когда у пациента обнаружилась амнезия. Потеря памяти в результате травм головы была ее специальностью, большинство ее пациентов либо успешно восстанавливали утраченное, либо не менее успешно учились жить с отсутствием некоторого куска памяти.
С лейтенантом с самого начала все было сложнее. Его коллеги описывали два момента, теоретически способных спровоцировать амнезию: удар ногой в лицо при захвате в банке и, вероятно, множественные удары по голове, нанесенные несколько дней спустя из-за того, что лейтенант, по словам похитивших его людей, нарушил условия. Причем Кэсси готова была поставить весь свой опыт и интуицию на то, что второй момент был гораздо более благоприятным для развития амнезии. Но, очнувшись, лейтенант Кейн спросил, не попал ли он в аварию, и вскоре выяснилось, что последнее, что он помнит – это дорога в банк.
Четыре дня спустя рано утром дежурная медсестра вызвала в его палату врачей скорой помощи: у пациента начался судорожный припадок, результатом которого неожиданно явилось возвращение части воспоминаний. Лейтенант смог описать захват и три дня, когда его держали в маленьком флигеле, приводя с завязанными глазами в дом на сеансы связи. Он вспомнил, как затем попытался сбежать, а после этого в памяти остались лишь яркий свет, темнота – и пробуждение в больнице. Подтвердить его слова было нечем: строение в саду взорвалось за несколько минут до начала штурма, а телефон лейтенанта, запеленговав который, удалось его найти, обнаружили в доме. Еще одной деталью, ставившей неискаженность воспоминаний под сомнение, было присутствие в доме другой заложницы, помимо лейтенанта. Никто из обитателей дома этого не подтвердил, даже непричастные к похищению женщины. Впрочем, все они так же единогласно утверждали, что и лейтенанта никогда не держали в этом доме, так что тут Кэсси была больше склонна верить Горацио Кейну.
Криминалисты только что не по кирпичику разобрали дом, пытаясь доказать, что их начальника содержали именно там, но его следы обнаружились лишь в тайнике – двухметровом наглухо закрывавшемся колодце. Казалось бы, вопрос оставшихся четырех дней снят, но концы с концами не сходились.
Кто-то оказал лейтенанту квалифицированную медицинскую помощь. Причем у Кэсси было впечатление, что, если бы могли, коллеги-хирурги водили бы экскурсии для новичков и стажеров, показывать эти швы на лбу Кейна. Когда швы сняли, остался бледно-розовый шрам, а теперь, всего три недели спустя, он проступал тонкой белой линией над виском, только если лейтенант краснел, так что Кэсси вынуждена была согласиться – такая ювелирная работа никак не могла быть делом рук рядового продажного хирурга, привыкшего выковыривать из бандитов пули, не сообщая в полицию. Все остальные повязки были вполне стандартны, но общее впечатление складывалось такое: с Кейном поработал очень хороший врач. Кэсси готова была допустить, что та самая заложница, о которой твердил лейтенант, и есть этот врач, но вопросы все равно оставались.
Почему эта заложница бросила пациента, а не дожидалась освобождения вместе с ним? Что лейтенант делал в парке и как туда попал?
– Если вы поможете мне вспомнить, все станет на свои места, – говорил лейтенант, устроившись в кресле напротив Кэсси.
– Понимаете ли, Горацио, – сочувственно объясняла она, – это очень тяжелые для вас воспоминания. Ваш мозг не просто так попытался вычеркнуть их из вашей жизни.
В глазах лейтенанта появлялось упрямое выражение, и Кэсси понимала – все дело в этой женщине. Когда Кейн рассказывал о ней, его лицо становилось мягким и задумчивым. Похоже, за то недолгое время, что они провели вместе, между ними завязались какие-то отношения, и теперь лейтенанту хотелось понять, почему же эта женщина сбежала.
– Давайте подождем? – предлагала Кэсси. – Часть воспоминаний вернулась сама. Возможно, оставшаяся часть вернется точно так же. Или вернется ваша беглянка и все расскажет.
Лейтенант опускал глаза и покусывал губу.
– Я должен знать, стоит ли ждать, – сказал он через несколько встреч. – Кристина пыталась меня спасти, она разговаривала с Элиной незадолго до штурма, просила не штурмовать, а попытаться действовать скрыто. Звонок прервался. А потом флигель, где она жила, взорвался. И ее не было рядом со мной, когда пришел спецназ. Вы понимаете, Кассандра?
– Да, я понимаю, что вы имеете в виду, – кивнула тогда Кэсси. – Что ж, давайте попробуем.
Лейтенант Кейн, по ее глубокому убеждению, был из тех, кто крайне неохотно подчиняется гипнозу. Властная натура сопротивляется потере власти над собой. Но сейчас на ее стороне было искреннее желание пациента вспомнить, а гипноз был неплохим подспорьем.
– Вы идете через парк, вокруг темно, вы опасаетесь погони, – начала Кэсси, введя Горацио в транс. – Яркий свет, вас поймали, – Кейн слегка поморщился, его выдох напоминал стон, и Кэсси решила сразу провести его дальше. После побоев ему, вероятно, оказали помощь и поместили в колодец, в ту самую темноту. А вот что было после – уже неизвестно. – Теперь вы в темноте. Там тихо, там только вы. У вас болит плечо и нога. Вы лежите или сидите? Что вы ощущаете?
Горацио некоторое время молчал, потом его дыхание участилось.
