Глава 14.
Глава 14.
За книгой и воспоминаниями Кристина не заметила, как пролетело время, и заложника вернули в его комнату. Услышав шаги и звук запираемой двери, она улыбнулась – мелькнула мысль пойти узнать, как все прошло. Впрочем, улыбка тут же пропала: в дверь ее комнаты постучали со стороны коридора. Что Крису от нее надо? Поспешно сунув фотографию в книгу, Кристина открыла дверь. Оказывается, Крис забыл передать, что ее хотел видеть дон Винченце.
Всю дорогу до «большого дома» Кристина пыталась просчитать варианты событий и выбрать правильную линию поведения. Разнообразием варианты не радовали, и ни один не гарантировал безопасности ни ей, ни Горацио. Молчаливо вышагивающий рядом Кристофер не способствовал раздумьям. У Кристины возникло даже неприятное чувство, что Крис ее конвоирует.
Дон Винченце сидел на веранде, выходящей в парк. Точнее, эту часть парка правильнее было бы назвать садом – ее делали специально для того, чтобы можно было наслаждаться видом. Кристина прошла мимо столика и встала у перил. Антонио Винченце дураком не был, поэтому вести сложный разговор, глядя ему в глаза, не очень-то хотелось. А в том, что разговор будет сложным, Кристина не сомневалась. До сих пор она была уверена, что справляется со своей ролью замкнутой одинокой женщины, убитой горем и не интересующейся ничем вокруг. Что же заставило предполагать, что она согласится на соучастие в тяжком преступлении?
– Как у нас дела сегодня? – видя, что она не настроена начинать разговор, спросил дон Винченце, откидываясь на спинку плетеного кресла.
– Хорошо, – не оборачиваясь, ответила Кристина, обхватывая себя руками. – Как всегда.
Похоже, босс решил зайти издалека, чтобы иметь время на то, чтобы понять, к чему она склоняется. Ему предстояла трудная задача – ведь Кристина сама еще не знала, как себя вести. Она так и не пришла к какому-либо выводу.
– Улучшений нет? – спросил дон Винченце с отчетливо слышимым разочарованием в голосе. Видимо, он все же надеялся на то, что Кристине удастся совершить настоящее чудо, и Джошуа станет прежним.
– Нет, – вздохнула Кристина. – Либо мы их не видим, а они накапливаются, готовя скачкообразный прорыв – но это маловероятно, – она помолчала, – либо это предел.
– Не расстраивайся, девочка, – ласково сказал дон Винченце, поднимаясь и подходя к ней. – Ты сделала все, что могла. Три года назад у меня было лишь тело сына и постоянная угроза потерять и его после очередного припадка. Сейчас у меня тридцатилетний сын с разумом пятилетнего ребенка, которого все окружающие считают идиотом, – он наклонился вперед, опираясь на перила. – Но у меня все же есть сын, который осознает, что я – его отец, с которым можно поговорить и даже сходить на бейсбол…
Кристина молча кивала. Все это было верно, но она понимала недосказанное: наследника дон Винченце все же лишился. А прелести отцовства как-то меркли, когда объектом был тридцатилетний парень с разумом ребенка, который уже никогда не станет взрослым.
К тому же Кристина понимала, что вопросы о состоянии Джошуа – лишь вступление, а констатация того факта, что ее работа закончена – лишь начало настоящего разговора, ради которого ее позвали. Кристина никак не помогала начать его. С одной стороны, ей хотелось услышать, что же дон Винченце собирается предложить. С другой стороны, начать разговор она могла разве что с изъявления недовольства по поводу пребывания в ее доме заложника, но тогда миссию по вовлечению ее в незаконную деятельность могли счесть выполненной, да и убрать его из дома, чтобы не провоцировать недовольства и заодно потрафить Кристоферу. Крис был недоволен решением дона Винченце едва ли не больше самой Кристины, а теперь, после знакомства с Горацио, ей вовсе не хотелось, чтобы он оказался в яме.
– Как себя чувствует твой гость? – будто подслушав ее мысли, спросил дон Винченце.
– Гость? – приподняв брови, переспросила Кристина. Неужели теперь они действительно оба в одном статусе – пленников в этом доме?
– Ты же не откажешь мне в этой маленькой услуге? – вкрадчиво уточнил дон Винченце.
– Он полицейский.
– Верно, – подтвердил дон Винченце, вопросительно глядя на Кристину.
Она чуть не закатила глаза: господи, и этот торгуется! Да, разумеется, участвовать в похищении полицейского – это отнюдь не маленькая услуга. И либо она сейчас гордо отказывается, подписывая себе смертный приговор (а может быть, и Горацио заодно), либо соглашается и таким образом становится на одну доску с доном Винченце и Кристофером, вопрос будет лишь в ее месте в их иерархии. Еще варианты? Приготовить яд, подсыпать дону Винченце и Крису, сбежать и жить с клеймом убийцы. Раздобыть оружие и подговорить Горацио немного подкорректировать повергший его в такой шок план – убить только охранника – и сбежать с его помощью, разыграв спасение прекрасной дамы. Да, перед этим придется стереть Горацио память и прикинуться невинной жертвой, которая томилась тут в плену до появления храброго рыцаря. А что, он такой, Маленькую Разбойницу спасать не будет, а вот Герду – запросто…
Кристина чуть не прыснула, на мгновение забыв, где она. Пауза затягивалась, надо было решаться.
– Вы гарантируете, что его жизни ничего не угрожает? – взглянув прямо в глаза босса, спросила Кристина.
