Глава 12.
Глава 12.
Горацио проснулся поздно, солнечные лучи из незашторенного окна заставили его перевернуться на спину, прикрывая глаза рукой. Он потер лицо, снова перевернулся на живот, обнимая подушку, и проснулся окончательно. Приподнялся, оглядываясь, снова ткнулся лицом в подушку. Нет, он не обманулся – от нее пахло Кристиной. Горацио взглянул на свои запястья, тронул бинт, будто проверяя его реальность. Перевернулся на спину, глядя в потолок. Обмануть себя не получалось. Если он не верил в реальность произошедшего с ним в последние дни, то и возвращения Кристины не было. Впрочем, почему-то этим утром кошмар трех последних суток казался уже и не таким кошмарным. Так что хитрить, как-то обманывать себя особой нужды не было. Все было реальностью – и дурной сон в отеле, и бредовая ночь в этой самой спальне, и отвратительный кошмар в машине на берегу. И чудесное возвращение жены и сына. Горацио сел, с загоревшимся нетерпением воочию убедиться в их возвращении. Стоп, сперва нужно привести себя в порядок.
Стоя под душем, он вдруг осознал, насколько странно он себя чувствует. Он торопился увидеть Кристину без всякой задней мысли, без страхов и опасений, будто ему совершенно не в чем перед ней оправдываться, просить прощения... То есть он помнил, что вроде бы виноват, и так далее, но испытывал только радостное нетерпение – наконец-то они дома.
Следующее открытие он сделал, глядя на себя в зеркало во время бритья. Не то чтобы он не замечал отметин на своем теле, но они, опять же, не вызывали никаких эмоций. Вот рядом с ними отметина от ножа, а вот – от пули. Побыстрее бы зажили – вот и все его ощущения по этому поводу.
Тем не менее, Горацио тщательно поправил воротник рубашки и застегнул обшлага. Ни к чему сыну видеть всю эту «красоту», гордиться тут нечем. Вниз он спустился с некоторой опаской – вдруг там его подстерегает суровая реальность в виде пустого дома? А он просто придумал себе сладкую сказку вместо обыденного визита в больницу, где его слегка починили и отправили домой.
Джошуа возился с машинками в гостиной, судя по целому городу из кубиков, играл он давно, и не обошлось без маминой помощи. Малыш увлеченно изображал буксующую машину, не желающую въезжать на крутой подъем моста.
- Джош, обедать! – позвала Кристина.
Буксующая машинка вдруг стала летающей, с ревом двигателей поднялась в воздух и, закладывая виражи, устремилась к кухне. Но тут пилот заметил Горацио. Летающий автомобиль породил дилемму, как называть его скоропостижное крушение – автокатастрофой или все же авиа? Но отцу и сыну на эту дилемму было наплевать.
- Суп стынет, - показалась в дверях Кристина. Обнаружив сына на руках у Горацио, улыбнулась и кивнула в сторону столовой. – Тебе тоже не помешает поесть чего-нибудь.
- Покушать, погулять и поспать, - с деловым видом размахивая пальцем перед носом у Горацио, перечислил Джошуа.
- Совершенно верно, доктор Кейн, - кивнула Кристина.
***
Кому-то этот обед показался бы сущим адом. Горацио же тихо млел от счастья. Джошуа вертелся у него на коленях, мешая есть и забывая есть сам, взахлеб начиная рассказывать то о катании с горки, то о самолете, то о машине, на которой они ехали, то о грозе, в которую попали. Кристина с абсолютным спокойствием поддакивала сыну, отправляя в рот рассказчика ложку за ложкой. Потом Джошуа решил показать Горацио, как он ест сам, потом – что папе тоже будет полезно поесть супа…
Когда малыш, наконец, перешел к последнему блюду в меню – сладкому послеобеденному сну – Горацио чмокнул его в теплую щечку, пару минут полюбовался, стоя на пороге, и отправился вниз. Все было настолько как обычно…
Горацио понимал, что Кристина ни слова не скажет при Джошуа – малыш сейчас был в том возрасте, когда дети похожи на попугайчиков, запоминая каждое произнесенное взрослыми слово и потом повторяя его к месту и не к месту. Сейчас, когда малыш заснул, пришло время для серьезного разговора. Но вот не боялся он объяснения с женой – и все. Вчера – боялся до обморока. А сегодня – понимал, что надо бы волноваться, но не чувствовал ничего похожего.
Кристина ждала в гостиной. Или не ждала, просто книжку читала. Но, услышав шаги Горацио, подняла голову, отложила книжку, улыбнулась и приглашающе похлопала по дивану рядом с собой. Горацио послушно подошел, сел, сложив руки, опустил взгляд, рассматривая свои ладони.
- Если ты не хочешь, мы можем поговорить завтра, - предложила Кристина.
Горацио качнул головой. Нет, лучше сегодня, просто нужно сообразить, с чего начать. Ведь он даже не знает, что Кристине известно. Стоп, а он что, не будет рассказывать все?
- Дай руку, пожалуйста, - Кристина протянула руку ладонью вверх. Ее рука остановилась между ними, будто обозначая неприкосновенность личного пространства Горацио. – Не знаешь, с чего начать? – сочувственно спросила Кристина, поглаживая его руку, беспрекословно вложенную в ее ладонь.
- Да, - кивнул Горацио, не поднимая взгляда. – Наверное, нужно начать с того, что я все равно прошу прощения, хотя уже получил его.
Он рискнул взглянуть на Кристину. Она слегка нахмурилась, и Горацио снова потупился, торопливо соображая, что он сказал не так. Возможно, он зря решил, что объяснение будет легким. Да, он представлял себе это не так. Думал, придется долго объяснять, убеждать, доказывать. Но у него была цель – вернуть утраченное счастье, вернуть свою семью. Оказалось, что это делать гораздо сложнее, когда все его чувства твердят, что все в порядке, он прощен. Он не понимал, как это получилось, и панически боялся теперь все испортить.
