Автор: Tinka1976
Бета: MiNai (по 20 главу включительно)
Фандом: CSI:Miami
Категория: цикл "Кристина" (18)
Написано в июле-августе 2010 года.
Размер: макси (36369 слов)
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Горацио/Кристина
Место и время действия: Майами, 2001 - 2004 год, (начало 3 сезона).
Жанр: драма, романс, хёрт/комфорт
Предупреждения: насилие/жестокость, UST.
Авторские примечания: эта часть представляет собой "изнанку" фика "Заложник".
Часть вторая. И дольше века длится день.
Глава 11.
Глава 11.
Несмотря на итальянскую фамилию, Антонио Винченце был американцем в пятом поколении. И наоборот, несмотря на то, что его предки давно уже обосновались в Америке, Антонио предпочитал, чтобы его называли не сэр Винченце, а дон Винченце. Жена Антонио умерла при родах, и с тех пор он больше не женился, благо наследник выжил и рос здоровым и крепким парнем.
Владения дона Винченце включали в себя дом с бассейном и довольно большим парком: со скамейками, беседками, фонтанами и даже кусочком «настоящих джунглей» - великолепным творением ландшафтного дизайнера. За этими джунглями скрывался небольшой домик, который и приносил дону Винченце основной доход. Несколько автомастерских и сеть магазинчиков он держал лишь для отвода глаз, настоящий свой доход от продажи наркотиков, изготовляемых в этом самом домике в глубине парка, Винченце никогда не афишировал.
Когда сыну исполнилось двадцать пять, умерла пожилая служанка, фактически заменившая мальчику мать, и дон Винченце, решив, что парень уже слишком взрослый для новой няньки, приставил к нему Сержио – одного из доверенных людей. О том, что это было роковой ошибкой, Антонио Винченце узнал полтора года спустя. Сержио оказался ставленником «Мала Ноче» - местной группировки молодых отморозков, торгующих оружием и нацелившихся на наркобизнес. Через год Джошуа Винченце уже крепко сидел на игле, а лаборатория однажды ночью по непонятным причинам взорвалась.
Тут-то и проявил себя недавно пришедший под крыло дона Винченце боевик – бывший сапер Кристофер Менг. Он определил, что лаборатория была взорвана, он же лично выследил предателя Сержио и ухитрился доставить его пред ясны очи хозяина живым, как и было велено. Избитый до полусмерти Сержио героически молчал, понимая, что убьют его в любом случае и, кого бы он ни сдал, пощады не вымолить. Тогда Кристофер придумал поместить его в «яму». Небольшая комната с прозрачной крышей – якобы оранжерея для цветов, которые давно уже никто не выращивал, на самом деле скрывала тайник: бетонный колодец, закрывавшийся потайным люком так, что его и видно не было, с автоматически включающейся вентиляцией – идеальное место для хранения товара. Вот в этот тайник и поместили Сержио, раз в двое суток сбрасывая ему бутылку с водой и осведомляясь, не передумал ли он еще. Сержио продержался почти две недели, сходя с ума от голода, темноты и вони собственных испражнений, после чего, уже находясь на грани помешательства, выдал всех, кто ему помогал, и был милосердно добит собственноручно Кристофером к великому удовольствию хозяина.
Кристофер был назначен начальником охраны, лабораторию восстанавливать не стали – побоялись возросшей за последнее время подозрительности властей. Остатки лаборатории превратились во флигель довольно странной планировки: большая комната с эркером, крохотная задняя почти без окон, соединенные дверью между собой и каждая с выходом в короткий коридорчик-холл, откуда можно было попасть в туалет с ванной и на кухню. Флигель пока пустовал – живший при лаборатории химик погиб при взрыве, а у остальных были свои апартаменты в главном доме.
Дон Винченце вместе с новоиспеченным начальником охраны совершили несколько поездок, наладили новые каналы поставки и сбыта, бизнес вновь пошел в гору – и тут грянула беда. Вернувшись как-то раз домой, Антонио застал прислугу в слезах и охрану в смятении. Завидев хозяина, все разбегались и прятались, как тараканы по щелям. Выловив наконец одну из горничных, дон Винченце узнал страшную новость: сын попал в больницу с сильнейшей передозировкой, состояние критическое. Услышав это, Антонио чуть не отправился следом за женой – так прихватило и без того пошаливавшее сердце.
Через два месяца стало ясно, что сын хозяина жить будет, вот только жизнью назвать это состояние сложно. Джошуа Винченце мог обходиться без аппаратов, но находился в растительном состоянии. Антонио, осознав, что никакие взятки не помогут делу, перевез сына домой, нанял пару медсестер для ухода за ним и погрузился в уныние.
Новую надежду в его измученное сердце заронил никто иной, как новый начальник охраны. Дон Винченце был готов на все ради этой надежды. Если за чудо-врачом, которого обещал Кристофер, требовалось съездить в Камбоджу – пусть едет в Камбоджу. Правда, дон Винченце не ожидал, что отсутствие начальника охраны продлится чуть ли не год, да и привезенный Кристофером врач его поначалу невероятно разочаровал: маленькая, совсем молоденькая, к тому же ужасно бледная и худая женщина с тихим голосом и потухшим взглядом. Но надежда – коварная вещь, Антонио не мог расстаться с ней просто так.