– Разумеется, – разулыбался дон Винченце. – Я прошу тебя просто присмотреть за ним, позаботиться, – подчеркнув тоном слово «прошу», добавил он.
Кристина смотрела вдаль. Ей придется сыграть в эту игру. На кону две жизни. Нет, выбор у нее есть, сколько угодно: умереть, стать убийцей, стать пособницей бандитов… Пройти по лезвию ножа и выжить, вытащить отсюда и себя, и Горацио.
Молча кивнув, Кристина отправилась к выходу. Обратно ее никто не сопровождал, и она сделала вывод, что Кристофер либо слышал беседу, либо дон Винченце дал ему знак – предложение принято, ее можно больше не опасаться. Теперь она будет считаться одной из «своих». Очень лестно, ничего не скажешь. Кристина Маршалл, маркиза ангелов, да-да.
С легкой тоской вспомнилась работа в госпитале. Там тоже приходилось принимать рискованные решения, полагаясь на интуицию, поскольку на сбор информации просто не было времени, приходилось нести ответственность за этот выбор, правильный или неправильный. Но там все зависело лишь от нее и от желания пациента выжить. И еще – в этой битве пациент был всегда на ее стороне, иначе битву можно было считать изначально проигранной. А сейчас? Что-то не укладывалось у нее в образ бравого служаки без страха и упрека. Что-то она упустила. Впрочем, у нее же есть прекрасная возможность это выяснить: солнце клонится к закату, заложника следует еще раз покормить – вот и повод для визита. Выдавать ли ему свой интерес? Пожалуй, не стоит. Может быть, даже стоит попробовать сыграть для него ту же роль, что и для остальных: замкнутая одинокая женщина, которую присутствие в ее доме незваного гостя лишь раздражает. Собственно, так будет и правильней. Чтобы Кристофер не сорвал зло на Горацио, когда она исчезнет, придется дождаться, пока его обменяют, а уж потом бежать самой. Пока ее не замазали в чем-то еще. И в этом случае лучше будет держаться от заложника подальше, чтобы не вызывать ненужных подозрений, но… Стыдно признаваться, но ей ужасно интересно. Да, любопытство сгубило кошку, но она не собирается любопытствовать, она просто немного поговорит с человеком, вынужденным сидеть в четырех стенах, который, между прочим, сам об этом просил, вот.
Возле флигеля ее встретил Дэн, заступивший на ночное дежурство. Предупредил, что пока ее не было, заложнику оставили чуть больше свободы, не стали запирать дверь в коридор. Мол, дон Винченце предупредил, что слишком сильно ограничивать лейтенанта не стоит, раз он принял все условия. Так что караулить они с Марком будут только снаружи, в дом соваться не велено.
Кристина кивнула, отметив про себя, что угадала: лейтенант, значит, начальник. Готовя ужин, она продолжала внутренний спор сама с собой о том, стоит ли и безопасно ли пытаться узнать Горацио поближе, и как это сделать, не снимая той маски, которую она решила носить. Мелькнула даже мысль поужинать вместе, но была изгнана, как глупая и неуместно-романтичная. Поужинала Кристина одна, затем составила тарелки на поднос – и вдруг замешкалась. Если она сейчас просто войдет через открытую дверь со стороны коридора – она без предупреждения ворвется в его личное пространство, а оно и так невелико. Стучать в незапертую дверь, находясь в своем доме? Как-то глупо. В итоге Кристина решила пройти через свою комнату – звук поворачивающегося в замке ключа будет предупреждением.
Это сработало: когда она вошла, Горацио сидел на кровати, хотя по очертаниям вмятин на подушке было ясно, что до этого он лежал. Кристина быстро окинула комнату взглядом: кровать, стол, стул, два кресла. Правильно, что же ему тут делать, стены разрисовывать? Сердце стиснуло острой болью от воспоминания о Джинни, о четырех цветных ладошках – отпечатках на стене дома в Кампонгчнанге…
Нет, не думать об этом, не думать. Кристина стала составлять тарелки на стол, стараясь, чтобы руки не дрожали. Сделала приглашающий жест.
Может, все же не стоит? Чтобы избавить себя от дальнейших колебаний, Кристина села в свое любимое кресло. Отголоски боли еще не прошли, но все равно Горацио сначала нужно поесть, уговор дороже денег…
– Уговор прежний? – с полуулыбкой спросил он.
Кристина кивнула, стараясь не выдать мгновенного испуга. Мысли он, что ли, читает?
В этот раз Горацио ел неторопливо, и взгляды его были скорее изучающими, чем беспокойными. Кристина старалась не смотреть на него: слишком велик был диссонанс между той ролью, которую она собралась играть, и реальными чувствами, охватывающими ее при каждом взгляде на этого человека. Хотелось сесть рядом, уткнуться в плечо, взять за руку и тихо рассказать, в какую передрягу они попали. Мечты, мечты… Расхлебывать эту кашу, заварившуюся с его появлением, придется самой.
– Я вас раздражаю? – неожиданно вклинился в ее мысли Горацио.
– Да, – откликнулась Кристина. – Своим присутствием.
Это не было правдой, своим присутствием он создавал проблему, но эта проблема существовала как бы отдельно от него самого. Но, следуя избранной роли, Кристина сочла нужным ответить именно так.
– Я же не специально, и ничего не могу с этим поделать, – поставив на стол локти, сцепив в замок пальцы и низко опустив голову, проговорил Горацио.
Кристине захотелось немедленно погладить его по голове и признаться, что ничего ему не надо делать, не виноват он ни в чем.