– Темно, – глухо проговорил он. Казалось, что-то мешает ему говорить, словно рот заткнут. – Больно, – со стоном выдохнул Кейн, неожиданно запрокидывая голову и выгибаясь. Пальцы свободной от фиксирующей повязки руки впились в подлокотник, но тело уже не слушалось, билось само по себе, словно пожираемое болью изнутри. Он сполз с кресла и вдруг застыл, вытянувшись на ковре, неловко подвернув под себя руку.
Кэсси не успела даже начать выводить его из транса, понадеявшись, что воспоминания о боли будут недолгими. Нажав кнопку вызова экстренной помощи, она кинулась к лейтенанту и нащупала пульс. Пульс был, а вот дыхания не было слышно. Кэсси поспешно накрыла его рот платком, начиная искусственную вентиляцию легких. Подоспевшая бригада уже собиралась вводить трубку, когда Горацио все же задышал сам. Кэсси шла рядом с каталкой, на которую его переложили, пытаясь вернуть профессиональный настрой мыслям. Что же она упустила? Что пошло не так?
Кейн был без сознания почти четыре часа, за это время Кэсси успела переговорить с его коллегами. Оказывается, медицинская помощь была оказана ему не сразу, до этого сутки, а вероятнее – двое-трое суток лейтенант лежал в том проклятом колодце. Кэсси с досадой стукнула себя кулаком по колену, услышав об этом. Да он же там практически умирал, а она отправила его именно в этот момент!
Когда Горацио очнулся, Кэсси сухо пояснила ему произошедшее, и добавила, что впредь подобные эксперименты она рекомендует не проводить.
И вот, неделю спустя, он вновь сидит напротив, нахмурившись, опустив голову. Пленка не оправдала его ожиданий, а Кэсси только что повторила свой категорический отказ.
– Ваше сознание оберегает вас от травмирующих воспоминаний, – пожала плечами она.
Кейн кивнул.
– Ну хотя бы последний час перед освобождением? – попросил он. – Кассандра, вы должны мне помочь…
Она понимала, что это его последняя надежда. Женщина не объявилась, память не вернулась. Догадками он довольствоваться не привык.
– Это невозможно, – с искренним сожалением покачала головой Кэсси. – Нужен какой-то ориентир для вас, чтобы погрузить именно в нужный момент, либо вспоминать придется все…
– Я выдержу, – упрямо сжал губы он.
– Нет, Горацио, – твердо ответила она. И добавила уже мягче: – Извините, но я не стану даже пытаться. Не хочу портить свою репутацию вашей смертью в моем кабинете. Если хотите, мы можем разобраться с вашим отношением к этой ситуации…
Его ответ Кэсси угадала, еще не договорив.
– Спасибо, Кассандра, – прищурившись и склонив голову набок, сказал он. – Если мне понадобится ваша помощь с этим, я непременно зайду.
Кассандра Траверс некоторое время смотрела на закрывшуюся за лейтенантом дверь. Так всегда. Людям нужно лишь несбыточное и недостижимое. А не реальная помощь, которую она могла бы оказать. Завтра лейтенанта выпишут, через неделю – снимут повязку, жизнь вернется в свою колею, а он так и будет разрываться между чувством вины за возможную гибель той женщины и жгучим желанием узнать, что же с ней стало.
***
Девять дней спустя на Майами накатило цунами. Дом Антонио Винченце был разрушен, но это уже было неважно: криминалисты давно отработали все, что могли, перчатки, ставшие главной уликой против Кристофера Менга, и автомобиль, ставший уликой против Марка Симпла, были надежно укрыты в хранилище. Кристофер получил пожизненный срок, Марк, против которого прямых улик не оказалось, пошел на сделку с прокурором и получил всего пять лет. Марии Эскотт, носившей его ребенка, пять лет не казалось маленьким сроком, а Аннабель на первой же встрече в тюрьме сумела дать взятку охраннику и получить несколько минут жаркого секса с Крисом, так что ее и пожизненный срок не очень-то пугал. Против Антонио Винченце обвинение не выдвигали: на следующий день после ареста он умер от обширного инфаркта, его не успели даже довезти до больницы.
Никто из четверых оставшихся в живых обитателей дома дона Винченце не сказал ни слова о Кристине Маршалл. Марк и Мария не желали ей зла, радовались, что она сумела ускользнуть, и не собирались препятствовать. Кристофер, напротив, жаждал мести, но хотел расправиться с вероломной сучкой сам. Аннабель же вообще не желала ничего слышать о Кристине, надеясь, что теперь-то все внимание обожаемого Криса сосредоточится на ней одной.
Впрочем, если бы кто-то и стал искать Кристину Маршалл, таковой в Майами не обнаружилось бы. Первым ее побуждением после того визита в больницу было, не медля ни секунды, уехать в Нью-Йорк и начать строить свою жизнь с нуля, вспоминая о высоком рыжем полицейском с добрыми синими глазами, о его невероятно нежных руках и губах, как о красивой сказке, приснившейся однажды ночью. Кристина даже отправилась в аэропорт, но по дороге вдруг поняла, что, как ни странно, за эти годы большой и шумный Майами незаметно стал родным. Только теперь ей хотелось не наблюдать за его жизнью из окошка автобуса, а самой наконец стать его частичкой.
Оставшись в Майами, следовало подумать о своей безопасности. Решение оказалось неожиданно удобным и простым. Фальшивые документы, по которым она жила, были сделаны Кристофером на имя Кристины Маршалл. Но он, вероятно, и не подозревал, что Кристина О’Нил является американской гражданкой по праву рождения. Диплом у нее был тоже на фамилию О’Нил. Все, что связывало ее с фамилией Маршалл, теперь покоилось на кладбище Пномпеня. Сняв все деньги с кредиток, Кристина легко получила настоящие документы на свою девичью фамилию, отправила запрос на подтверждение диплома и начала присматривать жилье.