Кристина Маршалл появилась в доме Антонио Винченце в конце лета. К тому моменту прошло более полугода после гибели ее семьи, раны от пуль давно зажили благодаря заботам Боба Фокса, но сама молодая женщина производила впечатление выходца с того света. Собственно, она себя примерно так и ощущала. Боб вернул ее с того света, но зачем – она не понимала. Когда ей, где-то через две недели после того, как она очнулась, сочли возможным сообщить о смерти детей и Питера, Кристина перестала разговаривать и впала в апатию. Напрасно Боб часами сидел рядом с ней, с горячностью убеждая, что это еще не конец жизни, ей всего тридцать, она еще может начать все сначала… Кристина не отвечала. Зачем? Зачем отвечать? Зачем начинать все сначала? Зачем вообще люди живут?
Когда Кристофер вновь заговорил о переезде в Штаты, Кристина лишь равнодушно кивнула. Боб Фокс засомневался было в правильности этого решения, но Кристофер так заманчиво расписывал парк с маленьким домиком, который хозяин обещал предоставить Кристине, – на деле, конечно, никто еще ничего не обещал, но Крис был уверен, что за этим дело не станет – и необременительную работу за хорошие деньги…
Тут засомневалась уже Кристина: как иностранному специалисту, для работы в Штатах ей требовалось пройти процедуру подтверждения диплома, а она сейчас была не в состоянии этим заниматься. Кристофер заверил ее, что хозяину не требуется подтверждение, ему нужен человек, который сумеет поднять парня на ноги. Кристина долго молчала, потом сказала, не поднимая глаз, что она теперь не уверена, сможет ли вообще лечить.
В своих раздумьях о том, как же она теперь будет жить, Кристина уже пробовала ухватиться за свою профессию, как за палочку-выручалочку. Но даже просто при упоминании об операциях ее вдруг охватывала странная слабость, мысли начинали путаться, и накрывало обреченностью полного бессилия, подобного тому, которое она испытала, лежа на земле и наблюдая, как умирают самые дорогие ей люди. Если бы Кристина поделилась этим хотя бы с Бобом Фоксом, тот наверняка успокоил бы ее, объяснив, что это ни что иное, как посттравматическое стрессовое расстройство, нужно подождать, прийти в себя – и она прекрасно сможет оперировать. Но Кристина боялась. Боялась оказаться несостоятельной как профессионал и обнаружить, что такая она не нужна и Бобу.
В итоге же и Кристофер, и Боб дружно сказали, чтобы она не выдумывала, что перемена места пойдет ей на пользу, а яркое солнце Майами разгонит все мрачные мысли. А Кристина согласилась, втайне решив, что пусть лучше ее несостоятельность обнаружится там, где никто не знает ее как выдающегося врача, не станет ожидать от нее больших свершений и, соответственно, не будет так сильно разочарован.
Перелет, толчея аэропорта, огромный, шумный, красочный Майами произвели несколько угнетающее действие на Кристину. После этого уединенная тишина парка, маленький домик, в котором она могла обустроиться так, как пожелает, показались ей вдвойне желанными. А познакомившись со своим пациентом, Кристина успокоилась и по поводу работы, одновременно с ходу произведя неизгладимое впечатление на дона Винченце и присматривавшую в то утро за Джошуа медсестру Диану.
- Он всегда беспокоен по утрам, - сказала им Диана, когда они пришли знакомиться.
Кристина молча смотрела на лежащего в постели парня. Он явно заметил вошедших, но его глаза плохо фокусировались, из уголка кривящегося рта потекла слюна. Кристина смотрела, как он вертит головой, и вдруг почувствовала желание зажмуриться, прикрыть глаза, отвернуться – в общем, как-то избавиться от яркого света. Она внимательно взглянула в глаза Джошуа, на его расширенные зрачки, потом на окна, выходящие на восток.
- Откроете во второй половине дня, - тихо сказала Кристина медсестре, прикручивая жалюзи.
Диана недовольно поморщилась: мало того, что приходится сидеть целыми днями с идиотом, так еще и впотьмах?! Да что она о себе вообразила, эта…
- Я посмотрю назначения и подумаю, можно ли как-то снизить его чувствительность к свету, - сказала Кристина, обращаясь к дону Винченце.
- Значит, мы договорились? - довольным тоном уточнил Антонио, с нежностью глядя на сына.
Диана оглянулась – и прикусила губу. Джошуа больше не вертел головой и ему почти удалось сфокусировать взгляд на отце. Да и рот парень уже не кривил, теперь он, похоже, улыбался. Кристина спокойно выдержала два восхищенных взгляда – она, на свое счастье, не знала, что про нее наговорил Кристофер, и не понимала, что Диана и дон Винченце в этот момент уверовали в ее чудо-способности.
- Будем работать, - кивнула Кристина.
И она работала, день за днем вытаскивая на свет и старательно взращивая чудом сохранившиеся крохи высшей нервной деятельности, помогая пациенту вновь овладеть собственным телом. Поначалу процесс шел медленно, труднее всего Джошуа дались самые простейшие навыки: фокусировать взгляд, сидеть и сдерживать позывы в туалет. На это ушел почти год, зато потом пациент стал прогрессировать просто невероятными темпами, и еще через полгода Диану благополучно рассчитали, оставив вторую медсестру, Марию, в качестве персональной няньки.
Двадцать девятый день рождения Джошуа встретил за праздничным столом, смог сам задуть свечи, похлопать в ладоши и даже кое-как сказать: «Спасибо, папа!» - когда отец вручил ему подарок. Дон Винченце прослезился и от всей души обнял Кристину, которая наблюдала за праздником с легкой улыбкой. Но к тому времени к ее замкнутости и неразговорчивости все привыкли и не удивлялись такой скромной реакции на достигнутое.
