Глава 4.
Глава 4.
Некоторые люди по природе своей таковы, что могут вытерпеть очень многое, никак не показывая, чего им это стоит на самом деле. А потом, в какой-то момент берут – и убивают обидчика. Или умирают сами – от разрыва сердца, например. Ну или, как минимум, вдруг срываются в отчаянную истерику, заставляя окружающих лишь хлопать глазами и открывать рты, поскольку никто не предполагал, что такой сдержанный, как все считали, человек может сорваться из-за какого-то пустяка. Вот только этот пустяк оказался той самой невесомой бабочкой, севшей на штангу предельного веса, которую человек удерживал из последних сил.
Дамир Маршалл подошел к опустившейся на колени Кристине, неуверенно вглядываясь в ее лицо, и спросил:
– Мама?
Как по сигналу, обернулись и замерли другие дети. Казалось, никто даже не дышал, когда Кристина, не сумев проглотить вставший в горле комок, просто кивнула. Дамир сделал еще шаг и обнял мать за шею.
– Иди, попрощайся с друзьями, сынок, – шепотом попросила Кристина через некоторое время. – Мы пойдем домой.
Дамир помотал головой и прижался еще крепче, обвивая ручонками шею.
«Ну что ты, я тебя не оставлю больше», – хотела сказать Кристина. И не смогла. Мысль о том, что сын боится снова оказаться брошенным, оказалась той самой последней каплей.
Кристина почувствовала, что задыхается, а потом разрыдалась, уткнувшись в теплое детское тельце, выплескивая со слезами все, что накопилось, на серую казенную рубашонку.
Полгода скитаний в джунглях и страх попасться.
Страх перед настигающей погоней, которую Кристофер увел за собой, соорудив для них с Питером хитрое укрытие.
Страх, что Кристофер не вернется, и она останется одна среди джунглей с умирающим на ее руках мужем.
Плотоядный взгляд, которым Кристофер окинул ее, узнав наконец, что она – женщина.
Две недели страха за жизнь Питера, которому становилось все хуже – как выяснилось уже в столице, у него было небольшое внутреннее кровотечение.
Растерянность, когда Кристофер отказался взять ее сбережения, сказав, что они ей понадобятся на лечение мужа и воспитание сына.
Паника, когда он потребовал поцелуй в качестве оплаты за свои услуги.
Кристина предпочла бы отдать деньги, но деньги Кристофер брать не хотел, к тому же они были ей действительно нужны – и она согласилась. А теперь чувствовала себя предательницей. Кристофер не собирался оставаться в столице – те материалы, которые он успел собрать до плена, погибли, и теперь он горел желанием вернуться и сделать-таки свой сенсационный репортаж. Никто, кроме самой Кристины, не знал об этом поцелуе, но и этого было достаточно – она чувствовала себя неверной, грязной.
Целый день она не могла заставить себя отправиться в приют, ей было страшно, что сын не узнает ее. Ведь ему был всего год и месяц, когда она его оставила, а теперь – страшно подумать – год и восемь. А вдруг его там вообще нет? Или он ее не простит за то, что она оставила его так надолго…
А сын узнал, и простил, и единственное, чего он хотел – чтобы мама больше его не бросала, чтобы была с ним, и Кристина почувствовала себя виноватой за то, что не пришла вчера. Она отняла у него целый день…
Наблюдавшие за ними воспитатели поспешили увести их из общей комнаты – другие дети уже тоже начинали реветь.
Потом Кристину отпаивали чаем в комнате персонала, она глотала чай вместе со слезами, не спуская Дамира с колен, потом кормила сына чаем с печеньем, то и дело целуя и продолжая шмыгать носом. Ей казалось, что все вот-вот кончится, счастливый сон растает, но он не заканчивался, и она постепенно поверила в реальность происходящего и успокоилась.
Воспитатели принесли вещи Дамира: его свидетельство о рождении, старую одежду да пару игрушек, с которыми он пришел в приют, – Кристина подписала необходимые бумаги и через полчаса уже входила вместе с сыном в палату, где лежал муж. Состояние Питера было тяжелым, но его жизни больше ничто не угрожало.