Ответ на ее запрос пришел быстро и совсем не тот, которого она ожидала. Почитав правила подтверждения медицинских дипломов иностранными специалистами, Кристина засела за учебники, начав подготовку к экзамену, но в полученном письме официально сообщалось, что в ее случае требуется лишь подтверждение, что такой диплом выдавался в Оксфорде, и это подтверждение получит главный врач той больницы, в которую она будет устраиваться на работу, отправив соответствующий запрос. Никаких экзаменов не требуется: между правительствами большинства стран давно уже существует соглашение о взаимном признании дипломов о высшем образовании Оксфорда, Кембриджа, Стэнфорда, Гарварда, Сорбонны и еще ряда крупнейших учебных заведений мира без дополнительных подтверждений.
По всему выходило, что три года вне закона она прожила совершенно напрасно, имея право как жить, так и работать в этой стране совершенно легально. Кристина не стала тратить время на сожаления, а просто отправилась в ближайшую к ее дому больницу. Главный врач, доктор Кэрри, не слишком впечатлился ее кандидатурой, проворчав что-то себе под нос о молодых дарованиях. После чего заявил, что на первое время может предложить ей вакансию младшего врача и ассистента доктора Этингейла. Кристину это более чем устраивало: начинать сразу с самостоятельных операций она немного побаивалась, опасаясь, что не справится после трехлетнего перерыва.
В тот миг, когда ударила волна, Кристина как раз находилась в операционной: больница располагалась довольно далеко от берега, и к ним до последнего поступали больные. Сейчас на операционном столе лежал парень, свалившийся с лестницы прямо на кованую ограду, пропоров себе бок и бедро. Кристина сосредоточенно следила за действиями Этингейла, подавая нужные инструменты, но, едва он освободил разорванную бедренную артерию, в операционной погас свет. Через несколько секунд лампы мигнули, но, видимо, аварийный генератор вышел из строя, и свет не загорелся.
– Зашивайте, – ощупью находя руку Этингейла и вкладывая в нее иглу, скомандовала Кристина.
– Сдурела? – раздраженно отозвался тот. – Я наощупь зашивать буду, что ли?!
– Эдди, мы его потеряем, – предупредила Кристина.
Ей казалось, что она даже в темноте видит, как хлещет кровь и уходит жизнь из тела парня. Лампы снова мигнули, но так и не загорелись.
Кристина выхватила иглу и протиснулась к столу мимо массивной фигуры Этингейла.
– Ты чокнутая! – бурчал за спиной Этингейл, пока Кристина нащупывала артерию. – Учти, отвечать будешь сама, я не собираюсь рисковать своей карьерой из-за тебя…
Лампы снова мигнули, потом из-за двери донесся отборный мат, и в операционную ворвался сам главврач с мощным фонарем в руках, на ходу натягивая халат, маску и перчатки. На несколько секунд стало лишь хуже из-за прыгающего пятна света, но потом, сориентировавшись в ситуации, Кэрри направил свет в нужное место, позволяя Кристине убедиться, что ей осталось сделать всего пару стежков. Она сделала их, отступила от стола, и луч фонаря немедленно уперся ей прямо в лицо. Генератор наконец заработал, залив помещение ярким светом.
Доктор Кэрри опустил фонарь, прищурился и выпалил:
– Доктор Этингейл, заканчивайте операцию. Доктор О’Нил – в мой кабинет!
Этингейл проводил Кристину сочувственным взглядом. Рисковую новенькую было жаль. Как бы то ни было, она спасла парню жизнь. Конечно, шов был не идеальный, при свете Эдди сделал бы куда лучше, но он отдавал себе отчет, что к этому времени пациент был бы мертв, и красота шва его уже не волновала бы.
Кристина молча следовала за доктором Кэрри, мысленно перебирая окрестные больницы и гадая, не сообщит ли главврач и туда о ее проступке. Виноватой она себя не ощущала, но понимала, что правила нарушила, и Кэрри вправе наказать ее.
В кабинете доктор Кэрри плюхнулся в свое кресло, долго рылся в ящике стола, потом долго и сосредоточенно заполнял какой-то бланк.
– Подпиши, дарование, – ворчливо сказал он, толкая бланк через стол Кристине.
Она настолько была уверена в увольнении, что сперва послушно подписала, не видя смысла спорить с распоряжением главного врача, а потом уже пробежала глазами шапку.
– Старший врач? Операционная и сорок восемь часов в неделю по «скорой»?
– Стандартный контракт для нашей больницы. Что-то не устраивает, доктор О’Нил? – насмешливо глянул на нее Кэрри.
– Спасибо, сэр, – прочувствованно сказала Кристина. – Я постараюсь, чтобы сегодняшнее не повторилось…
– Не повторилось? – вскинул брови Кэрри. – Ну-ка, дай сюда контракт! – с напускной свирепостью заявил он, требовательно протягивая руку.
Кристина быстро сдернула контракт со стола и помотала головой, мол, нет, не отдам.
– В кои-то веки мне удалось заполучить нормального врача, который не стоит столбом, ожидая, пока добрый дядя Джон решит за него все проблемы, и на тебе – больше не повторится! – ехидно ворчал Кэрри, посматривая на прячущую за контрактом улыбку Кристину. – Дай контракт-то, дарование, мне его тоже подписать надо, между прочим.
Кристина, доигрывая роль до конца, положила контракт на стол, не выпуская из рук. Кэрри довольно улыбался.
– В отдел по работе с персоналом занеси, пусть отметят, – размашисто расписываясь, подсказал он. – Не хочешь отпраздновать повышение со стариком?
