Автор:
Tinka1976Бета (пролог, главы 1-9):
Капитанова НадеждаГамма:
MiNaiФандом: CSI:Miami (в целом, но эта часть - ориджинал)
Категория:
цикл "Кристина" (17)
Написано в июне-июле 2010 года.
Размер: макси (26909 слов)
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Питер/Кристина, Кристофер/Кристина
Место и время действия: США, начало XX века; Ирландия, Англия, 70е - 80е годы; Камбоджа, 1988 - 2001 годы.
Жанр: драма, романс
Предупреждения: изнасилование, преждевременные роды, смерть персонажей.
Авторские примечания: наконец-то я решила подробнее рассказать о своем персонаже, о том, как складывалась ее жизнь, о том, как все выглядело с ее точки зрения.
Пролог. Те самые.
Семья Патриции была из тех семей, фамилию которых в определенных кругах обычно произносят с приставкой «те самые». Те самые Форды, те самые Гамильтоны, те самые Эндекотты… Круги, в которых некая фамилия приобрела известность, могут быть самой разной величины, от известности среди бродяг и побирушек какого-нибудь захолустного городишки, которым «те самые» Мунхаузы никогда не отказывали в мелкой монетке и куске хлеба, до известности в масштабах всей страны и даже за ее пределами.
читать дальшеСемья Патриции дрейфовала где-то ближе к середине списка, начав с известности в пределах города и приближаясь к известности в пределах штата. В начале XX века фамилия одинокого богача-мецената Дитриха Смита, удочерившего годовалую девчушку неизвестного роду-племени, прогремела на всю страну. Правда, репортерам вскоре наскучила эта тема, и «тот самый Смит» снова стал для большинства просто Смитом, так же как и его приемная дочь из «той самой девочки с «Титаника»» стала просто Софией Смит, веселой и довольно красивой девчушкой, трепетно любимой своим престарелым отцом.
Как звали девочку на самом деле, установить не удалось, поскольку на шлюпке малышка оказалась не с матерью – по словам спасшей ее женщины, ребенка бросил в шлюпку какой-то мужчина с нижней палубы, пока шлюпку спускали на воду. Добрая женщина, к сожалению, не вынесла такого путешествия и слегла, едва оказавшись на берегу, а через два дня и вовсе скончалась, оставив годовалую кроху один на один с целым миром. Инициалы «СС», вышитые на одежде, были единственной связью с ее прошлым, но, как известно, погибших в этом рейсе оказалось куда больше, чем выживших, так что через несколько лет эта история окончательно утратила остроту и превратилась в семейную байку, подаваемую гостям перед десертом.
Маленькая София стала тем лучом света, благодаря которому Дитрих Смит благополучно пережил времена великой депрессии, не только не потеряв, но даже и увеличив свой капитал. Девчушка выросла в настоящую красавицу, почти на пять лет закрепив за своей семьей титул «те самые Смиты, у которых дочка – самая завидная невеста в городе». С таким тщательным подходом к выбору жениха не было ничего удивительного в том, что молодой человек, которому София в конце концов ответила согласием, оказался ей прекрасным мужем, хорошим отцом ее детям и достойным продолжателем дела ее приемного отца.
После войны к их новой фамилии – Пирсон – вновь прилепилась приставка «те самые». Правда, теперь она была окрашена совсем не в радужные тона, ибо София с мужем теперь были «те самые Пирсоны, у которых все три сына на войне погибли».
Эмма Пирсон, старшая дочь, была последней отрадой родителей. Девочка росла умной – и потрясающе некрасивой. Софии оставалось только сокрушенно качать головой, гадая, от кого из неизвестных ей предков дочери достались такие неудачные гены, да вспоминая своих сыновей, которые, как на грех, были писаными красавцами. Неизвестно, как сложилась бы ее судьба, если бы девушку не угнетало сравнение с матерью и братьями, но факт остается фактом: Эмма Пирсон выскочила замуж в шестнадцать лет, за первого, кто подвернулся под руку. Через год она уже родила, а через три – со скандалом развелась. Где был ее хваленый ум во время свадьбы – бог знает, но когда муж-игрок начал просаживать семейные денежки со страшной скоростью, ума Эммы хватило, чтобы быстренько просчитать последствия и решить, что развестись все же предпочтительнее, чем через пару-тройку лет оказаться с ребенком на улице.
«Та самая», теперь уже со скандальным душком, вновь намертво приклеилось к фамилии Пирсон, но Эмма внезапно продемонстрировала поразительное хладнокровие. Не обращая внимания на сплетни и слухи, растила дочь и занималась рукоделием. Руки у Эммы оказались поистине золотыми.
