Глава 9.
Глава 9.
Это было одно из самых странных пробуждений в его жизни. Горацио помнил, что вот так просыпался порой в детстве – с ясной головой и ясным взором, просто открывал глаза с полным ощущением, что закрыл их мгновение назад. В комнате никого не было, кроме него, что позволило не выныривать из этой ясной умиротворенности, расслабленно наблюдая, как слегка колышется занавеска на окне, как шныряют по полу юркие солнечные зайчики, проскользнувшие сквозь крону растущего снаружи дерева и миновавшие ловушку занавески. Горацио лежал на боку, и его взгляд привлекла полоска пластыря на откинутой в сторону руке, там, где была игла капельницы. Он не стал оборачиваться, ища Кристину, он помнил и понимал, что ее здесь нет.
Он помнил арест, предварительное слушание, тюрьму и болото. Не менее отчетливо – грязный уродливый городишко, впивающуюся в тело колючую веревку, переполненную ненавистью толпу и рыжего мальчугана. Знал, что первая часть воспоминаний – реальна, а вторая – лишь горячечный бред. Знал, что болен, но, по счастью, не чувствовал никаких признаков болезни, кроме сильнейшей слабости.
Было и еще одно ощущение, к которому Горацио не знал даже, как относиться. Ему не хотелось контактировать с внешним миром. Что-либо объяснять или доказывать, и даже просто разговаривать. Некоторое время он лежал, позволяя лениво кружиться в голове мыслям о том, что спать не хочется, но, если он будет лежать с открытыми глазами, рано или поздно кто-то войдет и разговаривать придется. Точнее, войдет не кто-то, войдет Элина, поскольку это ее дом. Все так же неспешно ему подумалось, что не годится, чтобы Элина видела его в таком расхристанном виде, и Горацио слегка улыбнулся этой мысли.
Он выбрался из кровати, не торопясь, прислушиваясь к себе, готовый к тому, что тело может подвести. Но все было нормально, если идти недалеко, то он вполне осилит прогулку. В ванной Горацио с удовольствием плеснул водой в лицо и поморщился, глядя в зеркало и утираясь полотенцем. Картина «вы только посмотрите, до чего вы меня довели…» была крайне выразительной. Бледное, осунувшееся, заросшее лицо, да еще и круги под глазами. Он провел рукой по щеке, оглядывая полочку над раковиной. Как и ожидалось, принадлежностей для бритья там не обнаружилось. Но дрожь в ногах подсказала Горацио, что эту проблему лучше отложить на потом.
На обратном пути ему пришлось опираться о стены, так что снова в постель он улегся с удовольствием, прикрыл глаза, утихомиривая дыхание. Снова открыл их, заслышав шаги.
- А я-то думала, кто тут бродит по дому, - сказала Элина.
Она остановилась в некотором отдалении от кровати, разглядывая Горацио.
- Как ты себя чувствуешь? – участливо спросила она, подходя ближе.
- Почти хорошо, спасибо, - проговорил Горацио, и Элина чуть прищурилась.
Почему-то это «спасибо» в ответе на вопрос о самочувствии прозвучало обидно. Это отстраненно-вежливое «спасибо» ставило барьер, устанавливало дистанцию.
- Кристина сказала, тебе нужно пить побольше, - стараясь не показать этой обиды, сказала Элина, наливая стакан и протягивая его Горацио.
Рука Горацио дрожала, и Элине пришлось придерживать стакан, пока он пил. Усилие требовалось небольшое, но, напившись, Горацио откинулся назад со вздохом облегчения. Поворочался, устраиваясь.
- Как я оказался здесь? – спросил он.
- Это сейчас важно? – помедлив, спросила Элина.
- Я должен представлять себе ситуацию, - слегка сдвинул брови Горацио.
- Тебя нашли на болоте без сознания и привезли сюда.
- Меня ищут? – Горацио отвел взгляд, прищурился, глядя в окно сквозь неплотно задернутую занавеску.
- Да, все еще ищут, - кивнула Элина. Горацио взглянул пристально, мол, договаривай. – Я надеюсь, твоей команде удастся снять с тебя обвинения в самое ближайшее время.
Горацио кивнул. Слегка поморщился от мысли, что он не сможет ничем помочь.
- Тебе нужно набираться сил, - в унисон его мыслям сказала Элина.
***
Войдя в комнату с тарелкой бульона, Элина на миг остановилась. Горацио повернул голову, приподнялся, увидев тарелку в ее руках. Элина подошла, борясь с неприятным ощущением, что сейчас, как в дурацком комедийном фильме, запнется и упадет, прольет бульон, испачкается и будет выглядеть донельзя глупо. Она поставила тарелку на одеяло и снова слегка замешкалась. Горацио смотрел спокойно, выжидающе, а Элина не могла понять, как ей себя вести, чего он от нее ждет. Чтобы она поухаживала за ним? Или чтобы оставила одного, не становилась свидетельницей его слабости?