– А я и не прошу вас ничего с этим делать, – чуть пожав плечом, ответила она.
– Мне бы не хотелось вызывать у вас негативные эмоции, – осторожно сказал Горацио.
– Вызывайте позитивные, кто вам мешает, – вырвалось у Кристины прежде, чем она успела остановиться.
Горацио вглядывался в ее глаза, будто надеясь что-то прочитать в их глубине. Кристине стало немного неловко: он не мог понять, что это шутка, и для него, вероятно, это выглядит как злая насмешка, издевательство. Этого она совсем не хотела, но слова уже были сказаны, и Кристина никак не могла придумать ничего, что могло бы сгладить их эффект, не выдав ее с головой.
Горацио грустно усмехнулся, опустил взгляд на свои руки.
– Наверное, это моя судьба, – сказал он. – Быть там, где меня сейчас ждут, я не могу, хотя там мое присутствие доставило бы радость, и избавить вас от своего присутствия тоже не могу, хотя и рад бы…
– Бессилие – скверная штука, – согласилась Кристина, тихо радуясь, что он не обиделся, не замкнулся в себе. – Вас ждет ваша семья?
Горацио вскинул глаза и тут же снова их опустил. Казалось, он с разбегу налетел на стену. Кристина мысленно бранила себя за показавшийся таким невинным на первый взгляд вопрос. А если бы ее так сейчас спросили? Нет, верно говорят, любопытство до добра не доводит. Нужно прекращать этот разговор, пока не поздно.
Но прежде чем Кристина успела сказать, что отвечать не надо, что она извиняется и уже уходит, Горацио вздохнул, еле заметно дернул уголком рта и тихо, будто про себя, произнес:
– Да. Моя семья. Жена моего брата и племянник. У него сегодня день рождения.
Кристина в упор смотрела на него, склонив голову к плечу и пытаясь осмыслить столь странную реакцию и эти слова в комплекте. Жена брата и племянник. Это – его семья. Семья брата. Раз эта – своя, значит, другой нет? А была ли? Почему нет? Он – красивый мужчина, высокий, и не безработный какой-нибудь, не унылый клерк. Полицейский. Хотя… Говорят, у полицейских как раз часто бывают сложности с созданием семьи. Как ни странно, у многих врачей тоже – сменный график, большая вероятность внезапного вызова и тому подобное…
А еще – у племянника сегодня день рождения, но он ничего не сказал про отца. Неужели его брат – такой, как Питер? Что-то с трудом верится. И эта его реакция, и главное – «моя семья». Он там главный мужчина. Возможно, даже собирается занять место главы семейства. А брат, вероятно, погиб, и эта боль еще не прошла. Интересно, сколько лет назад? Кристина мысленно попыталась увидеть детей смеющимися, но у нее, как всегда, ничего не вышло.
– Печально, – сказала она, как бы подводя итог своим размышлениям.
Горацио вскинул глаза, прищурился, снова выискивая ответ на дне ее зрачков. Но, видно, ее глаза были плохим подсказчиком. Через какое-то время он сдался:
– Почему печально?
– Раз вы называете семью вашего брата своей семьей, значит, его с вами уже нет, и вместо радости от посещения родных вы, похоже, испытываете боль, – пояснила Кристина.
Над переносицей Горацио вновь собрались морщинки, веки и уголки губ чуть опустились, чуть четче обозначились носогубные складки – лицо выражало такую скорбь, будто он стоял над свежей могилой.
– Простите, – торопливо сказала Кристина, спуская ноги с кресла.
Куда она лезет, идиотка?! Человеку мало того, что его избили, захватили в заложники, его родные сейчас беспокоятся, а может, даже злятся на него, не подозревая истинной причины его опоздания – так еще и она влезла немытыми ногами в душу, бередя еще не зажившие раны.
– Не уходите, – неожиданно попросил Горацио, сдвигая домиком брови.
– Вам неприятно об этом говорить, а я… я лезу не в свое дело, – извиняющимся тоном проговорила Кристина, поднимаясь. – Вы не должны передо мной исповедаться…
Горацио опустил голову, и у Кристины вдруг возникло ощущение, что он сейчас резко бросит: «А если я хочу?».
Почему-то ему очень хотелось с ней говорить, настолько, что он готов разговаривать на самые болезненные для себя темы, лишь бы она не уходила. Кристина испытала мимолетный укол вины – за что она так мучает человека, неужели нельзя найти более приятную тему для разговора? Как бы она себя чувствовала, оказавшись взаперти, согласившись не рваться на свободу и располагая всего одним собеседником?
К тому же, вряд ли он совсем оставил мысли о побеге. Тогда ему вдвойне нужно с ней разговаривать: склонить на свою сторону, возможно, даже очаровать.
– Поймите, – опускаясь обратно в кресло, сказала Кристина. – Это ничего вам не даст, – она оперлась на подлокотник кресла и устало потерла лоб. – Я не смогу помочь вам сбежать, это просто небезопасно для меня, а вы в безопасности, пока сами ничего не предпринимаете. А собеседник из меня плохой.
– Неправда, – быстро возразил Горацио. – Вы очень наблюдательны, – он сопроводил эти слова лукавой мягкой улыбкой.
– Приходится, – кивнула Кристина, цепляясь за знакомую тему, чтобы поддержать разговор. – Мои пациенты слишком часто не могут рассказать свою историю, по тем или иным причинам, приходится догадываться самой. Но это не оправдывает моей нетактичности по отношению к вам, – нахмурилась она.