– А, это вы, – заглянувший в палату главный врач тут же приветливо улыбнулся, хоть за секунду до того недовольно хмурился. – Все прошло нормально? – заботливо осведомился он, заметив заплаканное лицо Кристины.
– Да, – улыбнулась она, баюкая уснувшего Дамира. – Да, я просто… Я…
– Просто немного перенервничали, – подсказал врач.
– Да, – кивнула Кристина. – Все в порядке, спасибо за заботу.
Главврач махнул рукой, мол, не стоит благодарности, задумчиво взглянул на Питера и подошел поближе, прикрыв за собой дверь палаты.
Кристина занервничала.
Когда они привезли сюда Питера, все врачи были заняты. Кристина выяснила, что хирургов всего двое, а свободных операционных аж пять, да и младшего медицинского персонала достаточно – но вот хирурга придется подождать.
– Я сама прооперирую, я не могу ждать, – сказала она тогда.
Сестры заартачились было, но Кристина, сама себе удивляясь, так прикрикнула на них, что через полчаса операционная и пациент были готовы, она стояла у стола, а две ассистентки не сводили с нее глаз, ожидая распоряжений. Повреждений у Питера было много, в брюшной полости началось воспаление, сломанная рука начала срастаться неправильно, а на сломанной ноге пальцы уже были поражены гангреной. Через несколько часов в операционную, прихрамывая, вошел пожилой грузный врач, постоял, понаблюдал – и подключился к операции. Это было невероятно своевременно, Кристина уже почти потеряла уверенность в благополучном исходе: слишком много травм, слишком она устала, да и времени на подготовку не было совсем, у нее даже ни единого снимка не было, все приходилось решать по ходу дела. Врач оказался невероятно опытным. Легко понимал, что задумала Кристина, иногда помогал, едва она успевала подумать о том, что нужно что-то сделать, иногда обращал ее внимание на то, что она чуть не упустила. Даже вдвоем они закончили только через три часа, и Кристина, пошатываясь, наконец выбралась на свежий воздух.
– Ну и кто же вы такая, таинственная незнакомка? – раздалось за ее спиной несколько минут спустя. – А главное – кто вам дал право кричать на мой персонал и распоряжаться в моем госпитале?
Кристина повернулась, потупившись и бессильно опустив руки. Она признавала свою вину. Просто у нее не было выбора.
– Хм… Так у вас есть имя? – усмехнулся помогавший ей врач, видя, что пауза затягивается.
– Простите. Кристина. Кристина Маршалл, – представилась она.
– Боб Фокс, главный врач, – протягивая ей руку, кивнул собеседник. – Что заканчивали?
– Оксфорд.
– Оксфорд, – уважительно покачал головой Фокс. – В каком году?
– В восемьдесят восьмом.
– Хм… – Фокс нахмурился и пристально посмотрел на Кристину. – Сколько вам лет?
– Двадцать один, – пожала плечами она. – Мой отец учил меня с двенадцати лет, так что я получила диплом в неполных восемнадцать и еще четыре года практиковалась здесь.
– Что ж… Могу сказать лишь одно – для меня честь работать с вами, доктор Маршалл, – снова протянул ей руку Фокс. – Думаю, вам нужно отдохнуть, а потом…
– Я бы хотела побыть с мужем, – перебила Кристина.
– С мужем?
– Да, мой пациент – это мой муж, – подтвердила она.
Возражений у доктора Фокса не нашлось. Узнав, что Кристина собирается забрать из приюта маленького сына, он распорядился поместить Питера в отдельную палату и поставить там еще одну кровать и хоть какую-то мебель.
Сегодня, возвращаясь из приюта, Кристина видела, как ставят в коридоре койки для раненых – «красные кхмеры» совершили очередную вылазку, чуть-чуть не добравшись до столицы.