Поел Горацио сам, рука немного подрагивала, но он с этим справился довольно легко.
- Спасибо, - сказал он, возвращая тарелку.
- На здоровье, - ответила Элина, принимая тарелку, но не поднимаясь с кровати.
Когда Горацио привезли, мягкая расслабленность его тела была пугающей. Потом горячечный бред и не менее пугающая скованная напряженность. Теперь же на его расслабленно лежащую поверх одеяла руку хотелось просто смотреть, не отрываясь. Подобно тому, как в глубине пушистой и мягкой, такой податливой кошачьей лапы скрываются острые, цепкие, беспощадные когти, так же и в Горацио теперь чувствовался несгибаемый внутренний стержень воли, отчетливо ощущаемый даже сквозь слабость. Его замедленно-тягучие движения всегда вызывали ассоциацию с царственной, величественно-неторопливой грацией какого-нибудь крупного представителя семейства кошачьих. Рыжие волосы конкретизировали эту ассоциацию до могучего льва. Причем внешне высокий худой Горацио, не отличающийся богатырским сложением, впечатления мощи на первый взгляд никогда не производил. Но его движения, низкий голос, манера говорить, слегка растягивая фразы, делая паузы между словами, некая аура неторопливой величавости, подчеркиваемая поворотом или наклоном головы, готовая в любой момент вдруг смениться настороженной пружинистостью и завершиться безошибочно-точным стремительным прыжком, создавали это впечатление внутренней мощи у всех, кто знакомился с ним поближе.
Исключительно уравновешенный, отлично ладящий с племянником брат мужа с первой же встречи вызвал симпатии Элины. Обаятельная улыбка и открытый, проникающий в самую душу взгляд. Рядом с ним было так спокойно… Когда-то. Когда был жив муж, и границы отношений были незыблемы. Но с тех самых пор, как Горацио произнес памятную фразу о том, что ей не обязательно оставаться одной, все изменилось. С тех пор при встречах они оба волновались, как подростки. А еще – Элина никак не могла понять, где же ошиблась? Или она изначально неверно поняла его намерения, и он предлагал ей не партнерство, а покровительство? Может быть, вовсе не ревностью искажалось его лицо, а лишь бессильным сожалением, огорчением оттого, что она связалась не с тем человеком? А его роман с Ребеккой, его женитьба были не местью или попытками заполнить одиночество, уйти в сторону от проклятого барьера, который стоял между ними, несмотря на обоюдное (или это только так казалось?) желание его преодолеть, - может, Горацио просто искал свое счастье, и искал его не с ней?
Казалось бы, сейчас был более чем благоприятный момент, чтобы сдвинуть отношения с мертвой точки. Вот только для того, чтобы просто даже поговорить по душам, ей нужно было взять себя в руки. А это было не так-то просто. Возможно, это было всего лишь проекцией, но Элине теперь казалось, что Горацио сравнивает. Сравнивает сейчас каждый жест, взгляд, движение… Даже тон… И почему ей кажется, что она проигрывает Кристине Грэй это соревнование?
Все эти мысли самым угнетающим образом действовали на Элину, делая просто невыносимым дальнейшее пребывание в одной комнате. Непроизвольное возмущение таким (а вдруг она все придумала?) отношением Горацио смешивалось с недовольством собой, неловкость нарастала, заставив Элину отвести взгляд, так и не придумав, с чего можно начать разговор.
Может быть, ей только показалось, что Горацио внутренне расслабился и даже вздохнул с облегчением, когда она поднялась с его постели…
- Думаю, тебе нужно отдохнуть, - Элина очень старалась, чтобы голос не выдал охвативших ее чувств.
- Да, - кивнул Горацио. – Если будут новости…
- Я сразу тебе сообщу, - заверила Элина.
***
Горацио тоже не очень-то был доволен собой. Он ведет себя по-свински – эта мысль настойчиво крутилась в голове. Но что он мог поделать, если больше всего ему хотелось остаться одному? Точнее… Присутствие Кристины не тяготило бы его, Горацио был уверен. Она могла бы просто сидеть рядом, держа его за руку, или почитать вслух. Возможно, если бы он попросил Элину, она могла бы сделать все то же самое, вот только его ощущения были бы совершенно иными. Не мог он так же свободно себя чувствовать в ее присутствии. Невысказанные ожидания, непонятно откуда взявшиеся обязательства, вроде его давешнего сожаления о том, что Элина увидит таким – больным и слабым. Да и Элина не чувствовала себя свободно с ним, это Горацио тоже отчетливо ощущал.