В отличие от своего пациента, сама Кристина не могла похвастаться прогрессом в душевном состоянии. Она добросовестно выполняла свои обязанности сперва личного врача, потом кого-то вроде гувернантки при Джошуа, но мир по-прежнему был для нее каким-то странно неродным. Один из боевиков дона Винченце, Марк, выполнявший обязанности водителя, как-то раз отвез Кристину на уединенный пляж. У нее был выходной день, Марк пообещал вернуться через несколько часов. Раскаленный солнцем на поверхности и прохладный в глубине песок, яркое солнце, крики чаек и шелест пальм, прозрачная океанская вода, в которой она наконец смогла искупаться, не опасаясь, что кто-то увидит ее шрамы – все было к ее услугам. И Кристина прогулялась по пляжу, немного позагорала, искупалась… Потом вышла на берег и разрыдалась. Представила, как радовался бы прозрачной воде и шныряющим прямо под ногами разноцветным рыбкам Дамир. Как он, дрожа от нетерпения, натягивал бы маску и ласты, как хвастался бы потом тем, что ему удалось увидеть под водой, и – наверняка – найденной красивой ракушкой…
К тому времени, когда вернулся Марк, Кристина уже успокоилась, заверила его, что замечательно провела время, вежливо поблагодарила. Но больше ни разу не согласилась поехать туда.
В магазине, подбирая себе такую одежду, чтобы не было видно пулевых отметин – это было не так-то просто сделать, учитывая тропический климат Майами – Кристина вспоминала Кэтти с ее страстью к разноцветным одежкам. Видела детские рисунки мелом на асфальте – вспоминала неутолимую страсть Джинни к рисованию.
Дети были везде, в каждой житейской мелочи. Кристина только сейчас отдала себе отчет, насколько они наполняли ее жизнь ежесекундно. Оказывается, она думала о них постоянно, о том, что им нужно сейчас и что потребуется завтра, какие они стали, какие склонности у них проявляются и какими они могут стать, когда вырастут…
О Питере Кристина почти не вспоминала. Лишь вечером, поплакав над той самой фотографией из Кахкае - она оказалась в одной из книг - Кристина закрывала глаза и снова видела руки Питера, крепко стискивающие тело мертвого Дамира. Его залитое кровью и засыпанное землей лицо. Странно виноватое выражение в глазах. Почему-то ей казалось, что в последний миг своей жизни Питер Маршалл хотел попросить у нее прощения. За что? За то, что не дал ей развод, что и привело их всех на эту площадь? Или еще раньше, за ту безобразную сцену в Кахкае и то, что последовало за ней? Или еще за что-то?
Теперь этого уже не узнать. Кристина не хотела смотреть на мертвое лицо Дамира, на мертвые открытые глаза Джинни и Кэтти. Она лежала без сна, глядя в потолок, и думала. Думала о том, почему ее жизнь сложилась именно так. А главное – неужели эта жизнь была так уж плоха, что Господь решил оборвать её таким вот жестоким образом? Почему это случилось с ней? Если это было неправильно и не должно было случиться – почему Господь допустил это? Если это было правильно, и она должна была умереть – зачем она выжила?
Ответов она не находила, а жить между тем было надо. Приходилось вставать, дышать, разговаривать, чем-то себя занимать. Одевалась Кристина чаще всего в легкий и практичный брючный костюм – стилизованная под китайскую блуза наглухо застегивалась до самого ворота, скрывая то, что ей хотелось скрыть. Кристина с удовольствием надела бы саронг – но слишком больно стискивало сердце воспоминаниями о самом счастливом времени ее жизни. С прической проблем не было – в госпитале ее снова коротко остригли, это было стандартной мерой: при такой жаре и влажности вши у лежачих больных разводились в мгновение ока при малейшем недосмотре. Выйдя из госпиталя, Кристина позволила волосам свободно расти, а когда они стали достигать плеч, просила Марию просто ровно обрезать их.
Из развлечений Кристина выбрала два: чтение и поездки. Библиотека неподалеку оказалась для нее просто сокровищницей. В эркере в ее комнате поселились легкий стол и удобное кресло, а через какое-то время на ручке кресла прижилась невесомая пушистая шаль – в трехстворчатое окно, позволявшее летом читать до позднего вечера, не зажигая лампу, зимой довольно ощутимо задувал ветер. Поездки по городу на самом обычном городском автобусе Кристина распробовала случайно – в расстроенных чувствах после посещения магазина вскочила как-то в автобус, да и уехала на другой конец города. За время поездки успокоилась и на обратном пути почувствовала странное очарование проходящих за окном городских пейзажей и смены лиц обычных людей, живущих своей обычной жизнью. Словно обрывки страниц из почему-то смутно знакомой, но никогда раньше не читаной книги.
«Вот такая она, жизнь после смерти», - мрачно шутила про себя Кристина. Что поделаешь, если в свои тридцать с небольшим она успела пережить больше, чем иные и за шестьдесят лет, и за девяносто? Она была женой, она была матерью, она достигла вершины в карьере, она видела войну и мир, узнала любовь и измену… Что теперь? Повторить какой-то из этих пунктов? Зачем?
О Кристофере в роли мужа Кристина даже не думала. И вообще ни в какой роли. Если Питер после гибели родителей казался ей чем-то вроде драгоценного осколка прежней жизни, который нужно сохранить любой ценой, Кристофер казался заржавевшим осколком бомбы в старой ране, при каждом соприкосновении с которым начинает болеть сильнее.