– Нам придется освободить палату? – спросила Кристина, чтобы избавить своего благодетеля от необходимости вести долгий разговор, смягчая неприятную новость.
– Что? Нет, что вы, – помотал головой доктор Фокс. – То есть, у нас, конечно, мест не хватает, но… Я как раз пришел к вам с предложением. Если вы его примете, у нас не будет вообще никаких сложностей с вашим размещением.
– Что вы имеете в виду? – прищурилась Кристина.
– Где вы работали до того, как случилось это несчастье с вашим мужем?
– В Кампонгчнанге.
– Скажите, Кристина… Только не говорите сразу «нет», договорились? Могу ли я предложить вам какие-то такие условия, чтобы вы рассмотрели возможность не возвращаться на прежнее место, а жить и работать здесь? – Кристина только открыла рот, как Фокс торопливо добавил: – Больших денег обещать не могу, зато могу назначить вас своим заместителем.
Кристина покачала головой и тихонько рассмеялась. Кем он ее считает, принцессой в бегах?
– Я не стремлюсь вернуться на старое место, – заверила она поникшего собеседника, видимо, принявшего ее реакцию за отказ. – Меня вполне устраивает эта комната, или любая другая при больнице, обычная зарплата и обычная работа. Пока Питер не поправится, я могу ассистировать вам, например.
– Что? – в недоумении уставился на нее Фокс.
– Меня растили не в замке из слоновой кости, – улыбнулась Кристина, думая, что речь идет о скромности ее требований к жилью и оплате.
– Господи, да причем тут это?! – по-бабьи всплеснул руками доктор Фокс. – Девочка моя милая, с твоими руками и мозгами ты через несколько лет окажешься на моей должности! Это к тебе ассистентов приставлять надо, чтобы смотрели и учились, олухи…
Кристина недоверчиво смотрела на разбушевавшегося врача. Да, отец ей всегда повторял, что ее как врача ждет великое будущее, но это же отец. Родители всегда считают своих детей самыми-самыми.
– Извините, если я что-то скажу не так… Но откуда вы можете знать, какие у меня руки и мозги?
– От верблюда, – усмехнулся Фокс, остывая. – Я их видел в деле. И поверь мне, девочка, поверь врачу с тридцатипятилетним стажем – ты врач от бога. Не смей прятаться за чью-то спину, грех это, такой талант в землю зарывать.
– Я же никогда сама не оперировала, – покраснев, возразила Кристина.
– Уже оперировала, – подмигнул доктор Фокс. – Вчера был твой дебют. И, поскольку после такой операции муж твой жив и идет на поправку, теперь уж не отвертишься.
***
Доктор Фокс сдержал свое обещание. Кристина Маршалл в двадцать один год стала заместителем главного врача столичного госпиталя. Нянечки по очереди присматривали за Дамиром, Боб Фокс, казалось, задался целью сделать из Кристины свою преемницу и то и дело подсовывал ей самые сложные случаи, сам становясь для нее ассистентом – таким образом ему легче было передать всю сокровищницу своего немалого опыта. Единственное, с чем Кристина никак не могла научиться справляться должным образом, даже под его руководством – это со смертью пациентов на операционном столе.
– Ты не Бог, девочка, – утешал ее Боб.
– Если бы это делал ты… – мотала головой Кристина.
– То ничего бы не изменилось, – хмурился Боб. – Подумай и скажи мне, что ты сделала неправильно?
– Ничего, – подумав, пожимала плечами Кристина. – Но ведь пациент умер! – всхлипывала она.
Разумеется, с таким настроем выпускать ее к родственникам умершего было невозможно – даже самые добропорядочные люди, шокированные известием о смерти близкого человека, начинали кричать на молоденькую девчонку-врача, весь вид которой, казалось, говорил: «Это я виновата».