– Если б я не знал, что вы говорите о своей работе, я бы решил, что вы говорите о моей, – не прекращая улыбаться, сказал Горацио.
Кристина склонила голову к плечу, подпирая рукой щеку, и задумчиво посмотрела на Горацио. Полицейский, чьи клиенты не могут рассказать свою историю? Убитые?
– Вы работаете в убойном отделе и имеете дело исключительно с трупами? – предположила Кристина.
– Нет, я работаю криминалистом и имею дело с уликами, – ответил Горацио, откидываясь на спинку кресла и расслабляясь.
– Наверное, с уликами работать легче, чем с людьми, – помолчав, сказала Кристина. – По крайней мере, у них нет родственников.
– Родственники есть у погибших, – тихо сказал Горацио.
– Верно, – согласилась Кристина. – Да, разговаривать с родственниками жертв довольно тяжело. Тяжелее разве что разговаривать с родственниками умершего пациента. Ведь в их глазах убийца – ты. Вам доводилось убивать людей? – неожиданно спросила она.
– Да, – глухо ответил Горацио, снова наклоняясь вперед и опираясь локтями о стол.
– Приносило ли вам облегчение то, что иначе было нельзя?
– Нет, – тряхнул головой Горацио, поднимая глаза и встречаясь взглядами с Кристиной.
– Тогда вы понимаете, – отводя взгляд, кивнула Кристина. – Проще работать с коматозниками. Единственное, что от тебя требуется – знать, что необходимо человеку, который не может сам сказать, что с ним происходит. Истинная суть работы врача.
– А я бы сказал, что это истинная суть работы криминалиста, – улыбнулся Горацио, возвращаясь к началу разговора. – У вас большой опыт работы. Когда вы все успели? – осторожно поинтересовался он.
– Мне тридцать четыре, – чуть пожала плечом Кристина. Скорее всего, он неправильно оценил ее возраст. Интересно было бы еще знать, с чего он решил, что у нее большой опыт? – А помогать матери в госпитале я начала рано, в четырнадцать уже работала санитаркой. За двадцать лет можно поднакопить опыта и получить не две, а полдюжины специальностей, – улыбнулась она.
– А кто вы по специальности?
– Хирург, – сделала страшное лицо Кристина. – И врач экстренной помощи. Но здесь, в Штатах, мой диплом ничего не значит. Во всяком случае, пока я не пройду процедуру подтверждения. Так что можете к списку моих прегрешений перед законом добавить незаконное занятие врачебной деятельностью, – поддразнила она Кейна. – Или как там это правильно называется.
Кристина так и не поняла, в какой момент разговора маска слетела. Просто вдруг оказалось, что совершенно невозможно притворяться под взглядом этих синих глаз, даже когда они едва видны в полумраке. Вот сейчас Горацио опустил голову, и Кристина лишь каким-то шестым чувством уловила, что он улыбается.
Улыбается?! Чему? Тому, что она напомнила ему о своем преступном поведении? Так-так, мистер Кейн, не все с вами так просто…
– Могу я задать вопрос? – неуверенно начал Горацио. – Как вы здесь оказались? Что держит вас в этом доме?
Вот так. Какая, интересно, связь? Впрочем, не нужно создавать лишних сложностей: он все же пришел к выводу, что она не заодно с похитителями, и теперь пытается выяснить, почему же она тогда здесь и подчиняется им, пусть и против воли. И что отвечать? В такой постановке вопрос оказался совершенно неудобоваримым. О том, в какую переделку они попали и как она планирует из нее выбираться, Кристина готова была рассказать, а вот о том, как сюда попала… Рассказать про родителей и Питера, про Камбоджу, Кристофера, гибель детей? Нет. Во всяком случае, не сейчас.
– Я отвечу, но не сегодня, – сказала она. – Может быть, завтра…
– Значит, вы придете завтра? – быстро уточнил Горацио.
– Конечно приду, – кивнула Кристина, поднимаясь. Зажгла лампу и начала составлять тарелки на поднос. – Кто-то же должен вас кормить, – наигранно-ворчливо добавила она, и Горацио снова мягко заулыбался. Эту шутку он понял.
Теперь, когда его лицо было отчетливо видно, Кристине вообще не хотелось с ним играть в неприветливую злюку. Она собрала тарелки и направилась в свою комнату, как вдруг Горацио молниеносно оказался рядом и галантно открыл перед ней дверь. О, вот в эту игру она поиграет с ним с удовольствием! Горацио демонстративно скромно опустил глаза, а Кристина с трудом удерживалась от смеха, глядя на его якобы смущенное лицо. Очаровательно! Провожаем даму до двери!
– Тогда до завтра, Кристина? – поднимая домиком брови и склоняя голову к плечу, мягко проговорил Горацио.
– До завтра, Горацио Кейн, – тихо ответила Кристина, тоже слегка наклонив голову.
По правилам игры был положен поцелуй в щечку, и никто бы не возражал, но поднос в руках несколько выбивал Кристину из образа и возвращал в настоящее, где были Кристофер, дон Винченце и Дэн, караулящий снаружи…
Она просто шагнула через порог, Горацио прикрыл за ней дверь, и оставалось только повернуть ключ. Кристина так и сделала, с чувством, что она запирает совершенно необычную, волшебную дверь, за которой теперь живет странная сказка, предназначенная лишь для двоих.