– Я вас боюсь, сэр, – широко улыбаясь, сказала Кристина. Потом, уже серьезнее, кивнула за окно, на город, по которому только сегодня ударило цунами.
– Придется привыкать, – подмигнул ей Кэрри. – Но постепенно. Сегодня, ты права, не до того. Но не вздумай увиливать от Рождественской вечеринки, поняла?
Кристина кивнула и вышла из кабинета. В коридоре остановилась, взглянула на свежеподписанный контракт, потом в окно на вечерний Майами. Что ж, кажется, ее жизнь входит отныне в некое русло. Интересно, как дела у Горацио? Эту мысль Кристина поспешно прогнала, но мысль оказалась упрямой, совсем как ее объект, поэтому далеко не ушла, улеглась в уголочке и стала ждать своего часа.
***
Несмотря на весь свой опыт и имя ясновидящей, Кассандра Траверс ошиблась.
Горацио Кейн приступил к работе уже на следующий день после выписки, и какое-то время на душевные страдания у него попросту не оставалось сил. Дел было множество, преступность в Майами не снижалась ни зимой, ни летом, ни даже во время цунами.
Одним из неприятных открытий, поджидавших его сразу после выписки, стала боязнь пустого лифта. Лифт был слишком похож на тот колодец, и несколько секунд превращались в мучение. Сон тоже перестал доставлять радость. Слишком часто во сне его навещала всепоглощающая темнота ямы, которая неизменно побеждала, несмотря на все ухищрения, оставляя его распластанным по кровати, мокрым и охрипшим от собственного крика.
Впрочем, от кошмаров у него нашлось средство. Звали это средство Ребеккой Невинс, помощником окружного прокурора. Навестив Горацио в больнице, среди выражений беспокойства за его самочувствие она ненароком напомнила о том, что они собирались поужинать на следующий день после того незадавшегося дня рождения Рэя-младшего. Горацио не проявил особого энтузиазма, в тот момент его больше занимала попытка собрать паззл собственного прошлого. Однако после выписки, поставив себе задачу примириться с действительностью без этих четырех дней, которые могли бы подтвердить постигшую Кристину участь, Горацио уже более лояльно отнесся к новой попытке Ребекки возобновить роман. Ее независимый характер привлекал его, а рискованные жесты вроде «я оставлю дверь открытой» одновременно слегка отталкивали, но и заводили.
Вечер того дня, когда на Майами обрушилось цунами, Горацио вновь проводил в обществе Ребекки. Дверь, как обычно, была открытой, а вот хозяйка… Неожиданно Горацио почувствовал странную скованность. Ему так хотелось рассказать об этом дне: как он боялся за Эрика во время перестрелки в банке, как замешкался, уже подняв на руки раненую женщину, запоздало испугавшись, что плечо, признанное окончательно выздоровевшим лишь на днях, подведет его… А ведь еще был синяк на лице Элины, и ее ложь, и такая же, только самодовольнее, ложь Стетлера… Но у Горацио было ощущение, что этого от него не ждут, что это лишнее, Ребекка не примет порыва и не оценит искренности. И он промолчал.
В ту ночь, уснув рядом с Ребеккой, он первый раз увидел во сне Кристину. Лампа снова освещала стол и некоторое пространство вокруг, оставляя лицо в тени, и слова лились сами собой, поощряемые внимательным взглядом карих глаз и легкой сочувственной улыбкой, порой трогающей уголки ее губ.
Горацио проснулся отдохнувшим и бодрым, как не просыпался с самого момента освобождения. Взглянув на женщину рядом с собой, он не стал лукавить и отмахиваться от ощущения «не та». Проблема была в том, что «той» больше не было.
Но Кассандра Траверс была не права, предполагая, что Горацио ударится в самообвинения и тоску. Он не мог позволить себе слепо надеяться на чудо, имея на руках такие факты. Имя Кристины пополнило список имен тех, чьей гибели Горацио не мог забыть, не мог простить себя за то, что не уберег, не защитил: мама, Рэй, Тим, Кристина… Ее гибели Горацио не помнил, но это дела не меняло.
Если бы он мог сломаться, он сломался бы уже давно. Горацио Кейн держал удар, продолжая выстраивать свою жизнь так, чтобы ни у кого не было даже повода подумать, что с ним что-то не в порядке.
Фандом: CSI:Miami
Категория: цикл "Кристина" (19)
Написано в августе-сентябре 2010 года.
Размер: макси (38317 слов)
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Горацио/Кристина
Место и время действия: Майами, 2004 - 2008 год, (начало 3 сезона - конец 6 сезона).
Жанр: драма, романс, хёрт/комфорт
Предупреждения: UST, насилие/жестокость, изнасилование, убийство ребенка.
Авторские примечания: эта часть представляет собой авторскую трактовку канона, а также "изнанку" фиков "Снайпер" и "Майя".
Часть третья. От любви не умирают.
Со мною вот что происходит:
Совсем не та ко мне приходит,
Мне руки на плечи кладет
И у другой меня крадет.
А той, скажите Бога ради,
Кому на плечи руки класть?
Та, у которой я украден,
В отместку тоже станет красть.
Не сразу этим же ответит
И будет жить с собой в борьбе,
И неосознанно наметит
Кого-то дальнего себе…
О, сколько грешных и недужных
Связей, дружб ненужных…
В моей душе осатаненность.
О, кто-нибудь, приди, нарушь
Чужих людей соединенность
И разобщенность близких душ…
(Е. Евтушенко)
Совсем не та ко мне приходит,
Мне руки на плечи кладет
И у другой меня крадет.