Сперва доктор Фокс прикрывал Кристину, выходил к ожидающим сам, но потом наплыв раненых стал слишком велик, а смертей стало слишком много. Как ни пыталось правительство спрятать голову в песок, проблему с «красными кхмерами» пришлось признать, и теперь в стране набирала обороты гражданская война. Испытываемое Кристиной чувство вины все слабело, и в тот день, когда ей пришлось произнести стандартное «Мои соболезнования, мы ничего не смогли сделать, он умер» четырнадцать раз, Кристина вдруг поняла, что эта фраза полностью описывает ее ощущения. Ей действительно жаль. Пациента, его родственников. Она действительно сделала все, что могла. И вряд ли найдется кто-то, кто смог бы сделать больше. Человек умер. Точка. Ее ждал следующий пациент, и если она потратит время на лишние соболезнования, жалость к тому, кому уже не помочь, или чувство вины – то вероятность того, что эти же слова ей придется сказать еще раз, родственникам следующего пациента, значительно возрастает. На переживания времени не было. Кристину ужасала жестокость этой мысли, но шла война, и деваться было некуда.
Профессиональная состоятельность поначалу сказалась на ее семейной жизни только в худшую сторону. Узнав, что жена просто-таки взлетела вверх по карьерной лестнице, Питер пришел в ярость. У него было ощущение, что его обокрали. Конечно, он не сомневался, что рано или поздно талант Кристины пробьет ей дорогу наверх, но на гребне этой волны должно было вознести его! Заместителем главного врача Кристина могла стать, по его представлению, только в том случае, если он, Питер Маршалл, сам станет главным врачом. А тут – жена была на высоте, а он, получив двойной сложный перелом правой руки с последующим осложнением, теперь мог разве что в ассистенты сгодиться. И в этом, понятное дело, виноват был не кто иной, как Кристина.
Способ отмщения Питер выбрал простой – он решил заставить жену уделять ему как можно больше внимания, заставить ее прочувствовать свою вину за то, что она так плохо о нем заботится. Но из этого ничего не вышло: вымотавшаяся за день Кристина на его реплики реагировала крайне вяло, пропуская большую их часть мимо ушей. К тому же жена появлялась только поздно вечером, а в течение дня о нем заботилась санитарка: Фокс в ответ на робкие протесты Кристины категорически заявил, что нескольких работников из младшего медицинского персонала, способных позаботиться о ребенке и лежачем больном, он всегда найдет, а вот специалиста уровня Кристины – нет.
Оставался секс, но тут были проблемы у самого Питера – от скитаний и волнений фигура Кристины стала просто отвратительно, с его точки зрения, тонкой, да еще эта короткая стрижка под мальчика… Однако, подумав немного, Питер и эту проблему взвалил на жену – это ведь она не возбуждает мужа. Плохо старается.
Чего он точно не ожидал, так это того, что у Кристины получится. Никто так и не узнал, чего Кристине стоило подойти к двум девушкам, про которых она точно знала, что секс за деньги – их профессия, и, краснея, бледнея и замирая, попросить их научить и ее. Девушки сперва отшили неумеху-конкурентку, потом смеялись и фыркали, потом удивлялись, узнав, что она не собирается зарабатывать этим деньги, а хочет доставить удовольствие мужу, только и всего. С их точки зрения, на такую фигурку охотников и так нашлось бы навалом, только свистни. Но, в конце концов, задача их увлекла, и они ее решили. Ласки Кристины стали заводить ее мужа, невзирая на ее худобу и его пассивность, а поза наездницы, к которой им пришлось прибегнуть из-за сломанной ноги Питера, неожиданно стала доставлять удовольствие ей самой. На нее никто не наваливался, она сама могла контролировать процесс и приятные ощущения не заставили себя ждать.
Нога скоро зажила, но дело было сделано – супруги научились получать удовольствие от интимной близости друг с другом. Питер работал ассистентом, затем, окончательно поправившись, стал проводить несложные операции.
Через некоторое время он смирился с тем, что Кристина его обыграла – ее подчиненного положения было уже не вернуть. Работы было невпроворот, Дамир рос, жизнь казалась довольно сносной, несмотря на войну.