Первую свою попытку «утешить» Кристофер предпринял где-то через год после переезда в Майами. Он помнил о том, как отреагировала Кристина на его укус, и прошлых ошибок не повторял, был нежен и ласков, как только умел. Вероятно, только поэтому дело и дошло до постели – грубому напору Кристина сопротивлялась бы, а так Кристоферу удалось уговорить ее «попробовать». К его огромному разочарованию, получилось хуже некуда. Кристина не сопротивлялась, но и никак не реагировала. Лежала под ним, словно ватная кукла. Кристофер с огромным трудом преодолел искушение снова укусить ее, чтобы вызвать хоть какой-то звук или вздох.
Когда все закончилось, Кристина неожиданно для него встала, завернулась в простыню, отошла и забралась с ногами в свое любимое кресло в эркере, глядя на медленно разгорающийся за окном рассвет. Кристофер в растерянности сел на кровати, затем встал, сделал несколько шагов к ней.
- Уйди, пожалуйста, - попросила Кристина, не глядя на него.
- Но…
- Ты что, не видишь? – тускло, без выражения произнесла она. – Я тебя не хочу. Я ничего не хочу.
Кристина обняла колени руками, положила на них голову и замерла, глядя в окно, будто и не было тут никакого Криса, будто и не пытались они только что заниматься любовью.
- Это пройдет, - помолчав, уверенно сказал Крис.
Развернулся и ушел в ванную. Затем вернулся, оделся, еще раз глянул на Кристину и ушел. Она даже не шелохнулась за все это время.
Кристофер был поначалу слишком ошеломлен, чтобы злиться, но потом злость захлестнула его с головой. Да по кому она так убивается? По Питеру?! По этому корявому кобелю, которого она сама на порог не пускала последний год?
Накрутив себя, Кристофер на следующий вечер явился во флигель снова, готовый штурмом взять эту крепость, причинить боль, но заставить проявить чувства. Кристина, казалось, удивилась, увидев его.
- Зачем ты пришел? – спросила она.
- Сама не понимаешь?
Кристофер попытался силой притянуть ее к себе, как сделал когда-то, но встретил неожиданно сильное и умелое сопротивление. Сперва Крис даже обрадовался – чего-то подобного он и желал от нее, но потом понял, что Кристина не намерена сдаваться, а недостаток силы компенсируется кошачьей гибкостью и упорством. Почувствовав во время борьбы его эрегированный член, Кристина не вздрогнула, не задышала чаще, что могло бы выдать тщательно скрываемое возбуждение, которого ждал от нее Крис, вместо этого, едва вывернувшись из захвата, она нанесла молниеносный удар в пах. Даже придясь вскользь, удар оказался настолько болезненным, что вынудил Кристофера отступить.
- Да что тут происходит? – в этот вечер патрулировал Марк, он и прибежал на шум. – Крис, ты рехнулся?!
Кристофер отступил, сопровождаемый своим подчиненным, презревшим субординацию и всю дорогу до «большого дома» читавшим ему нотации о недопустимости приставаний к женщине, недавно перенесшей такое горе.
- Дай ты ей время в себя прийти! – горячо выговаривал Марк.
- Сколько?! – вызверился Кристофер. – Два года? Три?
- Да хоть пять, - спокойно ответил Марк. – Неужто ты не понимаешь, что только пугаешь ее своим темпераментом?
- Давай, поучи еще, - раздраженно дернул плечом Крис. – Ты не знаешь, какая она…
Свой нерастраченный любовный пыл он выплеснул на попавшуюся под руку горничную. Аннабель давно с ним заигрывала, и теперь поплатилась за это – Кристофер завалил ее на первый подвернувшийся стол, задрал юбку, сдвинул в сторону трусики и вогнал член одним толчком, зажимая девушке рот и тут же начиная двигаться, совершенно не заботясь о комфорте партнерши. Кончив, просто оттолкнул ее и ушел к себе. Уж чего-чего, а горничных-латиноамериканок в Майами было много, и Кристофер не сомневался, что хозяин встанет на его сторону, если девушка пожалуется.
Но Аннабель и не подумала жаловаться. Синяки, оставшиеся на бедрах, груди и шее, не отпугнули ее, она по-прежнему заигрывала с Крисом и вскоре была «вознаграждена» - он так же грубо взял ее на ковре в гостиной, застав за уборкой. Так и повелось у них: Аннабель строила глазки, Кристофер делал вид, что ему все эти заигрывания глубоко безразличны. Потом, когда терпение кончалось, подстерегал девушку в неожиданном месте и набрасывался, не сдерживая своих наклонностей, даже стараясь причинить боль.
Однажды дело чуть не закончилось убийством: парочка занялась привычными играми на чердачной лестнице и уже почти дошла до пика, когда внизу раздались чьи-то голоса. Кристофер попытался зажать Аннабель рот, но та решила, что это игра, куснула и сбросила его руку. Тогда Крис вцепился ей в горло, а сам, вдруг почувствовав неведомое ранее наслаждение, продолжал с удвоенной силой вторгаться в бьющееся о стену тело. Излившись, он разжал руки – и едва успел подхватить потерявшую сознание девушку. Испугавшись, что задушил ее, Кристофер похлопал Аннабель по щекам.
- Круто, - выдохнула она, придя в себя и откашлявшись.
Такой реакции Кристофер не ожидал. Но ему тоже понравилось, и он жаждал повторения невероятных по силе ощущений. С тех пор удушение стало обязательным элементом их игр. Крис научился рассчитывать силу и контролировать процесс так, чтобы ослаблять хватку за долю секунды до того, как партнерша теряла сознание.
Аннабель была почти счастлива. Ее счастье было бы полным, если бы Кристофер перестал мечтать о Кристине. Сколько девушка не убеждала его, что такая тихоня не оценит его темперамента, тот только отмахивался со словами «ты ее не знаешь».