А той, скажите Бога ради,
Кому на плечи руки класть?
Та, у которой я украден,
В отместку тоже станет красть.
Не сразу этим же ответит
И будет жить с собой в борьбе,
И неосознанно наметит
Кого-то дальнего себе…
О, сколько грешных и недужных
Связей, дружб ненужных…
В моей душе осатаненность.
О, кто-нибудь, приди, нарушь
Чужих людей соединенность
И разобщенность близких душ…
(Е. Евтушенко)
Глава 23.
Глава 23.Доктор Кассандра Траверс не раз встречалась в своей практике с бессознательным сопротивлением пациентов. Помимо множества других причин зачастую их память просто не желала воскрешать травмирующее воспоминание.
Данный случай был исключением не из-за отсутствия бессознательного сопротивления, а из-за упорства пациента в желании это сопротивление преодолеть.
Она снова и снова перелистывала хорошо знакомую ей историю болезни.
Горацио Кейн, 44 года, лейтенант криминалистической лаборатории, захвачен в заложники при налете на банк, три недели назад поступил в бессознательном состоянии, детали травмирующей ситуации и оказанной на месте помощи неизвестны.
Кэсси вызвали, когда у пациента обнаружилась амнезия. Потеря памяти в результате травм головы была ее специальностью, большинство ее пациентов либо успешно восстанавливали утраченное, либо не менее успешно учились жить с отсутствием некоторого куска памяти.
С лейтенантом с самого начала все было сложнее. Его коллеги описывали два момента, теоретически способных спровоцировать амнезию: удар ногой в лицо при захвате в банке и, вероятно, множественные удары по голове, нанесенные несколько дней спустя из-за того, что лейтенант, по словам похитивших его людей, нарушил условия. Причем Кэсси готова была поставить весь свой опыт и интуицию на то, что второй момент был гораздо более благоприятным для развития амнезии. Но, очнувшись, лейтенант Кейн спросил, не попал ли он в аварию, и вскоре выяснилось, что последнее, что он помнит – это дорога в банк.
Четыре дня спустя рано утром дежурная медсестра вызвала в его палату врачей скорой помощи: у пациента начался судорожный припадок, результатом которого неожиданно явилось возвращение части воспоминаний. Лейтенант смог описать захват и три дня, когда его держали в маленьком флигеле, приводя с завязанными глазами в дом на сеансы связи. Он вспомнил, как затем попытался сбежать, а после этого в памяти остались лишь яркий свет, темнота – и пробуждение в больнице. Подтвердить его слова было нечем: строение в саду взорвалось за несколько минут до начала штурма, а телефон лейтенанта, запеленговав который, удалось его найти, обнаружили в доме. Еще одной деталью, ставившей неискаженность воспоминаний под сомнение, было присутствие в доме другой заложницы, помимо лейтенанта. Никто из обитателей дома этого не подтвердил, даже непричастные к похищению женщины. Впрочем, все они так же единогласно утверждали, что и лейтенанта никогда не держали в этом доме, так что тут Кэсси была больше склонна верить Горацио Кейну.
Криминалисты только что не по кирпичику разобрали дом, пытаясь доказать, что их начальника содержали именно там, но его следы обнаружились лишь в тайнике – двухметровом наглухо закрывавшемся колодце. Казалось бы, вопрос оставшихся четырех дней снят, но концы с концами не сходились.
Кто-то оказал лейтенанту квалифицированную медицинскую помощь. Причем у Кэсси было впечатление, что, если бы могли, коллеги-хирурги водили бы экскурсии для новичков и стажеров, показывать эти швы на лбу Кейна. Когда швы сняли, остался бледно-розовый шрам, а теперь, всего три недели спустя, он проступал тонкой белой линией над виском, только если лейтенант краснел, так что Кэсси вынуждена была согласиться – такая ювелирная работа никак не могла быть делом рук рядового продажного хирурга, привыкшего выковыривать из бандитов пули, не сообщая в полицию. Все остальные повязки были вполне стандартны, но общее впечатление складывалось такое: с Кейном поработал очень хороший врач. Кэсси готова была допустить, что та самая заложница, о которой твердил лейтенант, и есть этот врач, но вопросы все равно оставались.
Почему эта заложница бросила пациента, а не дожидалась освобождения вместе с ним? Что лейтенант делал в парке и как туда попал?
– Если вы поможете мне вспомнить, все станет на свои места, – говорил лейтенант, устроившись в кресле напротив Кэсси.
– Понимаете ли, Горацио, – сочувственно объясняла она, – это очень тяжелые для вас воспоминания. Ваш мозг не просто так попытался вычеркнуть их из вашей жизни.
В глазах лейтенанта появлялось упрямое выражение, и Кэсси понимала – все дело в этой женщине. Когда Кейн рассказывал о ней, его лицо становилось мягким и задумчивым. Похоже, за то недолгое время, что они провели вместе, между ними завязались какие-то отношения, и теперь лейтенанту хотелось понять, почему же эта женщина сбежала.
– Давайте подождем? – предлагала Кэсси. – Часть воспоминаний вернулась сама. Возможно, оставшаяся часть вернется точно так же. Или вернется ваша беглянка и все расскажет.
Лейтенант опускал глаза и покусывал губу.
– Я должен знать, стоит ли ждать, – сказал он через несколько встреч. – Кристина пыталась меня спасти, она разговаривала с Элиной незадолго до штурма, просила не штурмовать, а попытаться действовать скрыто. Звонок прервался. А потом флигель, где она жила, взорвался. И ее не было рядом со мной, когда пришел спецназ. Вы понимаете, Кассандра?