Между ними стояла бездна невысказанного, и преодолеть ее одним решительным шагом не представлялось возможным. Если бы они оба сделали одновременный шаг навстречу, быть может, им удалось бы оказаться рядом, обняться и воспарить …или хотя бы начать разговор, но ни в ком из них не было достаточной уверенности, что они сумеют удержаться над этой бездной и не рухнуть, увлекая за собой другого, не ощутив почвы под ногами.
Дремота окутала Горацио незаметно – ему казалось, что еще секунду назад остатки мыслей порхали вокруг невесомыми ночными мотыльками, настолько нежными, что один лишь неосторожный вздох – и останется лишь пыль.
- …сидеть у кровати, и ждать, когда он проснется? – недовольный мужской голос явно принадлежал Фрэнку.
- Доктор Грэй сказала, что сон для него сейчас – лучшее лекарство, и будить его нужно лишь в крайнем случае, - укоризненно возразила Элина. – Ты уверен, что это крайний случай, Фрэнк?
- Я не сплю, - открывая глаза, проговорил Горацио.
Спорщики разом умолкли. Элина пожала плечами и вышла. Горацио потер лицо и сел, устраиваясь среди подушек и подтягивая одеяло – после сна его слегка познабливало. Фрэнк огляделся, взял стул, уселся возле кровати, посапывая, достал платок, вытер пот со лба.
- Тяжелый денек, Фрэнк? – Горацио смотрел чуть исподлобья, но открыто, даже с легкой улыбкой.
- Есть немного, - привычно недовольно согласился Трипп. – Ты в состоянии отвечать на вопросы?
- Вполне, - кивнул Горацио.
- Что ты можешь рассказать про убийство Дэна Кинга?
- Его совершил не я. Второй охранник, Джимми Бартон, - Горацио прищурился, глядя в сторону.
- Об этом мы догадались, - мотнул головой Трипп. – Мы знаем, чего не было. Предписание о доставке на допрос было фальшивым. Решетку выбил не ты – твои ребята доказали, что она выбита со стороны водителя, и нашли частицы металла с решетки на рукоятке пистолета Бартона. Головой в стекло он стукнулся сам, синяка с другой стороны, который остался бы, если б там была чья-то рука, нет. Врать этот слизняк не умеет, а с Келли они просто в разных весовых категориях, - Горацио улыбнулся, представив себе, как Келли спокойно, вроде бы даже доброжелательно предъявляла все это Бартону, внимательно наблюдая за его реакцией. – Но теперь этот слизняк прикрылся адвокатом, и говорить не желает. Нам нужно знать, что же было, чтобы найти зацепку.
- Бартон сделал вид, что сбился с дороги, - начал Горацио. – Въехал в яму. Дэн вышел, чтобы подтолкнуть машину, Джимми вышел следом и застрелил его. Выволок меня и поставил условие: бежать или присоединиться к Дэну…
- Сукин сын, - сквозь зубы выругался Фрэнк, когда Горацио умолк. Перед глазами Горацио вновь стояли мечущиеся листья пальм, и обреченность леденила сердце. – У тебя практически не было шансов, - зло проговорил Трипп.
Горацио криво улыбнулся.
- Боюсь, это все не очень-то поможет, Фрэнк, - с сожалением проговорил он.
- Ну, мы еще не пустили в ход главный козырь, - качнул головой Трипп. Горацио вопросительно поднял брови. – Как только станет известно, что ты выжил, адвокат начнет умолять о сделке, - пояснил Трипп.
Горацио улыбнулся и кивнул, соглашаясь.
- Кто еще знает, что я жив?
- Ну, - протянул Фрэнк. – Не хочу ни на кого указывать пальцем, но та рубашка, которая была на тебе до того, как появилась доктор Грэй, явно не из твоего гардероба…
- Да, круг подозреваемых невелик, - широко улыбнулся Горацио.
- Эта тебе идет больше, - не удержался от шпильки Фрэнк, глядя на неброскую сине-белую расцветку больничной рубашки.
- Думаешь? – Горацио хитро взглянул на него.
Фрэнк лишь покачал головой. От прежнего Кейна остались лишь глаза. Трипп ни разу за все эти годы не видел Горацио небритым, как бы тяжело не приходилось, лейтенант всегда был в форме, подтянутым и лощеным. Осунувшийся и небритый, в больничной рубашке, дыхание участилось даже после этой непродолжительной беседы, но Горацио старался не подавать и виду, что уже устал – Фрэнк испытывал одновременно жалость и уважение, но допрос еще не был закончен.
- Что ж, продолжим, - крякнув и снова мотнув головой, сказал Трипп. – Как давно ты познакомился с той женщиной, которую убили в твоем доме?