Бета: MiNai (по 20 главу включительно)
Фандом: CSI:Miami
Категория: цикл "Кристина" (18)
Написано в июле-августе 2010 года.
Размер: макси (36369 слов)
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Горацио/Кристина
Место и время действия: Майами, 2001 - 2004 год, (начало 3 сезона).
Жанр: драма, романс, хёрт/комфорт
Предупреждения: насилие/жестокость, UST.
Авторские примечания: эта часть представляет собой "изнанку" фика "Заложник".
Часть вторая. И дольше века длится день.
Глава 11.
Глава 11.Несмотря на итальянскую фамилию, Антонио Винченце был американцем в пятом поколении. И наоборот, несмотря на то, что его предки давно уже обосновались в Америке, Антонио предпочитал, чтобы его называли не сэр Винченце, а дон Винченце. Жена Антонио умерла при родах, и с тех пор он больше не женился, благо наследник выжил и рос здоровым и крепким парнем.
Владения дона Винченце включали в себя дом с бассейном и довольно большим парком: со скамейками, беседками, фонтанами и даже кусочком «настоящих джунглей» - великолепным творением ландшафтного дизайнера. За этими джунглями скрывался небольшой домик, который и приносил дону Винченце основной доход. Несколько автомастерских и сеть магазинчиков он держал лишь для отвода глаз, настоящий свой доход от продажи наркотиков, изготовляемых в этом самом домике в глубине парка, Винченце никогда не афишировал.
Когда сыну исполнилось двадцать пять, умерла пожилая служанка, фактически заменившая мальчику мать, и дон Винченце, решив, что парень уже слишком взрослый для новой няньки, приставил к нему Сержио – одного из доверенных людей. О том, что это было роковой ошибкой, Антонио Винченце узнал полтора года спустя. Сержио оказался ставленником «Мала Ноче» - местной группировки молодых отморозков, торгующих оружием и нацелившихся на наркобизнес. Через год Джошуа Винченце уже крепко сидел на игле, а лаборатория однажды ночью по непонятным причинам взорвалась.
Тут-то и проявил себя недавно пришедший под крыло дона Винченце боевик – бывший сапер Кристофер Менг. Он определил, что лаборатория была взорвана, он же лично выследил предателя Сержио и ухитрился доставить его пред ясны очи хозяина живым, как и было велено. Избитый до полусмерти Сержио героически молчал, понимая, что убьют его в любом случае и, кого бы он ни сдал, пощады не вымолить. Тогда Кристофер придумал поместить его в «яму». Небольшая комната с прозрачной крышей – якобы оранжерея для цветов, которые давно уже никто не выращивал, на самом деле скрывала тайник: бетонный колодец, закрывавшийся потайным люком так, что его и видно не было, с автоматически включающейся вентиляцией – идеальное место для хранения товара. Вот в этот тайник и поместили Сержио, раз в двое суток сбрасывая ему бутылку с водой и осведомляясь, не передумал ли он еще. Сержио продержался почти две недели, сходя с ума от голода, темноты и вони собственных испражнений, после чего, уже находясь на грани помешательства, выдал всех, кто ему помогал, и был милосердно добит собственноручно Кристофером к великому удовольствию хозяина.
Кристофер был назначен начальником охраны, лабораторию восстанавливать не стали – побоялись возросшей за последнее время подозрительности властей. Остатки лаборатории превратились во флигель довольно странной планировки: большая комната с эркером, крохотная задняя почти без окон, соединенные дверью между собой и каждая с выходом в короткий коридорчик-холл, откуда можно было попасть в туалет с ванной и на кухню. Флигель пока пустовал – живший при лаборатории химик погиб при взрыве, а у остальных были свои апартаменты в главном доме.
Дон Винченце вместе с новоиспеченным начальником охраны совершили несколько поездок, наладили новые каналы поставки и сбыта, бизнес вновь пошел в гору – и тут грянула беда. Вернувшись как-то раз домой, Антонио застал прислугу в слезах и охрану в смятении. Завидев хозяина, все разбегались и прятались, как тараканы по щелям. Выловив наконец одну из горничных, дон Винченце узнал страшную новость: сын попал в больницу с сильнейшей передозировкой, состояние критическое. Услышав это, Антонио чуть не отправился следом за женой – так прихватило и без того пошаливавшее сердце.
Через два месяца стало ясно, что сын хозяина жить будет, вот только жизнью назвать это состояние сложно. Джошуа Винченце мог обходиться без аппаратов, но находился в растительном состоянии. Антонио, осознав, что никакие взятки не помогут делу, перевез сына домой, нанял пару медсестер для ухода за ним и погрузился в уныние.
Новую надежду в его измученное сердце заронил никто иной, как новый начальник охраны. Дон Винченце был готов на все ради этой надежды. Если за чудо-врачом, которого обещал Кристофер, требовалось съездить в Камбоджу – пусть едет в Камбоджу. Правда, дон Винченце не ожидал, что отсутствие начальника охраны продлится чуть ли не год, да и привезенный Кристофером врач его поначалу невероятно разочаровал: маленькая, совсем молоденькая, к тому же ужасно бледная и худая женщина с тихим голосом и потухшим взглядом. Но надежда – коварная вещь, Антонио не мог расстаться с ней просто так.
Кристина Маршалл появилась в доме Антонио Винченце в конце лета. К тому моменту прошло более полугода после гибели ее семьи, раны от пуль давно зажили благодаря заботам Боба Фокса, но сама молодая женщина производила впечатление выходца с того света. Собственно, она себя примерно так и ощущала. Боб вернул ее с того света, но зачем – она не понимала. Когда ей, где-то через две недели после того, как она очнулась, сочли возможным сообщить о смерти детей и Питера, Кристина перестала разговаривать и впала в апатию. Напрасно Боб часами сидел рядом с ней, с горячностью убеждая, что это еще не конец жизни, ей всего тридцать, она еще может начать все сначала… Кристина не отвечала. Зачем? Зачем отвечать? Зачем начинать все сначала? Зачем вообще люди живут?