- Милый, а напомни-ка, за что я тебя должна простить? – наконец, прервала молчание Кристина. Ее взгляд был острым, лицо – сосредоточенным, Горацио видел ее такой всего пару раз, когда она отрывалась от очень сложной операции.
- За… - Горацио запнулся. То есть как это «напомнить». Она забыла? Что это значит? – За измену, - все же выговорил он. Склонил голову набок, поставив домиком брови и внимательно вглядываясь в лицо Кристины, пытаясь определить, что скрывалось за этим странным вопросом.
- Ты мне изменил? – подняла брови Кристина.
Горацио растерянно смотрел ей в лицо. Это шутка? Или…
- Ты получила запись? – осторожно спросил он.
- Да, - кивнула Кристина. – В субботу утром. Мы вылетели первым же рейсом. Но наш самолет посадили в Атланте. Ураган. Пришлось нанимать машину.
- А что было на этой записи? – непонимающе переспросил Горацио. Если это та самая запись, то как Кристина может не понимать, о чем идет речь? Даже если не знает про остальное…
- На этой записи ты занимался сексом с неизвестной мне женщиной, - спокойно и терпеливо ответила Кристина.
- Кристина, я не понимаю… - окончательно растерялся Горацио. Даже голова немного заболела от умственного усилия. Очень хотелось лечь, положить голову Кристине на колени, почувствовать, как она расчесывает волосы пальцами и ни о чем не думать…
- Я вижу, что ты не понимаешь, - кивнула Кристина. – Ты здорово запутался, милый.
- А ты можешь мне объяснить? – попросил Горацио.
- Ну, я попробую, - чуть прищурилась Кристина. – Давай представим себе ситуацию. Мужчина дает женщине наркотик и занимается с ней сексом. Как это называется?
- Изнасилование, - чуть пожал плечами Горацио.
- А почему, если наоборот, то это измена? – спросила Кристина.
Горацио молчал. Не потому что нечего было сказать, просто…
- Ты просишь прощения, - продолжила Кристина. – Горацио, я не могу… - она сделала паузу, и он испуганно вскинул глаза. – Я не могу воспринимать это все как измену. Когда двое занимаются сексом по обоюдному согласию и кто-то из них женат – это измена. Если кто-то не был согласен – и не важно, женщина ли это или мужчина – это изнасилование.
- Я не хотел, но я никак не смогу это доказать, - пожал плечами Горацио.
- Кому? – неожиданно спросила Кристина. – Мне? Или себе?
Горацио зазнобило. Она была права. Как всегда. Желание лечь стало просто непреодолимым, и Горацио повалился боком на диван, ткнувшись головой в колени Кристине. Она чуть развернулась, подбирая под себя ноги, сдернула с ручки дивана плед, укрывая Горацио. Он свернулся комком, обнимая колени жены.
- Давай разберемся, - негромко продолжила Кристина, легкими движениями растирая его спину и плечи. – В первый раз тебе дали такую дозу наркотика, что ты отключился, верно? Так что там речь о желании-нежелании не идет, тебя изнасиловали, пока ты был в бессознательном состоянии. Во второй раз она использовала какой-нибудь летучий наркотик…
- Амилнитрит, - глухо пробормотал Горацио.
- Ты не мог контролировать свое возбуждение, а потому поставил себе клеймо, что ты изменил, - Кристина погладила его по голове. – Вот только ты лица своего не видел на той записи. У тебя выражение такое, будто из тебя кишки живьем вынимают. Да и от боли ты орешь или от удовольствия – отличить несложно. Я все-таки врач. Остается третий раз.
- Я перестал сопротивляться, - отстраненно покаялся Горацио. Горло снова стиснуло.
- А что от этого изменилось бы? – спокойно переспросила Кристина. – Ты бы дергался, кричал, плакал – и она оставила бы тебя в покое?
- Нет, - вяло усмехнулся Горацио.
- Значит, ты не стал тратить силы на бессмысленную дерготню. Она была довольна этим, праздновала победу? – продолжила расспросы Кристина.
- Нет, - задумчиво подтвердил он. Вспомнилось неприкрытое разочарование на лице Дженни. Кажется, тогда она первый раз усомнилась в успехе. И достала нож…
Горацио съежился от воспоминания, Кристина тут же обняла его за плечи.
- Тихо, стоп, - быстро сказала она. – Ты здесь, со мной, ее тут нет, она тебя не тронет больше.
Горацио потерся щекой о колено Кристины, поймал ее ладонь и подложил себе под щеку.
- Горацио, помнишь, что ты сделал сегодня ночью, как только я тебя отвязала? – спросила Кристина, касаясь губами его виска. Он помнил. Сейчас ему было даже немного стыдно за это. – Она хотела вот этого, - негромко сказала Кристина. Горацио с удивлением взглянул ей в лицо. – Это естественная мужская реакция на состояние подчиненности. Ты утверждал свою власть, свое место в стае. Это инстинкт и с ним крайне сложно бороться.
- Я не чувствовал ничего похожего, - немного недоверчиво сказал Горацио.
- Ну, эта доморощенная «жрица любви» забыла одну маленькую деталь, - презрительно сказала Кристина. – Ты должен был добровольно согласиться на эту игру. Без этого все, что она могла – насиловать тебя, с каждым разом все больше отдаляясь от цели. Даже если бы она окончательно тебя растоптала в итоге, и ты стал бы отдаваться добровольно, ты все равно никогда не захотел бы овладеть ею сам. Так что я вижу единственную причину, по которой ты цепляешься за слово «измена» - ты не хочешь принимать тот факт, что тебя изнасиловали.