Глава 14.За книгой и воспоминаниями Кристина не заметила, как пролетело время, и заложника вернули в его комнату. Услышав шаги и звук запираемой двери, она улыбнулась – мелькнула мысль пойти узнать, как все прошло. Впрочем, улыбка тут же пропала: в дверь ее комнаты постучали со стороны коридора. Что Крису от нее надо? Поспешно сунув фотографию в книгу, Кристина открыла дверь. Оказывается, Крис забыл передать, что ее хотел видеть дон Винченце.
Всю дорогу до «большого дома» Кристина пыталась просчитать варианты событий и выбрать правильную линию поведения. Разнообразием варианты не радовали, и ни один не гарантировал безопасности ни ей, ни Горацио. Молчаливо вышагивающий рядом Кристофер не способствовал раздумьям. У Кристины возникло даже неприятное чувство, что Крис ее конвоирует.
Дон Винченце сидел на веранде, выходящей в парк. Точнее, эту часть парка правильнее было бы назвать садом – ее делали специально для того, чтобы можно было наслаждаться видом. Кристина прошла мимо столика и встала у перил. Антонио Винченце дураком не был, поэтому вести сложный разговор, глядя ему в глаза, не очень-то хотелось. А в том, что разговор будет сложным, Кристина не сомневалась. До сих пор она была уверена, что справляется со своей ролью замкнутой одинокой женщины, убитой горем и не интересующейся ничем вокруг. Что же заставило предполагать, что она согласится на соучастие в тяжком преступлении?
– Как у нас дела сегодня? – видя, что она не настроена начинать разговор, спросил дон Винченце, откидываясь на спинку плетеного кресла.
– Хорошо, – не оборачиваясь, ответила Кристина, обхватывая себя руками. – Как всегда.
Похоже, босс решил зайти издалека, чтобы иметь время на то, чтобы понять, к чему она склоняется. Ему предстояла трудная задача – ведь Кристина сама еще не знала, как себя вести. Она так и не пришла к какому-либо выводу.
– Улучшений нет? – спросил дон Винченце с отчетливо слышимым разочарованием в голосе. Видимо, он все же надеялся на то, что Кристине удастся совершить настоящее чудо, и Джошуа станет прежним.
– Нет, – вздохнула Кристина. – Либо мы их не видим, а они накапливаются, готовя скачкообразный прорыв – но это маловероятно, – она помолчала, – либо это предел.
– Не расстраивайся, девочка, – ласково сказал дон Винченце, поднимаясь и подходя к ней. – Ты сделала все, что могла. Три года назад у меня было лишь тело сына и постоянная угроза потерять и его после очередного припадка. Сейчас у меня тридцатилетний сын с разумом пятилетнего ребенка, которого все окружающие считают идиотом, – он наклонился вперед, опираясь на перила. – Но у меня все же есть сын, который осознает, что я – его отец, с которым можно поговорить и даже сходить на бейсбол…
Кристина молча кивала. Все это было верно, но она понимала недосказанное: наследника дон Винченце все же лишился. А прелести отцовства как-то меркли, когда объектом был тридцатилетний парень с разумом ребенка, который уже никогда не станет взрослым.
К тому же Кристина понимала, что вопросы о состоянии Джошуа – лишь вступление, а констатация того факта, что ее работа закончена – лишь начало настоящего разговора, ради которого ее позвали. Кристина никак не помогала начать его. С одной стороны, ей хотелось услышать, что же дон Винченце собирается предложить. С другой стороны, начать разговор она могла разве что с изъявления недовольства по поводу пребывания в ее доме заложника, но тогда миссию по вовлечению ее в незаконную деятельность могли счесть выполненной, да и убрать его из дома, чтобы не провоцировать недовольства и заодно потрафить Кристоферу. Крис был недоволен решением дона Винченце едва ли не больше самой Кристины, а теперь, после знакомства с Горацио, ей вовсе не хотелось, чтобы он оказался в яме.
– Как себя чувствует твой гость? – будто подслушав ее мысли, спросил дон Винченце.
– Гость? – приподняв брови, переспросила Кристина. Неужели теперь они действительно оба в одном статусе – пленников в этом доме?
– Ты же не откажешь мне в этой маленькой услуге? – вкрадчиво уточнил дон Винченце.
– Он полицейский.
– Верно, – подтвердил дон Винченце, вопросительно глядя на Кристину.
Она чуть не закатила глаза: господи, и этот торгуется! Да, разумеется, участвовать в похищении полицейского – это отнюдь не маленькая услуга. И либо она сейчас гордо отказывается, подписывая себе смертный приговор (а может быть, и Горацио заодно), либо соглашается и таким образом становится на одну доску с доном Винченце и Кристофером, вопрос будет лишь в ее месте в их иерархии. Еще варианты? Приготовить яд, подсыпать дону Винченце и Крису, сбежать и жить с клеймом убийцы. Раздобыть оружие и подговорить Горацио немного подкорректировать повергший его в такой шок план – убить только охранника – и сбежать с его помощью, разыграв спасение прекрасной дамы. Да, перед этим придется стереть Горацио память и прикинуться невинной жертвой, которая томилась тут в плену до появления храброго рыцаря. А что, он такой, Маленькую Разбойницу спасать не будет, а вот Герду – запросто…
Кристина чуть не прыснула, на мгновение забыв, где она. Пауза затягивалась, надо было решаться.
– Вы гарантируете, что его жизни ничего не угрожает? – взглянув прямо в глаза босса, спросила Кристина.
– Разумеется, – разулыбался дон Винченце. – Я прошу тебя просто присмотреть за ним, позаботиться, – подчеркнув тоном слово «прошу», добавил он.