Некоторые люди по природе своей таковы, что могут вытерпеть очень многое, никак не показывая, чего им это стоит на самом деле. А потом, в какой-то момент берут – и убивают обидчика. Или умирают сами – от разрыва сердца, например. Ну или, как минимум, вдруг срываются в отчаянную истерику, заставляя окружающих лишь хлопать глазами и открывать рты, поскольку никто не предполагал, что такой сдержанный, как все считали, человек может сорваться из-за какого-то пустяка. Вот только этот пустяк оказался той самой невесомой бабочкой, севшей на штангу предельного веса, которую человек удерживал из последних сил.
Дамир Маршалл подошел к опустившейся на колени Кристине, неуверенно вглядываясь в ее лицо, и спросил:
– Мама?
Как по сигналу, обернулись и замерли другие дети. Казалось, никто даже не дышал, когда Кристина, не сумев проглотить вставший в горле комок, просто кивнула. Дамир сделал еще шаг и обнял мать за шею.
– Иди, попрощайся с друзьями, сынок, – шепотом попросила Кристина через некоторое время. – Мы пойдем домой.
Дамир помотал головой и прижался еще крепче, обвивая ручонками шею.
«Ну что ты, я тебя не оставлю больше», – хотела сказать Кристина. И не смогла. Мысль о том, что сын боится снова оказаться брошенным, оказалась той самой последней каплей.
Кристина почувствовала, что задыхается, а потом разрыдалась, уткнувшись в теплое детское тельце, выплескивая со слезами все, что накопилось, на серую казенную рубашонку.
Полгода скитаний в джунглях и страх попасться.
Страх перед настигающей погоней, которую Кристофер увел за собой, соорудив для них с Питером хитрое укрытие.
Страх, что Кристофер не вернется, и она останется одна среди джунглей с умирающим на ее руках мужем.
Плотоядный взгляд, которым Кристофер окинул ее, узнав наконец, что она – женщина.
Две недели страха за жизнь Питера, которому становилось все хуже – как выяснилось уже в столице, у него было небольшое внутреннее кровотечение.
Растерянность, когда Кристофер отказался взять ее сбережения, сказав, что они ей понадобятся на лечение мужа и воспитание сына.
Паника, когда он потребовал поцелуй в качестве оплаты за свои услуги.
Кристина предпочла бы отдать деньги, но деньги Кристофер брать не хотел, к тому же они были ей действительно нужны – и она согласилась. А теперь чувствовала себя предательницей. Кристофер не собирался оставаться в столице – те материалы, которые он успел собрать до плена, погибли, и теперь он горел желанием вернуться и сделать-таки свой сенсационный репортаж. Никто, кроме самой Кристины, не знал об этом поцелуе, но и этого было достаточно – она чувствовала себя неверной, грязной.
Целый день она не могла заставить себя отправиться в приют, ей было страшно, что сын не узнает ее. Ведь ему был всего год и месяц, когда она его оставила, а теперь – страшно подумать – год и восемь. А вдруг его там вообще нет? Или он ее не простит за то, что она оставила его так надолго…
А сын узнал, и простил, и единственное, чего он хотел – чтобы мама больше его не бросала, чтобы была с ним, и Кристина почувствовала себя виноватой за то, что не пришла вчера. Она отняла у него целый день…
Наблюдавшие за ними воспитатели поспешили увести их из общей комнаты – другие дети уже тоже начинали реветь.
Потом Кристину отпаивали чаем в комнате персонала, она глотала чай вместе со слезами, не спуская Дамира с колен, потом кормила сына чаем с печеньем, то и дело целуя и продолжая шмыгать носом. Ей казалось, что все вот-вот кончится, счастливый сон растает, но он не заканчивался, и она постепенно поверила в реальность происходящего и успокоилась.
Воспитатели принесли вещи Дамира: его свидетельство о рождении, старую одежду да пару игрушек, с которыми он пришел в приют, – Кристина подписала необходимые бумаги и через полчаса уже входила вместе с сыном в палату, где лежал муж. Состояние Питера было тяжелым, но его жизни больше ничто не угрожало.