Прошло несколько лет – и все чаще «та самая Пирсон» стало звучать в контексте «та самая Пирсон, что шьет лучше парижских кутюрье».
Разумеется, дочку Эмма одевала сама, и потому девочки наряднее Патриции не найти было на сто миль в округе. В меру умненькая и симпатичная девушка, славящаяся своей добротой и отзывчивостью – каждый бездомный несчастный зверь в округе мог твердо рассчитывать на помощь Патриции Пирсон – непременно сделала бы хорошую партию, несмотря на свой маленький рост, что, понятное дело, никогда не рассматривалось как серьезный недостаток для женщины, – если б не одно «но»…
Из своего неудачного замужества Эмма Пирсон, как выяснилось, вынесла весьма своеобразный урок, и потому, едва дочери исполнилось шестнадцать, объявила, что лишает ее наследства. Пока Пат живет с матерью, ни в чем ей отказа не будет, а если кто-то захочет взять ее в жены – пусть берет, но только ее, а не ее деньги. Вот если у нее появится отпрыск мужеского полу – ему-то по достижении английского совершеннолетия при условии благонравного поведения все капиталы и перейдут.
Потенциальные женихи, даже те, кто готов был бы добиваться внимания Патриции, будь она просто бедной, услышав про такие чудачества мамочки, покрутили пальцем у виска – да и решили не связываться. Обеспечить будущей женушке тот уровень жизни, к которому она привыкла, на таких условиях могли очень немногие. Пат плакала и обижалась на мать, но та была непреклонна.
Прошел год, затем другой и третий. Подружки – и бедные, и ленивые, и дурнушки – словно издеваясь над Патрицией, выскакивали замуж одна за другой. Эмма и слышать не хотела о «смягчении приговора», твердя дочери, что делается это ради ее же блага, и все эти ветреные кавалеры охотятся лишь за деньгами.
В ночь на свой двадцатый день рождения Патриция написала матери пространное письмо с подробным объяснением полной невозможности и дальше влачить столь жалкое существование, наглоталась таблеток, улеглась в ванную и для верности вскрыла себе вены. Единственное, о чем она не подумала – это о своих домашних питомцах, коих к тому времени развелось немало. Слаженный скорбный вой пятерых собак не мог не привлечь внимания, девушку нашли вовремя, отвезли в больницу и с некоторым трудом вернули к жизни.
Вечером того же дня в палату к уже вполне пришедшей в себя, но пребывающей в прострации имениннице вошла скромная праздничная процессия из врача и двух медсестер. Однако воображение Патриции больше всего поразили не воздушные шарики и не торт с зажженными свечками, а ярко-рыжая борода доктора О’Нила. Высоченный, рыжеволосый, с громким голосом… Пат не могла ни закрыть рот, ни отвести взгляд от его хищного профиля. Привязав шарики к спинке кровати именинницы, медсестры удалились, а Генри – остался, ловко разрезал праздничный торт и начал потчевать пациентку.
– Зачем все это? – не понимая, куда деваться от смущения, пробормотала Патриция, принимая блюдечко с внушительным куском торта и стараясь не ронять крошек на чистые простыни.
– Я не могу позволить вам уйти из жизни. Во всяком случае, голодной, – подмигнул Генри.
– Лучше умереть голодной, чем купаться в золоте и одной, – Пат повозила ложечкой по блюдцу и осторожно взглянула на Генри – вдруг он тоже сейчас повертит пальцем у виска и уйдет.
Доктор пальцем у виска не вертел и уходить явно не собирался. Смотрел внимательно и очень тепло, и Патриция, запинаясь, всхлипывая, рассказала все, о чем думала перед тем, как принять это отчаянное решение, каждую секунду опасаясь, что мягкая улыбка на лице Генри превратится в насмешливую ухмылку. Но этого так и не произошло.
Доктор О’Нил выслушал, помолчал, а потом как-то так очень просто предложил:
– Так выходите за меня, Пат.
– А я сейчас возьму, и соглашусь, – не поверив ушам, пригрозила Патриция.
– Значит, вы позволите мне себя поцеловать, – улыбнулся О’Нил.
– Ты… – поправила Пат, приняв происходящее. – Ты позволишь. И… Не нужно больше спрашивать разрешения, Генри…
В доме матери Пат больше не появлялась.
А через месяц «та самая Патриция Пирсон, которую чокнутая мамаша наследства лишила» исчезла. Патриция О’Нил жила в скромной съемной квартире со своим мужем, через полгода окончила курсы медсестер, а через полтора – родила девочку.
Про семью Кристины О’Нил никто не говорил «те самые». Хотя, может быть, стоило. Но тогда пришлось бы говорить «те самые О’Нилы, которые так счастливы, хоть и непонятно с чего», а этого люди говорить почему-то очень не любят.