Горацио развернулся и лег на спину, как и хотел, и пальцы Кристины тут же нырнули в его волосы. Теперь его лицо было расслаблено, лишь легкая складочка между бровей придавала ему тоскливое выражение.
- Я знаю, что это сложно, - склонив голову к плечу, сказала Кристина. – Когда мы говорим об изнасиловании применительно к мужчине, все думают о гомосексуальном изнасиловании или еще каком извращении. Даже в законе изнасилование мужчины женщиной естественным путем определяется как домогательство. И общественное мнение гласит, что женщина мужчину изнасиловать не может, поскольку если мужчина не хочет, то и не сможет. А мужики хотят всегда, - презрительно усмехнулась Кристина, передразнивая кумушек-сплетниц. – Горацио, - она заглянула ему в глаза. – Ведь ты сам для себя знаешь, что было именно изнасилование. Да, у тебя нет вагинальных разрывов, но разве все обошлось без повреждений? Ты взгляни на себя!
Горацио бледно улыбнулся, взглянул на свои запястья.
- Ты их забинтуешь снова? – спросил он.
- Только если ты этого хочешь, - пожала плечами Кристина. – Заживет все и без бинтов. Но если тебе плохо, если тебе больно это видеть…
- Мне просто непростительно хорошо, - покачал головой Горацио.
- Боюсь, это временное явление, - улыбнулась Кристина. – Сейчас ты испытываешь огромное облегчение от того, что самые страшные твои кошмары не воплотились в жизнь. Все оказалось не так страшно, как ты ожидал.
- Я боялся, что ты поверишь этой записи, не мне, - с виноватой улыбкой признался Горацио.
- Глупый, - улыбнулась Кристина. – Как я могу тебе не верить? Я с тобой разговаривала за день до того, и ты всем сердцем рвался к нам.
- Не такой уж и глупый, - поднял брови Горацио, опуская глаза и покачивая коленями под пледом. – Стефани…
- Да, я знаю, - нахмурясь, перебила Кристина. – Стефани никогда никого не теряла раньше, - сухо сказала она. – И ты у меня проверку прошел, - добавила она с внезапной улыбкой.
- Это когда? – изумился Горацио.
- Знаешь, все мои дети начинали узнавать Питера к концу второй недели, - Кристина говорила спокойно, доверительно, но в глазах у нее стояла такая боль… - Потому что каждый раз, когда я была беременна, он жил с другими женщинами. Где-то начиная месяца с шестого. Он не мог спать со мной. И не считал нужным ограничивать себя. А ты… - Кристина прикусила губу. – Я не знала, куда скрыться от тебя со своим дурным настроением, с безобразно изменившейся фигурой. Ты и не подумал о том, что можешь завести себе другую женщину на это время… Полгода. И я должна была поверить, что ты не смог вытерпеть и двух недель?
- Ты не можешь быть безобразной, - с потемневшими от гнева глазами глухо проговорил Горацио.
- Очень даже могу, - горько улыбнулась Кристина. – Толстая и неповоротливая, кругленькое тельце, тоненькие ручки и ножки, паучок…
- Это он так говорил? – Горацио зло прищурился, потом его брови дрогнули, и он приподнялся, проводя рукой по щеке Кристины и нежно целуя. И еще раз. И еще.
Когда он с некоторым разочарованием осознал, что на продолжение сейчас сил у него нет, Кристина вдруг отстранилась, нежно гладя его лицо.
- Побереги силы, герой-любовник, - шепнула она. – Вся та возбуждающая дрянь, что тебе давали, вредна для сердца. А если еще пару дней не есть – не спать…
Горацио уткнулся лицом ей в плечо, Кристина обняла его, тихонько баюкая. Было как-то очень уютно от мысли, что она прекрасно понимает его состояние, не будет сердиться или обижаться, приняв физическую слабость за что-нибудь другое.
- А я-то собирался доказывать, как сильно тебя люблю, - делая вид, что разочарован, пробормотал он.
- Ну, успеешь еще, - улыбнулась Кристина, целуя его в макушку и поглаживая по спине. – Любовь – не та теорема, которую можно доказать один раз и навсегда. Этим приходится заниматься каждый день, если ты все еще любишь. С этими доказательствами и проще, и сложнее, чем с твоими уликами. С одной стороны, тут принимаются те доказательства, которые никогда не примут в суде. Ты приходишь домой с работы, смотришь на нас с Джошуа, и твой взгляд доказывает нам, что ты нас любишь. Мы ложимся в постель, и твои руки, твое тело повторяют мне это.
- А в чем же сложность? – заинтересованно спросил Горацио.
- А в том, что никто не сможет заставить человека быть объективным, и принять к рассмотрению даже самые железобетонные доказательства, - пожала плечами Кристина.
Горацио молча согласился, вспомнив про ту же Стефани. Вот не пожелала она слушать – и все. Ему невероятно повезло, что Кристина – совсем другая.
- Ты успокоился? – спросила Кристина.
- Да, - кивнул Горацио, снова устраиваясь на диване и укладывая голову на колени Кристине. – Даже слишком…
- Ничего, - улыбнулась она. – Какое-то время тебе было слишком плохо, так что теперь пусть немножко побудет слишком хорошо. А потом все войдет в привычное русло. Ты достаточно сильный, Горацио, чтобы пережить это. Конечно, это случилось, и совсем как прежде все уже не станет, но это нормально. Это жизнь.
- Ну, на новом месте в любом случае все пойдет по-другому, - согласился Горацио.
- Ты хочешь переехать? – слегка нахмурилась Кристина. – Тебе теперь нехорошо в этом доме?