Кристина смотрела вдаль. Ей придется сыграть в эту игру. На кону две жизни. Нет, выбор у нее есть, сколько угодно: умереть, стать убийцей, стать пособницей бандитов… Пройти по лезвию ножа и выжить, вытащить отсюда и себя, и Горацио.
Молча кивнув, Кристина отправилась к выходу. Обратно ее никто не сопровождал, и она сделала вывод, что Кристофер либо слышал беседу, либо дон Винченце дал ему знак – предложение принято, ее можно больше не опасаться. Теперь она будет считаться одной из «своих». Очень лестно, ничего не скажешь. Кристина Маршалл, маркиза ангелов, да-да.
С легкой тоской вспомнилась работа в госпитале. Там тоже приходилось принимать рискованные решения, полагаясь на интуицию, поскольку на сбор информации просто не было времени, приходилось нести ответственность за этот выбор, правильный или неправильный. Но там все зависело лишь от нее и от желания пациента выжить. И еще – в этой битве пациент был всегда на ее стороне, иначе битву можно было считать изначально проигранной. А сейчас? Что-то не укладывалось у нее в образ бравого служаки без страха и упрека. Что-то она упустила. Впрочем, у нее же есть прекрасная возможность это выяснить: солнце клонится к закату, заложника следует еще раз покормить – вот и повод для визита. Выдавать ли ему свой интерес? Пожалуй, не стоит. Может быть, даже стоит попробовать сыграть для него ту же роль, что и для остальных: замкнутая одинокая женщина, которую присутствие в ее доме незваного гостя лишь раздражает. Собственно, так будет и правильней. Чтобы Кристофер не сорвал зло на Горацио, когда она исчезнет, придется дождаться, пока его обменяют, а уж потом бежать самой. Пока ее не замазали в чем-то еще. И в этом случае лучше будет держаться от заложника подальше, чтобы не вызывать ненужных подозрений, но… Стыдно признаваться, но ей ужасно интересно. Да, любопытство сгубило кошку, но она не собирается любопытствовать, она просто немного поговорит с человеком, вынужденным сидеть в четырех стенах, который, между прочим, сам об этом просил, вот.
Возле флигеля ее встретил Дэн, заступивший на ночное дежурство. Предупредил, что пока ее не было, заложнику оставили чуть больше свободы, не стали запирать дверь в коридор. Мол, дон Винченце предупредил, что слишком сильно ограничивать лейтенанта не стоит, раз он принял все условия. Так что караулить они с Марком будут только снаружи, в дом соваться не велено.
Кристина кивнула, отметив про себя, что угадала: лейтенант, значит, начальник. Готовя ужин, она продолжала внутренний спор сама с собой о том, стоит ли и безопасно ли пытаться узнать Горацио поближе, и как это сделать, не снимая той маски, которую она решила носить. Мелькнула даже мысль поужинать вместе, но была изгнана, как глупая и неуместно-романтичная. Поужинала Кристина одна, затем составила тарелки на поднос – и вдруг замешкалась. Если она сейчас просто войдет через открытую дверь со стороны коридора – она без предупреждения ворвется в его личное пространство, а оно и так невелико. Стучать в незапертую дверь, находясь в своем доме? Как-то глупо. В итоге Кристина решила пройти через свою комнату – звук поворачивающегося в замке ключа будет предупреждением.
Это сработало: когда она вошла, Горацио сидел на кровати, хотя по очертаниям вмятин на подушке было ясно, что до этого он лежал. Кристина быстро окинула комнату взглядом: кровать, стол, стул, два кресла. Правильно, что же ему тут делать, стены разрисовывать? Сердце стиснуло острой болью от воспоминания о Джинни, о четырех цветных ладошках – отпечатках на стене дома в Кампонгчнанге…
Нет, не думать об этом, не думать. Кристина стала составлять тарелки на стол, стараясь, чтобы руки не дрожали. Сделала приглашающий жест.
Может, все же не стоит? Чтобы избавить себя от дальнейших колебаний, Кристина села в свое любимое кресло. Отголоски боли еще не прошли, но все равно Горацио сначала нужно поесть, уговор дороже денег…
– Уговор прежний? – с полуулыбкой спросил он.
Кристина кивнула, стараясь не выдать мгновенного испуга. Мысли он, что ли, читает?
В этот раз Горацио ел неторопливо, и взгляды его были скорее изучающими, чем беспокойными. Кристина старалась не смотреть на него: слишком велик был диссонанс между той ролью, которую она собралась играть, и реальными чувствами, охватывающими ее при каждом взгляде на этого человека. Хотелось сесть рядом, уткнуться в плечо, взять за руку и тихо рассказать, в какую передрягу они попали. Мечты, мечты… Расхлебывать эту кашу, заварившуюся с его появлением, придется самой.
– Я вас раздражаю? – неожиданно вклинился в ее мысли Горацио.
– Да, – откликнулась Кристина. – Своим присутствием.
Это не было правдой, своим присутствием он создавал проблему, но эта проблема существовала как бы отдельно от него самого. Но, следуя избранной роли, Кристина сочла нужным ответить именно так.
– Я же не специально, и ничего не могу с этим поделать, – поставив на стол локти, сцепив в замок пальцы и низко опустив голову, проговорил Горацио.
Кристине захотелось немедленно погладить его по голове и признаться, что ничего ему не надо делать, не виноват он ни в чем.
– А я и не прошу вас ничего с этим делать, – чуть пожав плечом, ответила она.