– А, это вы, – заглянувший в палату главный врач тут же приветливо улыбнулся, хоть за секунду до того недовольно хмурился. – Все прошло нормально? – заботливо осведомился он, заметив заплаканное лицо Кристины.
– Да, – улыбнулась она, баюкая уснувшего Дамира. – Да, я просто… Я…
– Просто немного перенервничали, – подсказал врач.
– Да, – кивнула Кристина. – Все в порядке, спасибо за заботу.
Главврач махнул рукой, мол, не стоит благодарности, задумчиво взглянул на Питера и подошел поближе, прикрыв за собой дверь палаты.
Кристина занервничала.
Когда они привезли сюда Питера, все врачи были заняты. Кристина выяснила, что хирургов всего двое, а свободных операционных аж пять, да и младшего медицинского персонала достаточно – но вот хирурга придется подождать.
– Я сама прооперирую, я не могу ждать, – сказала она тогда.
Сестры заартачились было, но Кристина, сама себе удивляясь, так прикрикнула на них, что через полчаса операционная и пациент были готовы, она стояла у стола, а две ассистентки не сводили с нее глаз, ожидая распоряжений. Повреждений у Питера было много, в брюшной полости началось воспаление, сломанная рука начала срастаться неправильно, а на сломанной ноге пальцы уже были поражены гангреной. Через несколько часов в операционную, прихрамывая, вошел пожилой грузный врач, постоял, понаблюдал – и подключился к операции. Это было невероятно своевременно, Кристина уже почти потеряла уверенность в благополучном исходе: слишком много травм, слишком она устала, да и времени на подготовку не было совсем, у нее даже ни единого снимка не было, все приходилось решать по ходу дела. Врач оказался невероятно опытным. Легко понимал, что задумала Кристина, иногда помогал, едва она успевала подумать о том, что нужно что-то сделать, иногда обращал ее внимание на то, что она чуть не упустила. Даже вдвоем они закончили только через три часа, и Кристина, пошатываясь, наконец выбралась на свежий воздух.
– Ну и кто же вы такая, таинственная незнакомка? – раздалось за ее спиной несколько минут спустя. – А главное – кто вам дал право кричать на мой персонал и распоряжаться в моем госпитале?
Кристина повернулась, потупившись и бессильно опустив руки. Она признавала свою вину. Просто у нее не было выбора.
– Хм… Так у вас есть имя? – усмехнулся помогавший ей врач, видя, что пауза затягивается.
– Простите. Кристина. Кристина Маршалл, – представилась она.
– Боб Фокс, главный врач, – протягивая ей руку, кивнул собеседник. – Что заканчивали?
– Оксфорд.
– Оксфорд, – уважительно покачал головой Фокс. – В каком году?
– В восемьдесят восьмом.
– Хм… – Фокс нахмурился и пристально посмотрел на Кристину. – Сколько вам лет?
– Двадцать один, – пожала плечами она. – Мой отец учил меня с двенадцати лет, так что я получила диплом в неполных восемнадцать и еще четыре года практиковалась здесь.
– Что ж… Могу сказать лишь одно – для меня честь работать с вами, доктор Маршалл, – снова протянул ей руку Фокс. – Думаю, вам нужно отдохнуть, а потом…
– Я бы хотела побыть с мужем, – перебила Кристина.
– С мужем?
– Да, мой пациент – это мой муж, – подтвердила она.
Возражений у доктора Фокса не нашлось. Узнав, что Кристина собирается забрать из приюта маленького сына, он распорядился поместить Питера в отдельную палату и поставить там еще одну кровать и хоть какую-то мебель.
Сегодня, возвращаясь из приюта, Кристина видела, как ставят в коридоре койки для раненых – «красные кхмеры» совершили очередную вылазку, чуть-чуть не добравшись до столицы.
– Нам придется освободить палату? – спросила Кристина, чтобы избавить своего благодетеля от необходимости вести долгий разговор, смягчая неприятную новость.