– Да, я понимаю, что вы имеете в виду, – кивнула тогда Кэсси. – Что ж, давайте попробуем.
Лейтенант Кейн, по ее глубокому убеждению, был из тех, кто крайне неохотно подчиняется гипнозу. Властная натура сопротивляется потере власти над собой. Но сейчас на ее стороне было искреннее желание пациента вспомнить, а гипноз был неплохим подспорьем.
– Вы идете через парк, вокруг темно, вы опасаетесь погони, – начала Кэсси, введя Горацио в транс. – Яркий свет, вас поймали, – Кейн слегка поморщился, его выдох напоминал стон, и Кэсси решила сразу провести его дальше. После побоев ему, вероятно, оказали помощь и поместили в колодец, в ту самую темноту. А вот что было после – уже неизвестно. – Теперь вы в темноте. Там тихо, там только вы. У вас болит плечо и нога. Вы лежите или сидите? Что вы ощущаете?
Горацио некоторое время молчал, потом его дыхание участилось.
– Темно, – глухо проговорил он. Казалось, что-то мешает ему говорить, словно рот заткнут. – Больно, – со стоном выдохнул Кейн, неожиданно запрокидывая голову и выгибаясь. Пальцы свободной от фиксирующей повязки руки впились в подлокотник, но тело уже не слушалось, билось само по себе, словно пожираемое болью изнутри. Он сполз с кресла и вдруг застыл, вытянувшись на ковре, неловко подвернув под себя руку.
Кэсси не успела даже начать выводить его из транса, понадеявшись, что воспоминания о боли будут недолгими. Нажав кнопку вызова экстренной помощи, она кинулась к лейтенанту и нащупала пульс. Пульс был, а вот дыхания не было слышно. Кэсси поспешно накрыла его рот платком, начиная искусственную вентиляцию легких. Подоспевшая бригада уже собиралась вводить трубку, когда Горацио все же задышал сам. Кэсси шла рядом с каталкой, на которую его переложили, пытаясь вернуть профессиональный настрой мыслям. Что же она упустила? Что пошло не так?
Кейн был без сознания почти четыре часа, за это время Кэсси успела переговорить с его коллегами. Оказывается, медицинская помощь была оказана ему не сразу, до этого сутки, а вероятнее – двое-трое суток лейтенант лежал в том проклятом колодце. Кэсси с досадой стукнула себя кулаком по колену, услышав об этом. Да он же там практически умирал, а она отправила его именно в этот момент!
Когда Горацио очнулся, Кэсси сухо пояснила ему произошедшее, и добавила, что впредь подобные эксперименты она рекомендует не проводить.
И вот, неделю спустя, он вновь сидит напротив, нахмурившись, опустив голову. Пленка не оправдала его ожиданий, а Кэсси только что повторила свой категорический отказ.
– Ваше сознание оберегает вас от травмирующих воспоминаний, – пожала плечами она.
Кейн кивнул.
– Ну хотя бы последний час перед освобождением? – попросил он. – Кассандра, вы должны мне помочь…
Она понимала, что это его последняя надежда. Женщина не объявилась, память не вернулась. Догадками он довольствоваться не привык.
– Это невозможно, – с искренним сожалением покачала головой Кэсси. – Нужен какой-то ориентир для вас, чтобы погрузить именно в нужный момент, либо вспоминать придется все…
– Я выдержу, – упрямо сжал губы он.
– Нет, Горацио, – твердо ответила она. И добавила уже мягче: – Извините, но я не стану даже пытаться. Не хочу портить свою репутацию вашей смертью в моем кабинете. Если хотите, мы можем разобраться с вашим отношением к этой ситуации…
Его ответ Кэсси угадала, еще не договорив.
– Спасибо, Кассандра, – прищурившись и склонив голову набок, сказал он. – Если мне понадобится ваша помощь с этим, я непременно зайду.
Кассандра Траверс некоторое время смотрела на закрывшуюся за лейтенантом дверь. Так всегда. Людям нужно лишь несбыточное и недостижимое. А не реальная помощь, которую она могла бы оказать. Завтра лейтенанта выпишут, через неделю – снимут повязку, жизнь вернется в свою колею, а он так и будет разрываться между чувством вины за возможную гибель той женщины и жгучим желанием узнать, что же с ней стало.
***
Девять дней спустя на Майами накатило цунами. Дом Антонио Винченце был разрушен, но это уже было неважно: криминалисты давно отработали все, что могли, перчатки, ставшие главной уликой против Кристофера Менга, и автомобиль, ставший уликой против Марка Симпла, были надежно укрыты в хранилище. Кристофер получил пожизненный срок, Марк, против которого прямых улик не оказалось, пошел на сделку с прокурором и получил всего пять лет. Марии Эскотт, носившей его ребенка, пять лет не казалось маленьким сроком, а Аннабель на первой же встрече в тюрьме сумела дать взятку охраннику и получить несколько минут жаркого секса с Крисом, так что ее и пожизненный срок не очень-то пугал. Против Антонио Винченце обвинение не выдвигали: на следующий день после ареста он умер от обширного инфаркта, его не успели даже довезти до больницы.
Никто из четверых оставшихся в живых обитателей дома дона Винченце не сказал ни слова о Кристине Маршалл. Марк и Мария не желали ей зла, радовались, что она сумела ускользнуть, и не собирались препятствовать. Кристофер, напротив, жаждал мести, но хотел расправиться с вероломной сучкой сам. Аннабель же вообще не желала ничего слышать о Кристине, надеясь, что теперь-то все внимание обожаемого Криса сосредоточится на ней одной.