Когда Кристофер вновь заговорил о переезде в Штаты, Кристина лишь равнодушно кивнула. Боб Фокс засомневался было в правильности этого решения, но Кристофер так заманчиво расписывал парк с маленьким домиком, который хозяин обещал предоставить Кристине, – на деле, конечно, никто еще ничего не обещал, но Крис был уверен, что за этим дело не станет – и необременительную работу за хорошие деньги…
Тут засомневалась уже Кристина: как иностранному специалисту, для работы в Штатах ей требовалось пройти процедуру подтверждения диплома, а она сейчас была не в состоянии этим заниматься. Кристофер заверил ее, что хозяину не требуется подтверждение, ему нужен человек, который сумеет поднять парня на ноги. Кристина долго молчала, потом сказала, не поднимая глаз, что она теперь не уверена, сможет ли вообще лечить.
В своих раздумьях о том, как же она теперь будет жить, Кристина уже пробовала ухватиться за свою профессию, как за палочку-выручалочку. Но даже просто при упоминании об операциях ее вдруг охватывала странная слабость, мысли начинали путаться, и накрывало обреченностью полного бессилия, подобного тому, которое она испытала, лежа на земле и наблюдая, как умирают самые дорогие ей люди. Если бы Кристина поделилась этим хотя бы с Бобом Фоксом, тот наверняка успокоил бы ее, объяснив, что это ни что иное, как посттравматическое стрессовое расстройство, нужно подождать, прийти в себя – и она прекрасно сможет оперировать. Но Кристина боялась. Боялась оказаться несостоятельной как профессионал и обнаружить, что такая она не нужна и Бобу.
В итоге же и Кристофер, и Боб дружно сказали, чтобы она не выдумывала, что перемена места пойдет ей на пользу, а яркое солнце Майами разгонит все мрачные мысли. А Кристина согласилась, втайне решив, что пусть лучше ее несостоятельность обнаружится там, где никто не знает ее как выдающегося врача, не станет ожидать от нее больших свершений и, соответственно, не будет так сильно разочарован.
Перелет, толчея аэропорта, огромный, шумный, красочный Майами произвели несколько угнетающее действие на Кристину. После этого уединенная тишина парка, маленький домик, в котором она могла обустроиться так, как пожелает, показались ей вдвойне желанными. А познакомившись со своим пациентом, Кристина успокоилась и по поводу работы, одновременно с ходу произведя неизгладимое впечатление на дона Винченце и присматривавшую в то утро за Джошуа медсестру Диану.
- Он всегда беспокоен по утрам, - сказала им Диана, когда они пришли знакомиться.
Кристина молча смотрела на лежащего в постели парня. Он явно заметил вошедших, но его глаза плохо фокусировались, из уголка кривящегося рта потекла слюна. Кристина смотрела, как он вертит головой, и вдруг почувствовала желание зажмуриться, прикрыть глаза, отвернуться – в общем, как-то избавиться от яркого света. Она внимательно взглянула в глаза Джошуа, на его расширенные зрачки, потом на окна, выходящие на восток.
- Откроете во второй половине дня, - тихо сказала Кристина медсестре, прикручивая жалюзи.
Диана недовольно поморщилась: мало того, что приходится сидеть целыми днями с идиотом, так еще и впотьмах?! Да что она о себе вообразила, эта…
- Я посмотрю назначения и подумаю, можно ли как-то снизить его чувствительность к свету, - сказала Кристина, обращаясь к дону Винченце.
- Значит, мы договорились? - довольным тоном уточнил Антонио, с нежностью глядя на сына.
Диана оглянулась – и прикусила губу. Джошуа больше не вертел головой и ему почти удалось сфокусировать взгляд на отце. Да и рот парень уже не кривил, теперь он, похоже, улыбался. Кристина спокойно выдержала два восхищенных взгляда – она, на свое счастье, не знала, что про нее наговорил Кристофер, и не понимала, что Диана и дон Винченце в этот момент уверовали в ее чудо-способности.
- Будем работать, - кивнула Кристина.
И она работала, день за днем вытаскивая на свет и старательно взращивая чудом сохранившиеся крохи высшей нервной деятельности, помогая пациенту вновь овладеть собственным телом. Поначалу процесс шел медленно, труднее всего Джошуа дались самые простейшие навыки: фокусировать взгляд, сидеть и сдерживать позывы в туалет. На это ушел почти год, зато потом пациент стал прогрессировать просто невероятными темпами, и еще через полгода Диану благополучно рассчитали, оставив вторую медсестру, Марию, в качестве персональной няньки.
Двадцать девятый день рождения Джошуа встретил за праздничным столом, смог сам задуть свечи, похлопать в ладоши и даже кое-как сказать: «Спасибо, папа!» - когда отец вручил ему подарок. Дон Винченце прослезился и от всей души обнял Кристину, которая наблюдала за праздником с легкой улыбкой. Но к тому времени к ее замкнутости и неразговорчивости все привыкли и не удивлялись такой скромной реакции на достигнутое.