– Что? Нет, что вы, – помотал головой доктор Фокс. – То есть, у нас, конечно, мест не хватает, но… Я как раз пришел к вам с предложением. Если вы его примете, у нас не будет вообще никаких сложностей с вашим размещением.
– Что вы имеете в виду? – прищурилась Кристина.
– Где вы работали до того, как случилось это несчастье с вашим мужем?
– В Кампонгчнанге.
– Скажите, Кристина… Только не говорите сразу «нет», договорились? Могу ли я предложить вам какие-то такие условия, чтобы вы рассмотрели возможность не возвращаться на прежнее место, а жить и работать здесь? – Кристина только открыла рот, как Фокс торопливо добавил: – Больших денег обещать не могу, зато могу назначить вас своим заместителем.
Кристина покачала головой и тихонько рассмеялась. Кем он ее считает, принцессой в бегах?
– Я не стремлюсь вернуться на старое место, – заверила она поникшего собеседника, видимо, принявшего ее реакцию за отказ. – Меня вполне устраивает эта комната, или любая другая при больнице, обычная зарплата и обычная работа. Пока Питер не поправится, я могу ассистировать вам, например.
– Что? – в недоумении уставился на нее Фокс.
– Меня растили не в замке из слоновой кости, – улыбнулась Кристина, думая, что речь идет о скромности ее требований к жилью и оплате.
– Господи, да причем тут это?! – по-бабьи всплеснул руками доктор Фокс. – Девочка моя милая, с твоими руками и мозгами ты через несколько лет окажешься на моей должности! Это к тебе ассистентов приставлять надо, чтобы смотрели и учились, олухи…
Кристина недоверчиво смотрела на разбушевавшегося врача. Да, отец ей всегда повторял, что ее как врача ждет великое будущее, но это же отец. Родители всегда считают своих детей самыми-самыми.
– Извините, если я что-то скажу не так… Но откуда вы можете знать, какие у меня руки и мозги?
– От верблюда, – усмехнулся Фокс, остывая. – Я их видел в деле. И поверь мне, девочка, поверь врачу с тридцатипятилетним стажем – ты врач от бога. Не смей прятаться за чью-то спину, грех это, такой талант в землю зарывать.
– Я же никогда сама не оперировала, – покраснев, возразила Кристина.
– Уже оперировала, – подмигнул доктор Фокс. – Вчера был твой дебют. И, поскольку после такой операции муж твой жив и идет на поправку, теперь уж не отвертишься.
***
Доктор Фокс сдержал свое обещание. Кристина Маршалл в двадцать один год стала заместителем главного врача столичного госпиталя. Нянечки по очереди присматривали за Дамиром, Боб Фокс, казалось, задался целью сделать из Кристины свою преемницу и то и дело подсовывал ей самые сложные случаи, сам становясь для нее ассистентом – таким образом ему легче было передать всю сокровищницу своего немалого опыта. Единственное, с чем Кристина никак не могла научиться справляться должным образом, даже под его руководством – это со смертью пациентов на операционном столе.
– Ты не Бог, девочка, – утешал ее Боб.
– Если бы это делал ты… – мотала головой Кристина.
– То ничего бы не изменилось, – хмурился Боб. – Подумай и скажи мне, что ты сделала неправильно?
– Ничего, – подумав, пожимала плечами Кристина. – Но ведь пациент умер! – всхлипывала она.
Разумеется, с таким настроем выпускать ее к родственникам умершего было невозможно – даже самые добропорядочные люди, шокированные известием о смерти близкого человека, начинали кричать на молоденькую девчонку-врача, весь вид которой, казалось, говорил: «Это я виновата».