– Мне бы не хотелось вызывать у вас негативные эмоции, – осторожно сказал Горацио.
– Вызывайте позитивные, кто вам мешает, – вырвалось у Кристины прежде, чем она успела остановиться.
Горацио вглядывался в ее глаза, будто надеясь что-то прочитать в их глубине. Кристине стало немного неловко: он не мог понять, что это шутка, и для него, вероятно, это выглядит как злая насмешка, издевательство. Этого она совсем не хотела, но слова уже были сказаны, и Кристина никак не могла придумать ничего, что могло бы сгладить их эффект, не выдав ее с головой.
Горацио грустно усмехнулся, опустил взгляд на свои руки.
– Наверное, это моя судьба, – сказал он. – Быть там, где меня сейчас ждут, я не могу, хотя там мое присутствие доставило бы радость, и избавить вас от своего присутствия тоже не могу, хотя и рад бы…
– Бессилие – скверная штука, – согласилась Кристина, тихо радуясь, что он не обиделся, не замкнулся в себе. – Вас ждет ваша семья?
Горацио вскинул глаза и тут же снова их опустил. Казалось, он с разбегу налетел на стену. Кристина мысленно бранила себя за показавшийся таким невинным на первый взгляд вопрос. А если бы ее так сейчас спросили? Нет, верно говорят, любопытство до добра не доводит. Нужно прекращать этот разговор, пока не поздно.
Но прежде чем Кристина успела сказать, что отвечать не надо, что она извиняется и уже уходит, Горацио вздохнул, еле заметно дернул уголком рта и тихо, будто про себя, произнес:
– Да. Моя семья. Жена моего брата и племянник. У него сегодня день рождения.
Кристина в упор смотрела на него, склонив голову к плечу и пытаясь осмыслить столь странную реакцию и эти слова в комплекте. Жена брата и племянник. Это – его семья. Семья брата. Раз эта – своя, значит, другой нет? А была ли? Почему нет? Он – красивый мужчина, высокий, и не безработный какой-нибудь, не унылый клерк. Полицейский. Хотя… Говорят, у полицейских как раз часто бывают сложности с созданием семьи. Как ни странно, у многих врачей тоже – сменный график, большая вероятность внезапного вызова и тому подобное…
А еще – у племянника сегодня день рождения, но он ничего не сказал про отца. Неужели его брат – такой, как Питер? Что-то с трудом верится. И эта его реакция, и главное – «моя семья». Он там главный мужчина. Возможно, даже собирается занять место главы семейства. А брат, вероятно, погиб, и эта боль еще не прошла. Интересно, сколько лет назад? Кристина мысленно попыталась увидеть детей смеющимися, но у нее, как всегда, ничего не вышло.
– Печально, – сказала она, как бы подводя итог своим размышлениям.
Горацио вскинул глаза, прищурился, снова выискивая ответ на дне ее зрачков. Но, видно, ее глаза были плохим подсказчиком. Через какое-то время он сдался:
– Почему печально?
– Раз вы называете семью вашего брата своей семьей, значит, его с вами уже нет, и вместо радости от посещения родных вы, похоже, испытываете боль, – пояснила Кристина.
Над переносицей Горацио вновь собрались морщинки, веки и уголки губ чуть опустились, чуть четче обозначились носогубные складки – лицо выражало такую скорбь, будто он стоял над свежей могилой.
– Простите, – торопливо сказала Кристина, спуская ноги с кресла.
Куда она лезет, идиотка?! Человеку мало того, что его избили, захватили в заложники, его родные сейчас беспокоятся, а может, даже злятся на него, не подозревая истинной причины его опоздания – так еще и она влезла немытыми ногами в душу, бередя еще не зажившие раны.
– Не уходите, – неожиданно попросил Горацио, сдвигая домиком брови.
– Вам неприятно об этом говорить, а я… я лезу не в свое дело, – извиняющимся тоном проговорила Кристина, поднимаясь. – Вы не должны передо мной исповедаться…
Горацио опустил голову, и у Кристины вдруг возникло ощущение, что он сейчас резко бросит: «А если я хочу?».
Почему-то ему очень хотелось с ней говорить, настолько, что он готов разговаривать на самые болезненные для себя темы, лишь бы она не уходила. Кристина испытала мимолетный укол вины – за что она так мучает человека, неужели нельзя найти более приятную тему для разговора? Как бы она себя чувствовала, оказавшись взаперти, согласившись не рваться на свободу и располагая всего одним собеседником?
К тому же, вряд ли он совсем оставил мысли о побеге. Тогда ему вдвойне нужно с ней разговаривать: склонить на свою сторону, возможно, даже очаровать.
– Поймите, – опускаясь обратно в кресло, сказала Кристина. – Это ничего вам не даст, – она оперлась на подлокотник кресла и устало потерла лоб. – Я не смогу помочь вам сбежать, это просто небезопасно для меня, а вы в безопасности, пока сами ничего не предпринимаете. А собеседник из меня плохой.
– Неправда, – быстро возразил Горацио. – Вы очень наблюдательны, – он сопроводил эти слова лукавой мягкой улыбкой.
– Приходится, – кивнула Кристина, цепляясь за знакомую тему, чтобы поддержать разговор. – Мои пациенты слишком часто не могут рассказать свою историю, по тем или иным причинам, приходится догадываться самой. Но это не оправдывает моей нетактичности по отношению к вам, – нахмурилась она.
– Если б я не знал, что вы говорите о своей работе, я бы решил, что вы говорите о моей, – не прекращая улыбаться, сказал Горацио.