- Мне хорошо везде, где есть ты, - хитро улыбнулся Горацио. – Поэтому я еду с вами в Канаду.
- Есть одна проблема, милый, - приподняла брови Кристина. – Мы в Канаду не едем.
- То есть как? – сдвинул брови Горацио.
- А чему ты так удивляешься? – склонила голову к плечу она.
- Разве ты не собиралась переехать туда? – недоверчиво переспросил он. – Ведь, если ты прервешь курс…
- Надо было все-таки обсудить это с тобой, - недовольно сморщилась Кристина. – Ты, небось, письмо нашел, и сделал для себя кучу выводов?
- Нашел, - кивнул Горацио. – Если ты отказывалась из-за меня…
- Нет, - оборвала его Кристина. – Не из-за тебя. Приглашали меня, а я не хочу переезжать в Канаду. Никуда я переезжать не хочу. Мне казалось, это лишь мое дело, поэтому я и не обсуждала это с тобой. Горацио, моя жизнь то и дело норовит полететь в тартарары. А ведь все, чего я хочу – жить спокойно. И я не понимаю – неужели я требую от жизни столь многого?
Горацио легонько поцеловал ее пальцы и снова прижал ее руку к своей груди.
- А я собирался лететь к вам, - немного растеряно признался он. – Я даже заявление написал.
- Оно там, - кивнула Кристина. – В тумбочке, в верхнем ящике. Пистолет, удостоверение, жетон. Ты до полусмерти перепугал своих ребят. Они примчались утром. Райан и Эрик – надеясь отговорить тебя от увольнения. Келли – опасаясь найти тебя в ванной. Я заверила их, что ты всего лишь немного приболел и пару дней тебя не будет, и что я поговорю с тобой по поводу увольнения.
- Я никак не ждал, что ты прилетишь, - улыбнулся Горацио.
- Была бы я нормальной ревнивой женой, - Горацио заулыбался шире, - я бы прилетела сразу, после того звонка, и избавила бы тебя от всего этого кошмара, - сказала Кристина. – Но я не поверила. Жалеть уже поздно, но, милый, поверь, я с тобой, мы сможем с этим жить. Ты справишься.
Горацио сдвинул домиком брови. И как он теперь вернется на работу? Одно дело – как отнеслась к произошедшему с ним Кристина, и как воспринимает это он сам, а другое дело…
- Горацио, - тихонько позвала Кристина, разглаживая большим пальцем складку между его бровей. – Все не так страшно. Даже Келли знает не все, а она будет молчать. Для всех остальных – версии Келли, которую она изложила в рапорте, хватит за глаза. Два покушения на убийство, сумасшедшая маньячка. Ни слова про изнасилование. Да, конечно, про первый раз твои коллеги знают, но, как и ты сам изначально, видят в этом больше измену, чем что-либо другое.
Горацио горько улыбнулся. И тем не менее, Кристина была права. Пусть так. Пусть считают, что он изменил жене, но она его простила. Неприятно, но лучше, чем объяснять, что было на самом деле.
- Я просто хочу, чтобы ты помнил, - добавила Кристина. – Я знаю, что это не так. И хочу, чтобы ты помнил, что я здесь. Я с тобой.
- Ты думаешь, у нас получится забыть, и жить, как прежде? – спросил Горацио.
- Забыть – нет, - быстро ответила Кристина. - Но кто она такая, чтобы отобрать у нас с тобой нашу жизнь? Теперь она – не больше, чем кошмарный сон. И мы позволим этому кошмару завладеть нашей жизнью?
Горацио не успел ответить.
- Мама, - раздался сонный голос Джошуа.
- Мы здесь, внизу, - откликнулась Кристина.
Малыш спускался по лестнице. Горацио собирался встать и снести его вниз на руках, но Кристина удержала его, многозначительно подняв брови. И Горацио вспомнил уговор. Джошуа не просил помощи. Горацио всегда приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы не противоречить этой воспитательной стратегии Кристины. Но он на себе испытал, какое доверие рождает подобное отношение. Никогда, никогда бы он не смог выплакаться, или вот так расслабленно валяться, чувствуя себя несчастной жертвой, с кем-то другим. Потому что только Кристина умела отпускать руки в тот момент, когда Джошуа готов был сделать шаг сам – ни раньше, ни позже. И без малейшего упрека или недовольства носить умеющего ходить малыша на руках, если он действительно не мог идти.
Джошуа благополучно преодолел лестницу и взобрался на диван.
- Ты уже выздоровел? – сонным голосом спросил он, обнимая Горацио за шею.
- Почти, - улыбнулся Горацио, прижимаясь щекой к макушке сына.
Счастье тихо посапывало у него на груди.
Еще не проснувшийся толком малыш угрелся, и уснул снова. Горацио с улыбкой поднял глаза на Кристину – разговор придется отложить до вечера. Она улыбнулась в ответ и запустила пальцы в его волосы. Не страшно. Все самое главное было уже сказано. Пусть сумбурно. Пусть что-то осталось недопонято и не высказано. Они понимали самое главное – все самое страшное уже позади.
Джошуа потянул палец в рот, и Горацио накрыл кулачок сына ладонью, а Кристина – его ладонь своей. Их любовь, их тепло просто захлестывали Горацио с головой, он купался в этом, словно в мифической «живой воде» из сказки, залечивая, казалось бы, неизлечимые шрамы, оставшиеся на душе.
Слова были не нужны – хватало взглядов и улыбок, чтобы выразить и понять, как он благодарен, как он счастлив, и как сильно их любит, чтобы прочитать в глазах Кристины ответное признание. Не нужно было никаких доказательств – и это и было самое главное доказательство. Доказательство любви.