- Майя, - голос Горацио слегка сел. – Подожди, - он пристально взглянул в глаза Фрэнку. – Которую убили в моем доме? – раздельно повторил он.
- Именно, - кивнул Трипп. – То, что это не твоих рук дело, мы доказали еще до «побега». Так как давно вы познакомились?
- Фрэнк, - Горацио отвел глаза. – Это допрос?
- Да, - сурово отрезал Трипп. – Если хочешь – надену наручники и отвезу в участок.
- Не хочу, - качнул головой Горацио. – Но как ты планируешь использовать показания беглого преступника, Фрэнк?
- А я тебе не сказал? – сделал удивленный вид Трипп. – Ты больше не беглый преступник. По крайней мере, пока находишься в этом доме. По первому обвинению мера пресечения изменена, в связи с вновь вскрывшимися обстоятельствами, ты теперь считаешься выпущенным под залог, залог уже внесен. По второму – ты под домашним арестом на время следствия, - он немного посопел, затем добавил. – Ты не можешь или не хочешь отвечать, Горацио?
- Все в порядке, Фрэнк, - ответил Горацио. – Спрашивай.
- Кто из вас был инициатором знакомства?
- Это имеет отношение к делу? – удивился Горацио, но, так как Фрэнк нахмурился и молчал, сверля его взглядом, все же ответил. – Сложно сказать. Скорее, все же я.
- Как долго она жила у тебя? – Трипп видел, что все совсем не в порядке, Горацио еле шевелит губами, обмякая все больше. Если в начале разговора он сидел, то теперь уже почти лежал, и Фрэнк понимал, что допрос пора заканчивать, но хотел задать хотя бы основные вопросы.
- Пару недель, - Горацио сделал небольшую паузу, припоминая. – Шестнадцать дней.
- В тот вечер все было как обычно, в смысле, вы все делали по привычной схеме? Если кто-то наблюдал за вами какое-то время, он способен был бы предсказать ваши действия, или ему пришлось бы импровизировать?
- Я… не знаю, - Горацио лизнул губы, припоминая тот вечер. По привычной схеме? Ее не было как таковой. Слишком недолгое время они провели вместе, чтобы успели сложиться ритуалы совместного быта. Что-то необычное… Скрип замка, когда он поворачивал ключ, как будто до того замок открывали неродным ключом или отмычкой, звонок попавшего не по адресу нетрезвого мужчины. Имеет ли это все отношение…
- Ладно, - торопливо сказал Фрэнк, видя, что Горацио становится совсем нехорошо от воспоминаний и размышлений. – Я зайду завтра, если ты что-нибудь вспомнишь, ты мне расскажешь.
Горацио с облегчением кивнул. Сил не было совсем. К тому же озноб усилился.
- Отдыхай, - сказал Фрэнк, поднимаясь. – Возле дома стоит патруль, так что ты в безопасности. Выздоравливай.
Горацио растянул губы в слабой улыбке, прикрывая глаза и пытаясь справиться с ознобом. Услышал, как Фрэнк позвал Элину, выйдя в коридор, за дверью раздались приглушенные голоса, но он уже не разбирал, о чем говорят, волны слабости отдавались шумом в ушах.
Войдя в комнату, Элина закрыла окно, задернула плотнее занавеску, затем подошла к Горацио и пощупала его лоб.
- Ничего, - успокаивающе сказала она. – Кристина предупреждала, что температура может слегка подняться. Держи-ка.
Горацио послушно проглотил таблетки, запил. Элина подтянула одеяло, укутывая его до подбородка, и Горацио слабо, благодарно улыбнулся, прикрывая глаза. Элина села рядом, осторожно положила ладонь на его горячий лоб, затем провела по волосам, запуская в них пальцы. Горацио приоткрыл глаза, внимательно взглянул на Элину. Он ничего не сказал, но оба вдруг ощутили, как имя Кристины буквально повисло между ними в воздухе. Элина убрала руку и отвела глаза, прикусывая губу. Это был жест Кристины. И неважно, что сейчас Элине просто захотелось сделать это самой. Она видела это уже не раз, и каждый раз бессознательно завидовала. Хотя, она не могла бы поручиться, что не копирует бессознательно ту, что сейчас так необходима Горацио. Вот только нужна ли ему копия…
- Отдыхай, - глуховато сказала Элина, поднимаясь и выходя из комнаты.
Горацио некоторое время растерянно смотрел ей вслед. Он в чем-то виноват? Почему у него такое чувство, будто он сделал сейчас что-то не так, чем-то обидел и оттолкнул Элину?
Впрочем, слабость не дала ему долго размышлять на эту тему. Горацио плотнее завернулся в одеяло и уснул.