Впрочем, если бы кто-то и стал искать Кристину Маршалл, таковой в Майами не обнаружилось бы. Первым ее побуждением после того визита в больницу было, не медля ни секунды, уехать в Нью-Йорк и начать строить свою жизнь с нуля, вспоминая о высоком рыжем полицейском с добрыми синими глазами, о его невероятно нежных руках и губах, как о красивой сказке, приснившейся однажды ночью. Кристина даже отправилась в аэропорт, но по дороге вдруг поняла, что, как ни странно, за эти годы большой и шумный Майами незаметно стал родным. Только теперь ей хотелось не наблюдать за его жизнью из окошка автобуса, а самой наконец стать его частичкой.
Оставшись в Майами, следовало подумать о своей безопасности. Решение оказалось неожиданно удобным и простым. Фальшивые документы, по которым она жила, были сделаны Кристофером на имя Кристины Маршалл. Но он, вероятно, и не подозревал, что Кристина О’Нил является американской гражданкой по праву рождения. Диплом у нее был тоже на фамилию О’Нил. Все, что связывало ее с фамилией Маршалл, теперь покоилось на кладбище Пномпеня. Сняв все деньги с кредиток, Кристина легко получила настоящие документы на свою девичью фамилию, отправила запрос на подтверждение диплома и начала присматривать жилье.
Ответ на ее запрос пришел быстро и совсем не тот, которого она ожидала. Почитав правила подтверждения медицинских дипломов иностранными специалистами, Кристина засела за учебники, начав подготовку к экзамену, но в полученном письме официально сообщалось, что в ее случае требуется лишь подтверждение, что такой диплом выдавался в Оксфорде, и это подтверждение получит главный врач той больницы, в которую она будет устраиваться на работу, отправив соответствующий запрос. Никаких экзаменов не требуется: между правительствами большинства стран давно уже существует соглашение о взаимном признании дипломов о высшем образовании Оксфорда, Кембриджа, Стэнфорда, Гарварда, Сорбонны и еще ряда крупнейших учебных заведений мира без дополнительных подтверждений.
По всему выходило, что три года вне закона она прожила совершенно напрасно, имея право как жить, так и работать в этой стране совершенно легально. Кристина не стала тратить время на сожаления, а просто отправилась в ближайшую к ее дому больницу. Главный врач, доктор Кэрри, не слишком впечатлился ее кандидатурой, проворчав что-то себе под нос о молодых дарованиях. После чего заявил, что на первое время может предложить ей вакансию младшего врача и ассистента доктора Этингейла. Кристину это более чем устраивало: начинать сразу с самостоятельных операций она немного побаивалась, опасаясь, что не справится после трехлетнего перерыва.
В тот миг, когда ударила волна, Кристина как раз находилась в операционной: больница располагалась довольно далеко от берега, и к ним до последнего поступали больные. Сейчас на операционном столе лежал парень, свалившийся с лестницы прямо на кованую ограду, пропоров себе бок и бедро. Кристина сосредоточенно следила за действиями Этингейла, подавая нужные инструменты, но, едва он освободил разорванную бедренную артерию, в операционной погас свет. Через несколько секунд лампы мигнули, но, видимо, аварийный генератор вышел из строя, и свет не загорелся.
– Зашивайте, – ощупью находя руку Этингейла и вкладывая в нее иглу, скомандовала Кристина.
– Сдурела? – раздраженно отозвался тот. – Я наощупь зашивать буду, что ли?!
– Эдди, мы его потеряем, – предупредила Кристина.
Ей казалось, что она даже в темноте видит, как хлещет кровь и уходит жизнь из тела парня. Лампы снова мигнули, но так и не загорелись.
Кристина выхватила иглу и протиснулась к столу мимо массивной фигуры Этингейла.
– Ты чокнутая! – бурчал за спиной Этингейл, пока Кристина нащупывала артерию. – Учти, отвечать будешь сама, я не собираюсь рисковать своей карьерой из-за тебя…
Лампы снова мигнули, потом из-за двери донесся отборный мат, и в операционную ворвался сам главврач с мощным фонарем в руках, на ходу натягивая халат, маску и перчатки. На несколько секунд стало лишь хуже из-за прыгающего пятна света, но потом, сориентировавшись в ситуации, Кэрри направил свет в нужное место, позволяя Кристине убедиться, что ей осталось сделать всего пару стежков. Она сделала их, отступила от стола, и луч фонаря немедленно уперся ей прямо в лицо. Генератор наконец заработал, залив помещение ярким светом.
Доктор Кэрри опустил фонарь, прищурился и выпалил:
– Доктор Этингейл, заканчивайте операцию. Доктор О’Нил – в мой кабинет!
Этингейл проводил Кристину сочувственным взглядом. Рисковую новенькую было жаль. Как бы то ни было, она спасла парню жизнь. Конечно, шов был не идеальный, при свете Эдди сделал бы куда лучше, но он отдавал себе отчет, что к этому времени пациент был бы мертв, и красота шва его уже не волновала бы.
Кристина молча следовала за доктором Кэрри, мысленно перебирая окрестные больницы и гадая, не сообщит ли главврач и туда о ее проступке. Виноватой она себя не ощущала, но понимала, что правила нарушила, и Кэрри вправе наказать ее.
В кабинете доктор Кэрри плюхнулся в свое кресло, долго рылся в ящике стола, потом долго и сосредоточенно заполнял какой-то бланк.
– Подпиши, дарование, – ворчливо сказал он, толкая бланк через стол Кристине.
Она настолько была уверена в увольнении, что сперва послушно подписала, не видя смысла спорить с распоряжением главного врача, а потом уже пробежала глазами шапку.
– Старший врач? Операционная и сорок восемь часов в неделю по «скорой»?