Глава 12.Горацио проснулся поздно, солнечные лучи из незашторенного окна заставили его перевернуться на спину, прикрывая глаза рукой. Он потер лицо, снова перевернулся на живот, обнимая подушку, и проснулся окончательно. Приподнялся, оглядываясь, снова ткнулся лицом в подушку. Нет, он не обманулся – от нее пахло Кристиной. Горацио взглянул на свои запястья, тронул бинт, будто проверяя его реальность. Перевернулся на спину, глядя в потолок. Обмануть себя не получалось. Если он не верил в реальность произошедшего с ним в последние дни, то и возвращения Кристины не было. Впрочем, почему-то этим утром кошмар трех последних суток казался уже и не таким кошмарным. Так что хитрить, как-то обманывать себя особой нужды не было. Все было реальностью – и дурной сон в отеле, и бредовая ночь в этой самой спальне, и отвратительный кошмар в машине на берегу. И чудесное возвращение жены и сына. Горацио сел, с загоревшимся нетерпением воочию убедиться в их возвращении. Стоп, сперва нужно привести себя в порядок.
Стоя под душем, он вдруг осознал, насколько странно он себя чувствует. Он торопился увидеть Кристину без всякой задней мысли, без страхов и опасений, будто ему совершенно не в чем перед ней оправдываться, просить прощения... То есть он помнил, что вроде бы виноват, и так далее, но испытывал только радостное нетерпение – наконец-то они дома.
Следующее открытие он сделал, глядя на себя в зеркало во время бритья. Не то чтобы он не замечал отметин на своем теле, но они, опять же, не вызывали никаких эмоций. Вот рядом с ними отметина от ножа, а вот – от пули. Побыстрее бы зажили – вот и все его ощущения по этому поводу.
Тем не менее, Горацио тщательно поправил воротник рубашки и застегнул обшлага. Ни к чему сыну видеть всю эту «красоту», гордиться тут нечем. Вниз он спустился с некоторой опаской – вдруг там его подстерегает суровая реальность в виде пустого дома? А он просто придумал себе сладкую сказку вместо обыденного визита в больницу, где его слегка починили и отправили домой.
Джошуа возился с машинками в гостиной, судя по целому городу из кубиков, играл он давно, и не обошлось без маминой помощи. Малыш увлеченно изображал буксующую машину, не желающую въезжать на крутой подъем моста.
- Джош, обедать! – позвала Кристина.
Буксующая машинка вдруг стала летающей, с ревом двигателей поднялась в воздух и, закладывая виражи, устремилась к кухне. Но тут пилот заметил Горацио. Летающий автомобиль породил дилемму, как называть его скоропостижное крушение – автокатастрофой или все же авиа? Но отцу и сыну на эту дилемму было наплевать.
- Суп стынет, - показалась в дверях Кристина. Обнаружив сына на руках у Горацио, улыбнулась и кивнула в сторону столовой. – Тебе тоже не помешает поесть чего-нибудь.
- Покушать, погулять и поспать, - с деловым видом размахивая пальцем перед носом у Горацио, перечислил Джошуа.
- Совершенно верно, доктор Кейн, - кивнула Кристина.
***
Кому-то этот обед показался бы сущим адом. Горацио же тихо млел от счастья. Джошуа вертелся у него на коленях, мешая есть и забывая есть сам, взахлеб начиная рассказывать то о катании с горки, то о самолете, то о машине, на которой они ехали, то о грозе, в которую попали. Кристина с абсолютным спокойствием поддакивала сыну, отправляя в рот рассказчика ложку за ложкой. Потом Джошуа решил показать Горацио, как он ест сам, потом – что папе тоже будет полезно поесть супа…
Когда малыш, наконец, перешел к последнему блюду в меню – сладкому послеобеденному сну – Горацио чмокнул его в теплую щечку, пару минут полюбовался, стоя на пороге, и отправился вниз. Все было настолько как обычно…
Горацио понимал, что Кристина ни слова не скажет при Джошуа – малыш сейчас был в том возрасте, когда дети похожи на попугайчиков, запоминая каждое произнесенное взрослыми слово и потом повторяя его к месту и не к месту. Сейчас, когда малыш заснул, пришло время для серьезного разговора. Но вот не боялся он объяснения с женой – и все. Вчера – боялся до обморока. А сегодня – понимал, что надо бы волноваться, но не чувствовал ничего похожего.
Кристина ждала в гостиной. Или не ждала, просто книжку читала. Но, услышав шаги Горацио, подняла голову, отложила книжку, улыбнулась и приглашающе похлопала по дивану рядом с собой. Горацио послушно подошел, сел, сложив руки, опустил взгляд, рассматривая свои ладони.
- Если ты не хочешь, мы можем поговорить завтра, - предложила Кристина.
Горацио качнул головой. Нет, лучше сегодня, просто нужно сообразить, с чего начать. Ведь он даже не знает, что Кристине известно. Стоп, а он что, не будет рассказывать все?
- Дай руку, пожалуйста, - Кристина протянула руку ладонью вверх. Ее рука остановилась между ними, будто обозначая неприкосновенность личного пространства Горацио. – Не знаешь, с чего начать? – сочувственно спросила Кристина, поглаживая его руку, беспрекословно вложенную в ее ладонь.
- Да, - кивнул Горацио, не поднимая взгляда. – Наверное, нужно начать с того, что я все равно прошу прощения, хотя уже получил его.
Он рискнул взглянуть на Кристину. Она слегка нахмурилась, и Горацио снова потупился, торопливо соображая, что он сказал не так. Возможно, он зря решил, что объяснение будет легким. Да, он представлял себе это не так. Думал, придется долго объяснять, убеждать, доказывать. Но у него была цель – вернуть утраченное счастье, вернуть свою семью. Оказалось, что это делать гораздо сложнее, когда все его чувства твердят, что все в порядке, он прощен. Он не понимал, как это получилось, и панически боялся теперь все испортить.