Глава 9.Это было одно из самых странных пробуждений в его жизни. Горацио помнил, что вот так просыпался порой в детстве – с ясной головой и ясным взором, просто открывал глаза с полным ощущением, что закрыл их мгновение назад. В комнате никого не было, кроме него, что позволило не выныривать из этой ясной умиротворенности, расслабленно наблюдая, как слегка колышется занавеска на окне, как шныряют по полу юркие солнечные зайчики, проскользнувшие сквозь крону растущего снаружи дерева и миновавшие ловушку занавески. Горацио лежал на боку, и его взгляд привлекла полоска пластыря на откинутой в сторону руке, там, где была игла капельницы. Он не стал оборачиваться, ища Кристину, он помнил и понимал, что ее здесь нет.
Он помнил арест, предварительное слушание, тюрьму и болото. Не менее отчетливо – грязный уродливый городишко, впивающуюся в тело колючую веревку, переполненную ненавистью толпу и рыжего мальчугана. Знал, что первая часть воспоминаний – реальна, а вторая – лишь горячечный бред. Знал, что болен, но, по счастью, не чувствовал никаких признаков болезни, кроме сильнейшей слабости.
Было и еще одно ощущение, к которому Горацио не знал даже, как относиться. Ему не хотелось контактировать с внешним миром. Что-либо объяснять или доказывать, и даже просто разговаривать. Некоторое время он лежал, позволяя лениво кружиться в голове мыслям о том, что спать не хочется, но, если он будет лежать с открытыми глазами, рано или поздно кто-то войдет и разговаривать придется. Точнее, войдет не кто-то, войдет Элина, поскольку это ее дом. Все так же неспешно ему подумалось, что не годится, чтобы Элина видела его в таком расхристанном виде, и Горацио слегка улыбнулся этой мысли.
Он выбрался из кровати, не торопясь, прислушиваясь к себе, готовый к тому, что тело может подвести. Но все было нормально, если идти недалеко, то он вполне осилит прогулку. В ванной Горацио с удовольствием плеснул водой в лицо и поморщился, глядя в зеркало и утираясь полотенцем. Картина «вы только посмотрите, до чего вы меня довели…» была крайне выразительной. Бледное, осунувшееся, заросшее лицо, да еще и круги под глазами. Он провел рукой по щеке, оглядывая полочку над раковиной. Как и ожидалось, принадлежностей для бритья там не обнаружилось. Но дрожь в ногах подсказала Горацио, что эту проблему лучше отложить на потом.
На обратном пути ему пришлось опираться о стены, так что снова в постель он улегся с удовольствием, прикрыл глаза, утихомиривая дыхание. Снова открыл их, заслышав шаги.
- А я-то думала, кто тут бродит по дому, - сказала Элина.
Она остановилась в некотором отдалении от кровати, разглядывая Горацио.
- Как ты себя чувствуешь? – участливо спросила она, подходя ближе.
- Почти хорошо, спасибо, - проговорил Горацио, и Элина чуть прищурилась.
Почему-то это «спасибо» в ответе на вопрос о самочувствии прозвучало обидно. Это отстраненно-вежливое «спасибо» ставило барьер, устанавливало дистанцию.
- Кристина сказала, тебе нужно пить побольше, - стараясь не показать этой обиды, сказала Элина, наливая стакан и протягивая его Горацио.
Рука Горацио дрожала, и Элине пришлось придерживать стакан, пока он пил. Усилие требовалось небольшое, но, напившись, Горацио откинулся назад со вздохом облегчения. Поворочался, устраиваясь.
- Как я оказался здесь? – спросил он.
- Это сейчас важно? – помедлив, спросила Элина.
- Я должен представлять себе ситуацию, - слегка сдвинул брови Горацио.
- Тебя нашли на болоте без сознания и привезли сюда.
- Меня ищут? – Горацио отвел взгляд, прищурился, глядя в окно сквозь неплотно задернутую занавеску.
- Да, все еще ищут, - кивнула Элина. Горацио взглянул пристально, мол, договаривай. – Я надеюсь, твоей команде удастся снять с тебя обвинения в самое ближайшее время.
Горацио кивнул. Слегка поморщился от мысли, что он не сможет ничем помочь.
- Тебе нужно набираться сил, - в унисон его мыслям сказала Элина.
***
Войдя в комнату с тарелкой бульона, Элина на миг остановилась. Горацио повернул голову, приподнялся, увидев тарелку в ее руках. Элина подошла, борясь с неприятным ощущением, что сейчас, как в дурацком комедийном фильме, запнется и упадет, прольет бульон, испачкается и будет выглядеть донельзя глупо. Она поставила тарелку на одеяло и снова слегка замешкалась. Горацио смотрел спокойно, выжидающе, а Элина не могла понять, как ей себя вести, чего он от нее ждет. Чтобы она поухаживала за ним? Или чтобы оставила одного, не становилась свидетельницей его слабости?