– Стандартный контракт для нашей больницы. Что-то не устраивает, доктор О’Нил? – насмешливо глянул на нее Кэрри.
– Спасибо, сэр, – прочувствованно сказала Кристина. – Я постараюсь, чтобы сегодняшнее не повторилось…
– Не повторилось? – вскинул брови Кэрри. – Ну-ка, дай сюда контракт! – с напускной свирепостью заявил он, требовательно протягивая руку.
Кристина быстро сдернула контракт со стола и помотала головой, мол, нет, не отдам.
– В кои-то веки мне удалось заполучить нормального врача, который не стоит столбом, ожидая, пока добрый дядя Джон решит за него все проблемы, и на тебе – больше не повторится! – ехидно ворчал Кэрри, посматривая на прячущую за контрактом улыбку Кристину. – Дай контракт-то, дарование, мне его тоже подписать надо, между прочим.
Кристина, доигрывая роль до конца, положила контракт на стол, не выпуская из рук. Кэрри довольно улыбался.
– В отдел по работе с персоналом занеси, пусть отметят, – размашисто расписываясь, подсказал он. – Не хочешь отпраздновать повышение со стариком?
– Я вас боюсь, сэр, – широко улыбаясь, сказала Кристина. Потом, уже серьезнее, кивнула за окно, на город, по которому только сегодня ударило цунами.
– Придется привыкать, – подмигнул ей Кэрри. – Но постепенно. Сегодня, ты права, не до того. Но не вздумай увиливать от Рождественской вечеринки, поняла?
Кристина кивнула и вышла из кабинета. В коридоре остановилась, взглянула на свежеподписанный контракт, потом в окно на вечерний Майами. Что ж, кажется, ее жизнь входит отныне в некое русло. Интересно, как дела у Горацио? Эту мысль Кристина поспешно прогнала, но мысль оказалась упрямой, совсем как ее объект, поэтому далеко не ушла, улеглась в уголочке и стала ждать своего часа.
***
Несмотря на весь свой опыт и имя ясновидящей, Кассандра Траверс ошиблась.
Горацио Кейн приступил к работе уже на следующий день после выписки, и какое-то время на душевные страдания у него попросту не оставалось сил. Дел было множество, преступность в Майами не снижалась ни зимой, ни летом, ни даже во время цунами.
Одним из неприятных открытий, поджидавших его сразу после выписки, стала боязнь пустого лифта. Лифт был слишком похож на тот колодец, и несколько секунд превращались в мучение. Сон тоже перестал доставлять радость. Слишком часто во сне его навещала всепоглощающая темнота ямы, которая неизменно побеждала, несмотря на все ухищрения, оставляя его распластанным по кровати, мокрым и охрипшим от собственного крика.
Впрочем, от кошмаров у него нашлось средство. Звали это средство Ребеккой Невинс, помощником окружного прокурора. Навестив Горацио в больнице, среди выражений беспокойства за его самочувствие она ненароком напомнила о том, что они собирались поужинать на следующий день после того незадавшегося дня рождения Рэя-младшего. Горацио не проявил особого энтузиазма, в тот момент его больше занимала попытка собрать паззл собственного прошлого. Однако после выписки, поставив себе задачу примириться с действительностью без этих четырех дней, которые могли бы подтвердить постигшую Кристину участь, Горацио уже более лояльно отнесся к новой попытке Ребекки возобновить роман. Ее независимый характер привлекал его, а рискованные жесты вроде «я оставлю дверь открытой» одновременно слегка отталкивали, но и заводили.
Вечер того дня, когда на Майами обрушилось цунами, Горацио вновь проводил в обществе Ребекки. Дверь, как обычно, была открытой, а вот хозяйка… Неожиданно Горацио почувствовал странную скованность. Ему так хотелось рассказать об этом дне: как он боялся за Эрика во время перестрелки в банке, как замешкался, уже подняв на руки раненую женщину, запоздало испугавшись, что плечо, признанное окончательно выздоровевшим лишь на днях, подведет его… А ведь еще был синяк на лице Элины, и ее ложь, и такая же, только самодовольнее, ложь Стетлера… Но у Горацио было ощущение, что этого от него не ждут, что это лишнее, Ребекка не примет порыва и не оценит искренности. И он промолчал.
В ту ночь, уснув рядом с Ребеккой, он первый раз увидел во сне Кристину. Лампа снова освещала стол и некоторое пространство вокруг, оставляя лицо в тени, и слова лились сами собой, поощряемые внимательным взглядом карих глаз и легкой сочувственной улыбкой, порой трогающей уголки ее губ.
Горацио проснулся отдохнувшим и бодрым, как не просыпался с самого момента освобождения. Взглянув на женщину рядом с собой, он не стал лукавить и отмахиваться от ощущения «не та». Проблема была в том, что «той» больше не было.
Но Кассандра Траверс была не права, предполагая, что Горацио ударится в самообвинения и тоску. Он не мог позволить себе слепо надеяться на чудо, имея на руках такие факты. Имя Кристины пополнило список имен тех, чьей гибели Горацио не мог забыть, не мог простить себя за то, что не уберег, не защитил: мама, Рэй, Тим, Кристина… Ее гибели Горацио не помнил, но это дела не меняло.
Если бы он мог сломаться, он сломался бы уже давно. Горацио Кейн держал удар, продолжая выстраивать свою жизнь так, чтобы ни у кого не было даже повода подумать, что с ним что-то не в порядке.
@темы: "Сто лет одиночества", Кристина, цикл "Кристина", CSI: Miami, "От любви не умирают", Горацио Кейн, драма, романс