Сперва доктор Фокс прикрывал Кристину, выходил к ожидающим сам, но потом наплыв раненых стал слишком велик, а смертей стало слишком много. Как ни пыталось правительство спрятать голову в песок, проблему с «красными кхмерами» пришлось признать, и теперь в стране набирала обороты гражданская война. Испытываемое Кристиной чувство вины все слабело, и в тот день, когда ей пришлось произнести стандартное «Мои соболезнования, мы ничего не смогли сделать, он умер» четырнадцать раз, Кристина вдруг поняла, что эта фраза полностью описывает ее ощущения. Ей действительно жаль. Пациента, его родственников. Она действительно сделала все, что могла. И вряд ли найдется кто-то, кто смог бы сделать больше. Человек умер. Точка. Ее ждал следующий пациент, и если она потратит время на лишние соболезнования, жалость к тому, кому уже не помочь, или чувство вины – то вероятность того, что эти же слова ей придется сказать еще раз, родственникам следующего пациента, значительно возрастает. На переживания времени не было. Кристину ужасала жестокость этой мысли, но шла война, и деваться было некуда.
Профессиональная состоятельность поначалу сказалась на ее семейной жизни только в худшую сторону. Узнав, что жена просто-таки взлетела вверх по карьерной лестнице, Питер пришел в ярость. У него было ощущение, что его обокрали. Конечно, он не сомневался, что рано или поздно талант Кристины пробьет ей дорогу наверх, но на гребне этой волны должно было вознести его! Заместителем главного врача Кристина могла стать, по его представлению, только в том случае, если он, Питер Маршалл, сам станет главным врачом. А тут – жена была на высоте, а он, получив двойной сложный перелом правой руки с последующим осложнением, теперь мог разве что в ассистенты сгодиться. И в этом, понятное дело, виноват был не кто иной, как Кристина.
Способ отмщения Питер выбрал простой – он решил заставить жену уделять ему как можно больше внимания, заставить ее прочувствовать свою вину за то, что она так плохо о нем заботится. Но из этого ничего не вышло: вымотавшаяся за день Кристина на его реплики реагировала крайне вяло, пропуская большую их часть мимо ушей. К тому же жена появлялась только поздно вечером, а в течение дня о нем заботилась санитарка: Фокс в ответ на робкие протесты Кристины категорически заявил, что нескольких работников из младшего медицинского персонала, способных позаботиться о ребенке и лежачем больном, он всегда найдет, а вот специалиста уровня Кристины – нет.
Оставался секс, но тут были проблемы у самого Питера – от скитаний и волнений фигура Кристины стала просто отвратительно, с его точки зрения, тонкой, да еще эта короткая стрижка под мальчика… Однако, подумав немного, Питер и эту проблему взвалил на жену – это ведь она не возбуждает мужа. Плохо старается.
Чего он точно не ожидал, так это того, что у Кристины получится. Никто так и не узнал, чего Кристине стоило подойти к двум девушкам, про которых она точно знала, что секс за деньги – их профессия, и, краснея, бледнея и замирая, попросить их научить и ее. Девушки сперва отшили неумеху-конкурентку, потом смеялись и фыркали, потом удивлялись, узнав, что она не собирается зарабатывать этим деньги, а хочет доставить удовольствие мужу, только и всего. С их точки зрения, на такую фигурку охотников и так нашлось бы навалом, только свистни. Но, в конце концов, задача их увлекла, и они ее решили. Ласки Кристины стали заводить ее мужа, невзирая на ее худобу и его пассивность, а поза наездницы, к которой им пришлось прибегнуть из-за сломанной ноги Питера, неожиданно стала доставлять удовольствие ей самой. На нее никто не наваливался, она сама могла контролировать процесс и приятные ощущения не заставили себя ждать.
Нога скоро зажила, но дело было сделано – супруги научились получать удовольствие от интимной близости друг с другом. Питер работал ассистентом, затем, окончательно поправившись, стал проводить несложные операции.
Через некоторое время он смирился с тем, что Кристина его обыграла – ее подчиненного положения было уже не вернуть. Работы было невпроворот, Дамир рос, жизнь казалась довольно сносной, несмотря на войну.
@темы: "Сто лет одиночества", Кристина, "Дорогу осилит идущий"