Поел Горацио сам, рука немного подрагивала, но он с этим справился довольно легко.
- Спасибо, - сказал он, возвращая тарелку.
- На здоровье, - ответила Элина, принимая тарелку, но не поднимаясь с кровати.
Когда Горацио привезли, мягкая расслабленность его тела была пугающей. Потом горячечный бред и не менее пугающая скованная напряженность. Теперь же на его расслабленно лежащую поверх одеяла руку хотелось просто смотреть, не отрываясь. Подобно тому, как в глубине пушистой и мягкой, такой податливой кошачьей лапы скрываются острые, цепкие, беспощадные когти, так же и в Горацио теперь чувствовался несгибаемый внутренний стержень воли, отчетливо ощущаемый даже сквозь слабость. Его замедленно-тягучие движения всегда вызывали ассоциацию с царственной, величественно-неторопливой грацией какого-нибудь крупного представителя семейства кошачьих. Рыжие волосы конкретизировали эту ассоциацию до могучего льва. Причем внешне высокий худой Горацио, не отличающийся богатырским сложением, впечатления мощи на первый взгляд никогда не производил. Но его движения, низкий голос, манера говорить, слегка растягивая фразы, делая паузы между словами, некая аура неторопливой величавости, подчеркиваемая поворотом или наклоном головы, готовая в любой момент вдруг смениться настороженной пружинистостью и завершиться безошибочно-точным стремительным прыжком, создавали это впечатление внутренней мощи у всех, кто знакомился с ним поближе.
Исключительно уравновешенный, отлично ладящий с племянником брат мужа с первой же встречи вызвал симпатии Элины. Обаятельная улыбка и открытый, проникающий в самую душу взгляд. Рядом с ним было так спокойно… Когда-то. Когда был жив муж, и границы отношений были незыблемы. Но с тех самых пор, как Горацио произнес памятную фразу о том, что ей не обязательно оставаться одной, все изменилось. С тех пор при встречах они оба волновались, как подростки. А еще – Элина никак не могла понять, где же ошиблась? Или она изначально неверно поняла его намерения, и он предлагал ей не партнерство, а покровительство? Может быть, вовсе не ревностью искажалось его лицо, а лишь бессильным сожалением, огорчением оттого, что она связалась не с тем человеком? А его роман с Ребеккой, его женитьба были не местью или попытками заполнить одиночество, уйти в сторону от проклятого барьера, который стоял между ними, несмотря на обоюдное (или это только так казалось?) желание его преодолеть, - может, Горацио просто искал свое счастье, и искал его не с ней?
Казалось бы, сейчас был более чем благоприятный момент, чтобы сдвинуть отношения с мертвой точки. Вот только для того, чтобы просто даже поговорить по душам, ей нужно было взять себя в руки. А это было не так-то просто. Возможно, это было всего лишь проекцией, но Элине теперь казалось, что Горацио сравнивает. Сравнивает сейчас каждый жест, взгляд, движение… Даже тон… И почему ей кажется, что она проигрывает Кристине Грэй это соревнование?
Все эти мысли самым угнетающим образом действовали на Элину, делая просто невыносимым дальнейшее пребывание в одной комнате. Непроизвольное возмущение таким (а вдруг она все придумала?) отношением Горацио смешивалось с недовольством собой, неловкость нарастала, заставив Элину отвести взгляд, так и не придумав, с чего можно начать разговор.
Может быть, ей только показалось, что Горацио внутренне расслабился и даже вздохнул с облегчением, когда она поднялась с его постели…
- Думаю, тебе нужно отдохнуть, - Элина очень старалась, чтобы голос не выдал охвативших ее чувств.
- Да, - кивнул Горацио. – Если будут новости…
- Я сразу тебе сообщу, - заверила Элина.
***
Горацио тоже не очень-то был доволен собой. Он ведет себя по-свински – эта мысль настойчиво крутилась в голове. Но что он мог поделать, если больше всего ему хотелось остаться одному? Точнее… Присутствие Кристины не тяготило бы его, Горацио был уверен. Она могла бы просто сидеть рядом, держа его за руку, или почитать вслух. Возможно, если бы он попросил Элину, она могла бы сделать все то же самое, вот только его ощущения были бы совершенно иными. Не мог он так же свободно себя чувствовать в ее присутствии. Невысказанные ожидания, непонятно откуда взявшиеся обязательства, вроде его давешнего сожаления о том, что Элина увидит таким – больным и слабым. Да и Элина не чувствовала себя свободно с ним, это Горацио тоже отчетливо ощущал.