В отличие от своего пациента, сама Кристина не могла похвастаться прогрессом в душевном состоянии. Она добросовестно выполняла свои обязанности сперва личного врача, потом кого-то вроде гувернантки при Джошуа, но мир по-прежнему был для нее каким-то странно неродным. Один из боевиков дона Винченце, Марк, выполнявший обязанности водителя, как-то раз отвез Кристину на уединенный пляж. У нее был выходной день, Марк пообещал вернуться через несколько часов. Раскаленный солнцем на поверхности и прохладный в глубине песок, яркое солнце, крики чаек и шелест пальм, прозрачная океанская вода, в которой она наконец смогла искупаться, не опасаясь, что кто-то увидит ее шрамы – все было к ее услугам. И Кристина прогулялась по пляжу, немного позагорала, искупалась… Потом вышла на берег и разрыдалась. Представила, как радовался бы прозрачной воде и шныряющим прямо под ногами разноцветным рыбкам Дамир. Как он, дрожа от нетерпения, натягивал бы маску и ласты, как хвастался бы потом тем, что ему удалось увидеть под водой, и – наверняка – найденной красивой ракушкой…
К тому времени, когда вернулся Марк, Кристина уже успокоилась, заверила его, что замечательно провела время, вежливо поблагодарила. Но больше ни разу не согласилась поехать туда.
В магазине, подбирая себе такую одежду, чтобы не было видно пулевых отметин – это было не так-то просто сделать, учитывая тропический климат Майами – Кристина вспоминала Кэтти с ее страстью к разноцветным одежкам. Видела детские рисунки мелом на асфальте – вспоминала неутолимую страсть Джинни к рисованию.
Дети были везде, в каждой житейской мелочи. Кристина только сейчас отдала себе отчет, насколько они наполняли ее жизнь ежесекундно. Оказывается, она думала о них постоянно, о том, что им нужно сейчас и что потребуется завтра, какие они стали, какие склонности у них проявляются и какими они могут стать, когда вырастут…
О Питере Кристина почти не вспоминала. Лишь вечером, поплакав над той самой фотографией из Кахкае - она оказалась в одной из книг - Кристина закрывала глаза и снова видела руки Питера, крепко стискивающие тело мертвого Дамира. Его залитое кровью и засыпанное землей лицо. Странно виноватое выражение в глазах. Почему-то ей казалось, что в последний миг своей жизни Питер Маршалл хотел попросить у нее прощения. За что? За то, что не дал ей развод, что и привело их всех на эту площадь? Или еще раньше, за ту безобразную сцену в Кахкае и то, что последовало за ней? Или еще за что-то?
Теперь этого уже не узнать. Кристина не хотела смотреть на мертвое лицо Дамира, на мертвые открытые глаза Джинни и Кэтти. Она лежала без сна, глядя в потолок, и думала. Думала о том, почему ее жизнь сложилась именно так. А главное – неужели эта жизнь была так уж плоха, что Господь решил оборвать её таким вот жестоким образом? Почему это случилось с ней? Если это было неправильно и не должно было случиться – почему Господь допустил это? Если это было правильно, и она должна была умереть – зачем она выжила?
Ответов она не находила, а жить между тем было надо. Приходилось вставать, дышать, разговаривать, чем-то себя занимать. Одевалась Кристина чаще всего в легкий и практичный брючный костюм – стилизованная под китайскую блуза наглухо застегивалась до самого ворота, скрывая то, что ей хотелось скрыть. Кристина с удовольствием надела бы саронг – но слишком больно стискивало сердце воспоминаниями о самом счастливом времени ее жизни. С прической проблем не было – в госпитале ее снова коротко остригли, это было стандартной мерой: при такой жаре и влажности вши у лежачих больных разводились в мгновение ока при малейшем недосмотре. Выйдя из госпиталя, Кристина позволила волосам свободно расти, а когда они стали достигать плеч, просила Марию просто ровно обрезать их.
Из развлечений Кристина выбрала два: чтение и поездки. Библиотека неподалеку оказалась для нее просто сокровищницей. В эркере в ее комнате поселились легкий стол и удобное кресло, а через какое-то время на ручке кресла прижилась невесомая пушистая шаль – в трехстворчатое окно, позволявшее летом читать до позднего вечера, не зажигая лампу, зимой довольно ощутимо задувал ветер. Поездки по городу на самом обычном городском автобусе Кристина распробовала случайно – в расстроенных чувствах после посещения магазина вскочила как-то в автобус, да и уехала на другой конец города. За время поездки успокоилась и на обратном пути почувствовала странное очарование проходящих за окном городских пейзажей и смены лиц обычных людей, живущих своей обычной жизнью. Словно обрывки страниц из почему-то смутно знакомой, но никогда раньше не читаной книги.
«Вот такая она, жизнь после смерти», - мрачно шутила про себя Кристина. Что поделаешь, если в свои тридцать с небольшим она успела пережить больше, чем иные и за шестьдесят лет, и за девяносто? Она была женой, она была матерью, она достигла вершины в карьере, она видела войну и мир, узнала любовь и измену… Что теперь? Повторить какой-то из этих пунктов? Зачем?
О Кристофере в роли мужа Кристина даже не думала. И вообще ни в какой роли. Если Питер после гибели родителей казался ей чем-то вроде драгоценного осколка прежней жизни, который нужно сохранить любой ценой, Кристофер казался заржавевшим осколком бомбы в старой ране, при каждом соприкосновении с которым начинает болеть сильнее.
Первую свою попытку «утешить» Кристофер предпринял где-то через год после переезда в Майами. Он помнил о том, как отреагировала Кристина на его укус, и прошлых ошибок не повторял, был нежен и ласков, как только умел. Вероятно, только поэтому дело и дошло до постели – грубому напору Кристина сопротивлялась бы, а так Кристоферу удалось уговорить ее «попробовать». К его огромному разочарованию, получилось хуже некуда. Кристина не сопротивлялась, но и никак не реагировала. Лежала под ним, словно ватная кукла. Кристофер с огромным трудом преодолел искушение снова укусить ее, чтобы вызвать хоть какой-то звук или вздох.