- Милый, а напомни-ка, за что я тебя должна простить? – наконец, прервала молчание Кристина. Ее взгляд был острым, лицо – сосредоточенным, Горацио видел ее такой всего пару раз, когда она отрывалась от очень сложной операции.
- За… - Горацио запнулся. То есть как это «напомнить». Она забыла? Что это значит? – За измену, - все же выговорил он. Склонил голову набок, поставив домиком брови и внимательно вглядываясь в лицо Кристины, пытаясь определить, что скрывалось за этим странным вопросом.
- Ты мне изменил? – подняла брови Кристина.
Горацио растерянно смотрел ей в лицо. Это шутка? Или…
- Ты получила запись? – осторожно спросил он.
- Да, - кивнула Кристина. – В субботу утром. Мы вылетели первым же рейсом. Но наш самолет посадили в Атланте. Ураган. Пришлось нанимать машину.
- А что было на этой записи? – непонимающе переспросил Горацио. Если это та самая запись, то как Кристина может не понимать, о чем идет речь? Даже если не знает про остальное…
- На этой записи ты занимался сексом с неизвестной мне женщиной, - спокойно и терпеливо ответила Кристина.
- Кристина, я не понимаю… - окончательно растерялся Горацио. Даже голова немного заболела от умственного усилия. Очень хотелось лечь, положить голову Кристине на колени, почувствовать, как она расчесывает волосы пальцами и ни о чем не думать…
- Я вижу, что ты не понимаешь, - кивнула Кристина. – Ты здорово запутался, милый.
- А ты можешь мне объяснить? – попросил Горацио.
- Ну, я попробую, - чуть прищурилась Кристина. – Давай представим себе ситуацию. Мужчина дает женщине наркотик и занимается с ней сексом. Как это называется?
- Изнасилование, - чуть пожал плечами Горацио.
- А почему, если наоборот, то это измена? – спросила Кристина.
Горацио молчал. Не потому что нечего было сказать, просто…
- Ты просишь прощения, - продолжила Кристина. – Горацио, я не могу… - она сделала паузу, и он испуганно вскинул глаза. – Я не могу воспринимать это все как измену. Когда двое занимаются сексом по обоюдному согласию и кто-то из них женат – это измена. Если кто-то не был согласен – и не важно, женщина ли это или мужчина – это изнасилование.
- Я не хотел, но я никак не смогу это доказать, - пожал плечами Горацио.
- Кому? – неожиданно спросила Кристина. – Мне? Или себе?
Горацио зазнобило. Она была права. Как всегда. Желание лечь стало просто непреодолимым, и Горацио повалился боком на диван, ткнувшись головой в колени Кристине. Она чуть развернулась, подбирая под себя ноги, сдернула с ручки дивана плед, укрывая Горацио. Он свернулся комком, обнимая колени жены.
- Давай разберемся, - негромко продолжила Кристина, легкими движениями растирая его спину и плечи. – В первый раз тебе дали такую дозу наркотика, что ты отключился, верно? Так что там речь о желании-нежелании не идет, тебя изнасиловали, пока ты был в бессознательном состоянии. Во второй раз она использовала какой-нибудь летучий наркотик…
- Амилнитрит, - глухо пробормотал Горацио.
- Ты не мог контролировать свое возбуждение, а потому поставил себе клеймо, что ты изменил, - Кристина погладила его по голове. – Вот только ты лица своего не видел на той записи. У тебя выражение такое, будто из тебя кишки живьем вынимают. Да и от боли ты орешь или от удовольствия – отличить несложно. Я все-таки врач. Остается третий раз.
- Я перестал сопротивляться, - отстраненно покаялся Горацио. Горло снова стиснуло.
- А что от этого изменилось бы? – спокойно переспросила Кристина. – Ты бы дергался, кричал, плакал – и она оставила бы тебя в покое?
- Нет, - вяло усмехнулся Горацио.
- Значит, ты не стал тратить силы на бессмысленную дерготню. Она была довольна этим, праздновала победу? – продолжила расспросы Кристина.
- Нет, - задумчиво подтвердил он. Вспомнилось неприкрытое разочарование на лице Дженни. Кажется, тогда она первый раз усомнилась в успехе. И достала нож…
Горацио съежился от воспоминания, Кристина тут же обняла его за плечи.
- Тихо, стоп, - быстро сказала она. – Ты здесь, со мной, ее тут нет, она тебя не тронет больше.
Горацио потерся щекой о колено Кристины, поймал ее ладонь и подложил себе под щеку.
- Горацио, помнишь, что ты сделал сегодня ночью, как только я тебя отвязала? – спросила Кристина, касаясь губами его виска. Он помнил. Сейчас ему было даже немного стыдно за это. – Она хотела вот этого, - негромко сказала Кристина. Горацио с удивлением взглянул ей в лицо. – Это естественная мужская реакция на состояние подчиненности. Ты утверждал свою власть, свое место в стае. Это инстинкт и с ним крайне сложно бороться.
- Я не чувствовал ничего похожего, - немного недоверчиво сказал Горацио.
- Ну, эта доморощенная «жрица любви» забыла одну маленькую деталь, - презрительно сказала Кристина. – Ты должен был добровольно согласиться на эту игру. Без этого все, что она могла – насиловать тебя, с каждым разом все больше отдаляясь от цели. Даже если бы она окончательно тебя растоптала в итоге, и ты стал бы отдаваться добровольно, ты все равно никогда не захотел бы овладеть ею сам. Так что я вижу единственную причину, по которой ты цепляешься за слово «измена» - ты не хочешь принимать тот факт, что тебя изнасиловали.