Между ними стояла бездна невысказанного, и преодолеть ее одним решительным шагом не представлялось возможным. Если бы они оба сделали одновременный шаг навстречу, быть может, им удалось бы оказаться рядом, обняться и воспарить …или хотя бы начать разговор, но ни в ком из них не было достаточной уверенности, что они сумеют удержаться над этой бездной и не рухнуть, увлекая за собой другого, не ощутив почвы под ногами.
Дремота окутала Горацио незаметно – ему казалось, что еще секунду назад остатки мыслей порхали вокруг невесомыми ночными мотыльками, настолько нежными, что один лишь неосторожный вздох – и останется лишь пыль.
- …сидеть у кровати, и ждать, когда он проснется? – недовольный мужской голос явно принадлежал Фрэнку.
- Доктор Грэй сказала, что сон для него сейчас – лучшее лекарство, и будить его нужно лишь в крайнем случае, - укоризненно возразила Элина. – Ты уверен, что это крайний случай, Фрэнк?
- Я не сплю, - открывая глаза, проговорил Горацио.
Спорщики разом умолкли. Элина пожала плечами и вышла. Горацио потер лицо и сел, устраиваясь среди подушек и подтягивая одеяло – после сна его слегка познабливало. Фрэнк огляделся, взял стул, уселся возле кровати, посапывая, достал платок, вытер пот со лба.
- Тяжелый денек, Фрэнк? – Горацио смотрел чуть исподлобья, но открыто, даже с легкой улыбкой.
- Есть немного, - привычно недовольно согласился Трипп. – Ты в состоянии отвечать на вопросы?
- Вполне, - кивнул Горацио.
- Что ты можешь рассказать про убийство Дэна Кинга?
- Его совершил не я. Второй охранник, Джимми Бартон, - Горацио прищурился, глядя в сторону.
- Об этом мы догадались, - мотнул головой Трипп. – Мы знаем, чего не было. Предписание о доставке на допрос было фальшивым. Решетку выбил не ты – твои ребята доказали, что она выбита со стороны водителя, и нашли частицы металла с решетки на рукоятке пистолета Бартона. Головой в стекло он стукнулся сам, синяка с другой стороны, который остался бы, если б там была чья-то рука, нет. Врать этот слизняк не умеет, а с Келли они просто в разных весовых категориях, - Горацио улыбнулся, представив себе, как Келли спокойно, вроде бы даже доброжелательно предъявляла все это Бартону, внимательно наблюдая за его реакцией. – Но теперь этот слизняк прикрылся адвокатом, и говорить не желает. Нам нужно знать, что же было, чтобы найти зацепку.
- Бартон сделал вид, что сбился с дороги, - начал Горацио. – Въехал в яму. Дэн вышел, чтобы подтолкнуть машину, Джимми вышел следом и застрелил его. Выволок меня и поставил условие: бежать или присоединиться к Дэну…
- Сукин сын, - сквозь зубы выругался Фрэнк, когда Горацио умолк. Перед глазами Горацио вновь стояли мечущиеся листья пальм, и обреченность леденила сердце. – У тебя практически не было шансов, - зло проговорил Трипп.
Горацио криво улыбнулся.
- Боюсь, это все не очень-то поможет, Фрэнк, - с сожалением проговорил он.
- Ну, мы еще не пустили в ход главный козырь, - качнул головой Трипп. Горацио вопросительно поднял брови. – Как только станет известно, что ты выжил, адвокат начнет умолять о сделке, - пояснил Трипп.
Горацио улыбнулся и кивнул, соглашаясь.
- Кто еще знает, что я жив?
- Ну, - протянул Фрэнк. – Не хочу ни на кого указывать пальцем, но та рубашка, которая была на тебе до того, как появилась доктор Грэй, явно не из твоего гардероба…
- Да, круг подозреваемых невелик, - широко улыбнулся Горацио.
- Эта тебе идет больше, - не удержался от шпильки Фрэнк, глядя на неброскую сине-белую расцветку больничной рубашки.
- Думаешь? – Горацио хитро взглянул на него.
Фрэнк лишь покачал головой. От прежнего Кейна остались лишь глаза. Трипп ни разу за все эти годы не видел Горацио небритым, как бы тяжело не приходилось, лейтенант всегда был в форме, подтянутым и лощеным. Осунувшийся и небритый, в больничной рубашке, дыхание участилось даже после этой непродолжительной беседы, но Горацио старался не подавать и виду, что уже устал – Фрэнк испытывал одновременно жалость и уважение, но допрос еще не был закончен.
- Что ж, продолжим, - крякнув и снова мотнув головой, сказал Трипп. – Как давно ты познакомился с той женщиной, которую убили в твоем доме?