Кристина склонила голову к плечу, подпирая рукой щеку, и задумчиво посмотрела на Горацио. Полицейский, чьи клиенты не могут рассказать свою историю? Убитые?
– Вы работаете в убойном отделе и имеете дело исключительно с трупами? – предположила Кристина.
– Нет, я работаю криминалистом и имею дело с уликами, – ответил Горацио, откидываясь на спинку кресла и расслабляясь.
– Наверное, с уликами работать легче, чем с людьми, – помолчав, сказала Кристина. – По крайней мере, у них нет родственников.
– Родственники есть у погибших, – тихо сказал Горацио.
– Верно, – согласилась Кристина. – Да, разговаривать с родственниками жертв довольно тяжело. Тяжелее разве что разговаривать с родственниками умершего пациента. Ведь в их глазах убийца – ты. Вам доводилось убивать людей? – неожиданно спросила она.
– Да, – глухо ответил Горацио, снова наклоняясь вперед и опираясь локтями о стол.
– Приносило ли вам облегчение то, что иначе было нельзя?
– Нет, – тряхнул головой Горацио, поднимая глаза и встречаясь взглядами с Кристиной.
– Тогда вы понимаете, – отводя взгляд, кивнула Кристина. – Проще работать с коматозниками. Единственное, что от тебя требуется – знать, что необходимо человеку, который не может сам сказать, что с ним происходит. Истинная суть работы врача.
– А я бы сказал, что это истинная суть работы криминалиста, – улыбнулся Горацио, возвращаясь к началу разговора. – У вас большой опыт работы. Когда вы все успели? – осторожно поинтересовался он.
– Мне тридцать четыре, – чуть пожала плечом Кристина. Скорее всего, он неправильно оценил ее возраст. Интересно было бы еще знать, с чего он решил, что у нее большой опыт? – А помогать матери в госпитале я начала рано, в четырнадцать уже работала санитаркой. За двадцать лет можно поднакопить опыта и получить не две, а полдюжины специальностей, – улыбнулась она.
– А кто вы по специальности?
– Хирург, – сделала страшное лицо Кристина. – И врач экстренной помощи. Но здесь, в Штатах, мой диплом ничего не значит. Во всяком случае, пока я не пройду процедуру подтверждения. Так что можете к списку моих прегрешений перед законом добавить незаконное занятие врачебной деятельностью, – поддразнила она Кейна. – Или как там это правильно называется.
Кристина так и не поняла, в какой момент разговора маска слетела. Просто вдруг оказалось, что совершенно невозможно притворяться под взглядом этих синих глаз, даже когда они едва видны в полумраке. Вот сейчас Горацио опустил голову, и Кристина лишь каким-то шестым чувством уловила, что он улыбается.
Улыбается?! Чему? Тому, что она напомнила ему о своем преступном поведении? Так-так, мистер Кейн, не все с вами так просто…
– Могу я задать вопрос? – неуверенно начал Горацио. – Как вы здесь оказались? Что держит вас в этом доме?
Вот так. Какая, интересно, связь? Впрочем, не нужно создавать лишних сложностей: он все же пришел к выводу, что она не заодно с похитителями, и теперь пытается выяснить, почему же она тогда здесь и подчиняется им, пусть и против воли. И что отвечать? В такой постановке вопрос оказался совершенно неудобоваримым. О том, в какую переделку они попали и как она планирует из нее выбираться, Кристина готова была рассказать, а вот о том, как сюда попала… Рассказать про родителей и Питера, про Камбоджу, Кристофера, гибель детей? Нет. Во всяком случае, не сейчас.
– Я отвечу, но не сегодня, – сказала она. – Может быть, завтра…
– Значит, вы придете завтра? – быстро уточнил Горацио.
– Конечно приду, – кивнула Кристина, поднимаясь. Зажгла лампу и начала составлять тарелки на поднос. – Кто-то же должен вас кормить, – наигранно-ворчливо добавила она, и Горацио снова мягко заулыбался. Эту шутку он понял.
Теперь, когда его лицо было отчетливо видно, Кристине вообще не хотелось с ним играть в неприветливую злюку. Она собрала тарелки и направилась в свою комнату, как вдруг Горацио молниеносно оказался рядом и галантно открыл перед ней дверь. О, вот в эту игру она поиграет с ним с удовольствием! Горацио демонстративно скромно опустил глаза, а Кристина с трудом удерживалась от смеха, глядя на его якобы смущенное лицо. Очаровательно! Провожаем даму до двери!
– Тогда до завтра, Кристина? – поднимая домиком брови и склоняя голову к плечу, мягко проговорил Горацио.
– До завтра, Горацио Кейн, – тихо ответила Кристина, тоже слегка наклонив голову.
По правилам игры был положен поцелуй в щечку, и никто бы не возражал, но поднос в руках несколько выбивал Кристину из образа и возвращал в настоящее, где были Кристофер, дон Винченце и Дэн, караулящий снаружи…
Она просто шагнула через порог, Горацио прикрыл за ней дверь, и оставалось только повернуть ключ. Кристина так и сделала, с чувством, что она запирает совершенно необычную, волшебную дверь, за которой теперь живет странная сказка, предназначенная лишь для двоих.
@темы: "Сто лет одиночества", Кристина, "И дольше века длится день", Горацио Кейн
-
-
03.07.2011 в 17:13Как же это все здорово!
Я прямо так и вижу все. Шикарный стиль.
Пошла читать дальше.
-
-
03.07.2011 в 17:40Спасибо