Горацио развернулся и лег на спину, как и хотел, и пальцы Кристины тут же нырнули в его волосы. Теперь его лицо было расслаблено, лишь легкая складочка между бровей придавала ему тоскливое выражение.
- Я знаю, что это сложно, - склонив голову к плечу, сказала Кристина. – Когда мы говорим об изнасиловании применительно к мужчине, все думают о гомосексуальном изнасиловании или еще каком извращении. Даже в законе изнасилование мужчины женщиной естественным путем определяется как домогательство. И общественное мнение гласит, что женщина мужчину изнасиловать не может, поскольку если мужчина не хочет, то и не сможет. А мужики хотят всегда, - презрительно усмехнулась Кристина, передразнивая кумушек-сплетниц. – Горацио, - она заглянула ему в глаза. – Ведь ты сам для себя знаешь, что было именно изнасилование. Да, у тебя нет вагинальных разрывов, но разве все обошлось без повреждений? Ты взгляни на себя!
Горацио бледно улыбнулся, взглянул на свои запястья.
- Ты их забинтуешь снова? – спросил он.
- Только если ты этого хочешь, - пожала плечами Кристина. – Заживет все и без бинтов. Но если тебе плохо, если тебе больно это видеть…
- Мне просто непростительно хорошо, - покачал головой Горацио.
- Боюсь, это временное явление, - улыбнулась Кристина. – Сейчас ты испытываешь огромное облегчение от того, что самые страшные твои кошмары не воплотились в жизнь. Все оказалось не так страшно, как ты ожидал.
- Я боялся, что ты поверишь этой записи, не мне, - с виноватой улыбкой признался Горацио.
- Глупый, - улыбнулась Кристина. – Как я могу тебе не верить? Я с тобой разговаривала за день до того, и ты всем сердцем рвался к нам.
- Не такой уж и глупый, - поднял брови Горацио, опуская глаза и покачивая коленями под пледом. – Стефани…
- Да, я знаю, - нахмурясь, перебила Кристина. – Стефани никогда никого не теряла раньше, - сухо сказала она. – И ты у меня проверку прошел, - добавила она с внезапной улыбкой.
- Это когда? – изумился Горацио.
- Знаешь, все мои дети начинали узнавать Питера к концу второй недели, - Кристина говорила спокойно, доверительно, но в глазах у нее стояла такая боль… - Потому что каждый раз, когда я была беременна, он жил с другими женщинами. Где-то начиная месяца с шестого. Он не мог спать со мной. И не считал нужным ограничивать себя. А ты… - Кристина прикусила губу. – Я не знала, куда скрыться от тебя со своим дурным настроением, с безобразно изменившейся фигурой. Ты и не подумал о том, что можешь завести себе другую женщину на это время… Полгода. И я должна была поверить, что ты не смог вытерпеть и двух недель?
- Ты не можешь быть безобразной, - с потемневшими от гнева глазами глухо проговорил Горацио.
- Очень даже могу, - горько улыбнулась Кристина. – Толстая и неповоротливая, кругленькое тельце, тоненькие ручки и ножки, паучок…
- Это он так говорил? – Горацио зло прищурился, потом его брови дрогнули, и он приподнялся, проводя рукой по щеке Кристины и нежно целуя. И еще раз. И еще.
Когда он с некоторым разочарованием осознал, что на продолжение сейчас сил у него нет, Кристина вдруг отстранилась, нежно гладя его лицо.
- Побереги силы, герой-любовник, - шепнула она. – Вся та возбуждающая дрянь, что тебе давали, вредна для сердца. А если еще пару дней не есть – не спать…
Горацио уткнулся лицом ей в плечо, Кристина обняла его, тихонько баюкая. Было как-то очень уютно от мысли, что она прекрасно понимает его состояние, не будет сердиться или обижаться, приняв физическую слабость за что-нибудь другое.
- А я-то собирался доказывать, как сильно тебя люблю, - делая вид, что разочарован, пробормотал он.
- Ну, успеешь еще, - улыбнулась Кристина, целуя его в макушку и поглаживая по спине. – Любовь – не та теорема, которую можно доказать один раз и навсегда. Этим приходится заниматься каждый день, если ты все еще любишь. С этими доказательствами и проще, и сложнее, чем с твоими уликами. С одной стороны, тут принимаются те доказательства, которые никогда не примут в суде. Ты приходишь домой с работы, смотришь на нас с Джошуа, и твой взгляд доказывает нам, что ты нас любишь. Мы ложимся в постель, и твои руки, твое тело повторяют мне это.
- А в чем же сложность? – заинтересованно спросил Горацио.
- А в том, что никто не сможет заставить человека быть объективным, и принять к рассмотрению даже самые железобетонные доказательства, - пожала плечами Кристина.
Горацио молча согласился, вспомнив про ту же Стефани. Вот не пожелала она слушать – и все. Ему невероятно повезло, что Кристина – совсем другая.
- Ты успокоился? – спросила Кристина.
- Да, - кивнул Горацио, снова устраиваясь на диване и укладывая голову на колени Кристине. – Даже слишком…
- Ничего, - улыбнулась она. – Какое-то время тебе было слишком плохо, так что теперь пусть немножко побудет слишком хорошо. А потом все войдет в привычное русло. Ты достаточно сильный, Горацио, чтобы пережить это. Конечно, это случилось, и совсем как прежде все уже не станет, но это нормально. Это жизнь.
- Ну, на новом месте в любом случае все пойдет по-другому, - согласился Горацио.
- Ты хочешь переехать? – слегка нахмурилась Кристина. – Тебе теперь нехорошо в этом доме?