Когда все закончилось, Кристина неожиданно для него встала, завернулась в простыню, отошла и забралась с ногами в свое любимое кресло в эркере, глядя на медленно разгорающийся за окном рассвет. Кристофер в растерянности сел на кровати, затем встал, сделал несколько шагов к ней.
- Уйди, пожалуйста, - попросила Кристина, не глядя на него.
- Но…
- Ты что, не видишь? – тускло, без выражения произнесла она. – Я тебя не хочу. Я ничего не хочу.
Кристина обняла колени руками, положила на них голову и замерла, глядя в окно, будто и не было тут никакого Криса, будто и не пытались они только что заниматься любовью.
- Это пройдет, - помолчав, уверенно сказал Крис.
Развернулся и ушел в ванную. Затем вернулся, оделся, еще раз глянул на Кристину и ушел. Она даже не шелохнулась за все это время.
Кристофер был поначалу слишком ошеломлен, чтобы злиться, но потом злость захлестнула его с головой. Да по кому она так убивается? По Питеру?! По этому корявому кобелю, которого она сама на порог не пускала последний год?
Накрутив себя, Кристофер на следующий вечер явился во флигель снова, готовый штурмом взять эту крепость, причинить боль, но заставить проявить чувства. Кристина, казалось, удивилась, увидев его.
- Зачем ты пришел? – спросила она.
- Сама не понимаешь?
Кристофер попытался силой притянуть ее к себе, как сделал когда-то, но встретил неожиданно сильное и умелое сопротивление. Сперва Крис даже обрадовался – чего-то подобного он и желал от нее, но потом понял, что Кристина не намерена сдаваться, а недостаток силы компенсируется кошачьей гибкостью и упорством. Почувствовав во время борьбы его эрегированный член, Кристина не вздрогнула, не задышала чаще, что могло бы выдать тщательно скрываемое возбуждение, которого ждал от нее Крис, вместо этого, едва вывернувшись из захвата, она нанесла молниеносный удар в пах. Даже придясь вскользь, удар оказался настолько болезненным, что вынудил Кристофера отступить.
- Да что тут происходит? – в этот вечер патрулировал Марк, он и прибежал на шум. – Крис, ты рехнулся?!
Кристофер отступил, сопровождаемый своим подчиненным, презревшим субординацию и всю дорогу до «большого дома» читавшим ему нотации о недопустимости приставаний к женщине, недавно перенесшей такое горе.
- Дай ты ей время в себя прийти! – горячо выговаривал Марк.
- Сколько?! – вызверился Кристофер. – Два года? Три?
- Да хоть пять, - спокойно ответил Марк. – Неужто ты не понимаешь, что только пугаешь ее своим темпераментом?
- Давай, поучи еще, - раздраженно дернул плечом Крис. – Ты не знаешь, какая она…
Свой нерастраченный любовный пыл он выплеснул на попавшуюся под руку горничную. Аннабель давно с ним заигрывала, и теперь поплатилась за это – Кристофер завалил ее на первый подвернувшийся стол, задрал юбку, сдвинул в сторону трусики и вогнал член одним толчком, зажимая девушке рот и тут же начиная двигаться, совершенно не заботясь о комфорте партнерши. Кончив, просто оттолкнул ее и ушел к себе. Уж чего-чего, а горничных-латиноамериканок в Майами было много, и Кристофер не сомневался, что хозяин встанет на его сторону, если девушка пожалуется.
Но Аннабель и не подумала жаловаться. Синяки, оставшиеся на бедрах, груди и шее, не отпугнули ее, она по-прежнему заигрывала с Крисом и вскоре была «вознаграждена» - он так же грубо взял ее на ковре в гостиной, застав за уборкой. Так и повелось у них: Аннабель строила глазки, Кристофер делал вид, что ему все эти заигрывания глубоко безразличны. Потом, когда терпение кончалось, подстерегал девушку в неожиданном месте и набрасывался, не сдерживая своих наклонностей, даже стараясь причинить боль.
Однажды дело чуть не закончилось убийством: парочка занялась привычными играми на чердачной лестнице и уже почти дошла до пика, когда внизу раздались чьи-то голоса. Кристофер попытался зажать Аннабель рот, но та решила, что это игра, куснула и сбросила его руку. Тогда Крис вцепился ей в горло, а сам, вдруг почувствовав неведомое ранее наслаждение, продолжал с удвоенной силой вторгаться в бьющееся о стену тело. Излившись, он разжал руки – и едва успел подхватить потерявшую сознание девушку. Испугавшись, что задушил ее, Кристофер похлопал Аннабель по щекам.
- Круто, - выдохнула она, придя в себя и откашлявшись.
Такой реакции Кристофер не ожидал. Но ему тоже понравилось, и он жаждал повторения невероятных по силе ощущений. С тех пор удушение стало обязательным элементом их игр. Крис научился рассчитывать силу и контролировать процесс так, чтобы ослаблять хватку за долю секунды до того, как партнерша теряла сознание.
Аннабель была почти счастлива. Ее счастье было бы полным, если бы Кристофер перестал мечтать о Кристине. Сколько девушка не убеждала его, что такая тихоня не оценит его темперамента, тот только отмахивался со словами «ты ее не знаешь».
@темы: "Сто лет одиночества", Кристина, цикл "Кристина", CSI: Miami, "И дольше века длится день", драма, романс