- Майя, - голос Горацио слегка сел. – Подожди, - он пристально взглянул в глаза Фрэнку. – Которую убили в моем доме? – раздельно повторил он.
- Именно, - кивнул Трипп. – То, что это не твоих рук дело, мы доказали еще до «побега». Так как давно вы познакомились?
- Фрэнк, - Горацио отвел глаза. – Это допрос?
- Да, - сурово отрезал Трипп. – Если хочешь – надену наручники и отвезу в участок.
- Не хочу, - качнул головой Горацио. – Но как ты планируешь использовать показания беглого преступника, Фрэнк?
- А я тебе не сказал? – сделал удивленный вид Трипп. – Ты больше не беглый преступник. По крайней мере, пока находишься в этом доме. По первому обвинению мера пресечения изменена, в связи с вновь вскрывшимися обстоятельствами, ты теперь считаешься выпущенным под залог, залог уже внесен. По второму – ты под домашним арестом на время следствия, - он немного посопел, затем добавил. – Ты не можешь или не хочешь отвечать, Горацио?
- Все в порядке, Фрэнк, - ответил Горацио. – Спрашивай.
- Кто из вас был инициатором знакомства?
- Это имеет отношение к делу? – удивился Горацио, но, так как Фрэнк нахмурился и молчал, сверля его взглядом, все же ответил. – Сложно сказать. Скорее, все же я.
- Как долго она жила у тебя? – Трипп видел, что все совсем не в порядке, Горацио еле шевелит губами, обмякая все больше. Если в начале разговора он сидел, то теперь уже почти лежал, и Фрэнк понимал, что допрос пора заканчивать, но хотел задать хотя бы основные вопросы.
- Пару недель, - Горацио сделал небольшую паузу, припоминая. – Шестнадцать дней.
- В тот вечер все было как обычно, в смысле, вы все делали по привычной схеме? Если кто-то наблюдал за вами какое-то время, он способен был бы предсказать ваши действия, или ему пришлось бы импровизировать?
- Я… не знаю, - Горацио лизнул губы, припоминая тот вечер. По привычной схеме? Ее не было как таковой. Слишком недолгое время они провели вместе, чтобы успели сложиться ритуалы совместного быта. Что-то необычное… Скрип замка, когда он поворачивал ключ, как будто до того замок открывали неродным ключом или отмычкой, звонок попавшего не по адресу нетрезвого мужчины. Имеет ли это все отношение…
- Ладно, - торопливо сказал Фрэнк, видя, что Горацио становится совсем нехорошо от воспоминаний и размышлений. – Я зайду завтра, если ты что-нибудь вспомнишь, ты мне расскажешь.
Горацио с облегчением кивнул. Сил не было совсем. К тому же озноб усилился.
- Отдыхай, - сказал Фрэнк, поднимаясь. – Возле дома стоит патруль, так что ты в безопасности. Выздоравливай.
Горацио растянул губы в слабой улыбке, прикрывая глаза и пытаясь справиться с ознобом. Услышал, как Фрэнк позвал Элину, выйдя в коридор, за дверью раздались приглушенные голоса, но он уже не разбирал, о чем говорят, волны слабости отдавались шумом в ушах.
Войдя в комнату, Элина закрыла окно, задернула плотнее занавеску, затем подошла к Горацио и пощупала его лоб.
- Ничего, - успокаивающе сказала она. – Кристина предупреждала, что температура может слегка подняться. Держи-ка.
Горацио послушно проглотил таблетки, запил. Элина подтянула одеяло, укутывая его до подбородка, и Горацио слабо, благодарно улыбнулся, прикрывая глаза. Элина села рядом, осторожно положила ладонь на его горячий лоб, затем провела по волосам, запуская в них пальцы. Горацио приоткрыл глаза, внимательно взглянул на Элину. Он ничего не сказал, но оба вдруг ощутили, как имя Кристины буквально повисло между ними в воздухе. Элина убрала руку и отвела глаза, прикусывая губу. Это был жест Кристины. И неважно, что сейчас Элине просто захотелось сделать это самой. Она видела это уже не раз, и каждый раз бессознательно завидовала. Хотя, она не могла бы поручиться, что не копирует бессознательно ту, что сейчас так необходима Горацио. Вот только нужна ли ему копия…
- Отдыхай, - глуховато сказала Элина, поднимаясь и выходя из комнаты.
Горацио некоторое время растерянно смотрел ей вслед. Он в чем-то виноват? Почему у него такое чувство, будто он сделал сейчас что-то не так, чем-то обидел и оттолкнул Элину?
Впрочем, слабость не дала ему долго размышлять на эту тему. Горацио плотнее завернулся в одеяло и уснул.
@темы: Фрэнк Трипп, Элина Салас, "Майя", Горацио Кейн