- Мне хорошо везде, где есть ты, - хитро улыбнулся Горацио. – Поэтому я еду с вами в Канаду.
- Есть одна проблема, милый, - приподняла брови Кристина. – Мы в Канаду не едем.
- То есть как? – сдвинул брови Горацио.
- А чему ты так удивляешься? – склонила голову к плечу она.
- Разве ты не собиралась переехать туда? – недоверчиво переспросил он. – Ведь, если ты прервешь курс…
- Надо было все-таки обсудить это с тобой, - недовольно сморщилась Кристина. – Ты, небось, письмо нашел, и сделал для себя кучу выводов?
- Нашел, - кивнул Горацио. – Если ты отказывалась из-за меня…
- Нет, - оборвала его Кристина. – Не из-за тебя. Приглашали меня, а я не хочу переезжать в Канаду. Никуда я переезжать не хочу. Мне казалось, это лишь мое дело, поэтому я и не обсуждала это с тобой. Горацио, моя жизнь то и дело норовит полететь в тартарары. А ведь все, чего я хочу – жить спокойно. И я не понимаю – неужели я требую от жизни столь многого?
Горацио легонько поцеловал ее пальцы и снова прижал ее руку к своей груди.
- А я собирался лететь к вам, - немного растеряно признался он. – Я даже заявление написал.
- Оно там, - кивнула Кристина. – В тумбочке, в верхнем ящике. Пистолет, удостоверение, жетон. Ты до полусмерти перепугал своих ребят. Они примчались утром. Райан и Эрик – надеясь отговорить тебя от увольнения. Келли – опасаясь найти тебя в ванной. Я заверила их, что ты всего лишь немного приболел и пару дней тебя не будет, и что я поговорю с тобой по поводу увольнения.
- Я никак не ждал, что ты прилетишь, - улыбнулся Горацио.
- Была бы я нормальной ревнивой женой, - Горацио заулыбался шире, - я бы прилетела сразу, после того звонка, и избавила бы тебя от всего этого кошмара, - сказала Кристина. – Но я не поверила. Жалеть уже поздно, но, милый, поверь, я с тобой, мы сможем с этим жить. Ты справишься.
Горацио сдвинул домиком брови. И как он теперь вернется на работу? Одно дело – как отнеслась к произошедшему с ним Кристина, и как воспринимает это он сам, а другое дело…
- Горацио, - тихонько позвала Кристина, разглаживая большим пальцем складку между его бровей. – Все не так страшно. Даже Келли знает не все, а она будет молчать. Для всех остальных – версии Келли, которую она изложила в рапорте, хватит за глаза. Два покушения на убийство, сумасшедшая маньячка. Ни слова про изнасилование. Да, конечно, про первый раз твои коллеги знают, но, как и ты сам изначально, видят в этом больше измену, чем что-либо другое.
Горацио горько улыбнулся. И тем не менее, Кристина была права. Пусть так. Пусть считают, что он изменил жене, но она его простила. Неприятно, но лучше, чем объяснять, что было на самом деле.
- Я просто хочу, чтобы ты помнил, - добавила Кристина. – Я знаю, что это не так. И хочу, чтобы ты помнил, что я здесь. Я с тобой.
- Ты думаешь, у нас получится забыть, и жить, как прежде? – спросил Горацио.
- Забыть – нет, - быстро ответила Кристина. - Но кто она такая, чтобы отобрать у нас с тобой нашу жизнь? Теперь она – не больше, чем кошмарный сон. И мы позволим этому кошмару завладеть нашей жизнью?
Горацио не успел ответить.
- Мама, - раздался сонный голос Джошуа.
- Мы здесь, внизу, - откликнулась Кристина.
Малыш спускался по лестнице. Горацио собирался встать и снести его вниз на руках, но Кристина удержала его, многозначительно подняв брови. И Горацио вспомнил уговор. Джошуа не просил помощи. Горацио всегда приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы не противоречить этой воспитательной стратегии Кристины. Но он на себе испытал, какое доверие рождает подобное отношение. Никогда, никогда бы он не смог выплакаться, или вот так расслабленно валяться, чувствуя себя несчастной жертвой, с кем-то другим. Потому что только Кристина умела отпускать руки в тот момент, когда Джошуа готов был сделать шаг сам – ни раньше, ни позже. И без малейшего упрека или недовольства носить умеющего ходить малыша на руках, если он действительно не мог идти.
Джошуа благополучно преодолел лестницу и взобрался на диван.
- Ты уже выздоровел? – сонным голосом спросил он, обнимая Горацио за шею.
- Почти, - улыбнулся Горацио, прижимаясь щекой к макушке сына.
Счастье тихо посапывало у него на груди.
Еще не проснувшийся толком малыш угрелся, и уснул снова. Горацио с улыбкой поднял глаза на Кристину – разговор придется отложить до вечера. Она улыбнулась в ответ и запустила пальцы в его волосы. Не страшно. Все самое главное было уже сказано. Пусть сумбурно. Пусть что-то осталось недопонято и не высказано. Они понимали самое главное – все самое страшное уже позади.
Джошуа потянул палец в рот, и Горацио накрыл кулачок сына ладонью, а Кристина – его ладонь своей. Их любовь, их тепло просто захлестывали Горацио с головой, он купался в этом, словно в мифической «живой воде» из сказки, залечивая, казалось бы, неизлечимые шрамы, оставшиеся на душе.
Слова были не нужны – хватало взглядов и улыбок, чтобы выразить и понять, как он благодарен, как он счастлив, и как сильно их любит, чтобы прочитать в глазах Кристины ответное признание. Не нужно было никаких доказательств – и это и было самое главное доказательство. Доказательство любви.
@темы: Кристина, Джошуа, "Доказательство любви", Горацио Кейн