Глава 10.
Глава 10.
Первое, о чем Горацио вспомнил, услышав сквозь сон голоса двух человек, - это о просьбе Кристины не открывать глаза, если они в комнате не одни. Спустя пару секунд, разобрав, что Кристина разговаривает не с кем-то, а именно с Кристофером, он порадовался, что на сей раз не подведет ее.
- Он трус, - резко сказал Кристофер. – Прятаться за твою спину – недостойно мужчины. Он не понимает, что с тобой сделают, если раскусят твою ложь? Я видел, как связаны его руки, тебя могли поймать еще тогда, когда ты решила вспомнить прошлое и полезла в яму. Я знаю, что тебе неважно, что будет с тобой, - голос Кристофера зазвучал глуше, в нем появился оттенок уважения. – Жизнь пациента всегда была для тебя превыше всего. Я помню, как ты вот так же преграждала дорогу танкам, неподвижно стоя посреди дороги, и что до тебя оставалось меньше метра, когда танки все же остановились. Я помню твое белое лицо и крики твоих детей, когда ты вышла и встала перед расстрельным строем, потому что он состоял из твоих пациентов… - Горацио услышал сдавленный вздох, вырвавшийся у Кристины. Тем не менее, она продолжала молчать. – Кристина, пойми, - зло сказал Кристофер после паузы. – Он – ничтожество, он просто не достоин твоего самопожертвования, ты защищаешь жалкого труса, спрятавшегося за женскую юбку!
- А ты связал его, прежде чем избить, именно потому, что он жалкий трус и ничтожество? – негромко спросила Кристина, заставив Кристофера мгновенно умолкнуть. – Или как раз наоборот, побоялся, что он сможет ответить тебе достойно?
- Это он тебе сказал? – быстро спросил Кристофер.
- Я не думаю, что он вообще это вспомнит, - тон Кристины был просто убийственно-ледяным. – При таких травмах частичная потеря памяти, особенно о последних событиях, весьма характерное явление. А мне достаточно было увидеть его руки.
- Он не должен был… - сорвался Кристофер.
- Не должен был чего? – презрительно переспросила Кристина.
В наступившей паузе было столько напряжения, что Горацио не выдержал и очень аккуратно, самую малость приоткрыл глаза. Кристина и Кристофер стояли в дверях лицом к лицу, Кристина перегораживала проход в комнату, и Горацио вынужден был закрыть глаза, чтобы стоящий лицом к нему Кристофер ничего не заметил.
- До сеанса десять минут, - прервал молчание Кристофер.
- Этот человек болен и покинет эту комнату только тогда, когда я разрешу это, как врач, - раздельно, четко произнося каждое слово, ответила Кристина, и у Горацио возникло впечатление, что их диалог вернулся к своему началу.
- Как врач? – неожиданно с ехидством переспросил Кристофер. – С пациентами ты никогда не спала, это было самым свято соблюдаемым правилом, - издевательским тоном продолжил он. – А с ним ты провела всю ночь взаперти и что-то не выглядишь невыспавшейся.
- Это не твое дело, - тихо, но с отчетливой угрозой проговорила Кристина.
- Не мое? – хрипло переспросил Кристофер, и послышался шум борьбы. С трудом унимая сердцебиение и выравнивая дыхание, Горацио снова приоткрыл глаза, пытаясь разобрать, не пора ли ему вмешаться в ситуацию или он только навредит. Кристина проигрывала схватку – Кристофер повалил ее на стол, прижав сверху своим весом и придавив горло локтем. – Ну же, - сладострастно выдохнул он. – Покажи когти, киска. Это с такими слюнтяями как твой муженек или этот поганый коп ты мурлычешь, как домашняя кошка. А я тебя знаю. Я знаю, что в тебе живет тигрица, - Кристофер убрал локоть с горла Кристины, продолжая другой рукой удерживать ее заведенные за голову руки прижатыми к столу, и впился губами в ее рот, заставив яростно рвануться. Горацио снова закрыл глаза, не в силах смотреть на это издевательство. Ему так отчаянно хотелось вмешаться, что рука непроизвольно вцепилась в одеяло. Останавливал его лишь страх – что, если Кристофер снова разыгрывает спектакль, провоцируя его? Один раз Горацио купился, но тогда пострадал лишь он сам. Теперь же в яму могла попасть и Кристина.
- Да, - довольно продолжал Кристофер. – Я тебя знаю. И я помню тот день на площади, я был там, - Кристина замотала головой, забилась в тщетной попытке вырваться. – Я видел, как та очередь из автомата скосила тебя и дочерей. Им хватило и по одной пуле… - Кристофер ухватил Кристину за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза и упиваясь ее страданием. – Я видел, как наступил на мину побежавший к вам, не разбирая дороги, Дамир. Его отбросило прямо на Питера. Помнишь, как ты лежала, истекая кровью, и смотрела, как умирает твой муж? – Кристина издала странный звук, что-то среднее между всхлипом и стоном, раздался треск рвущейся материи, Горацио открыл глаза, уже не думая о последствиях и возможной провокации, понимая лишь, что не может этого допустить, но увидел, как Кристина сделала неуловимо быстрое движение на мгновение отпущенной рукой, и Кристофер замер в неловкой позе, наклонив голову набок.
- Шприц пустой, - сказал Кристофер, но с места двинуться не решился.
- Верно, - откликнулся женский голос, в котором снова закрывший глаза Горацио с трудом признал голос Кристины. Похоже, Кристофер добился своего, разбудил в ней дремлющего зверя. Вот только он не подумал, что совладать с этим зверем не сможет. – Пузырек воздуха убьет тебя вернее, чем самый сильный яд, - продолжила Кристина. – Но ты можешь рискнуть и проверить, попала ли я в вену.
- Нет, я верю, - моментально откликнулся Кристофер, и Горацио уловил в его голосе нескрываемый страх.
- Убирайся, - равнодушно сказала Кристина, выдергивая шприц и отталкивая Кристофера от себя. – Увижу твое лицо в этой комнате еще раз, целиться буду не в вену, а в глаз, - предупредила она, стоя над сидящим на полу Кристофером и сжимая в кулаке шприц. Горацио глядел сквозь ресницы, напрягшись, готовый придти на помощь сразу же, если Кристофер решится еще на одну попытку. Но, видимо, тот был слишком напуган.
- Я приду за ним завтра и не один, - тем не менее, пригрозил Кристофер, поднимаясь.
- Ты только что утверждал, что знаешь меня, - по-прежнему без выражения сказала Кристина. – Приходи, как только подготовишь обмен, но не раньше.
Горацио увидел, как Кристофер покорно кивнул, но во взгляде его промелькнуло очень нехорошее выражение, прежде чем он сделал шаг назад, выходя за дверь. Кристина медленно закрыла дверь и, повернув ключ в замке, навалилась на нее всем телом, будто удерживая. Горацио приподнялся, но окликнуть Кристину не решился – Кристофер мог быть неподалеку. А Кристина вдруг начала сползать вниз по двери, прижимаясь к ней щекой и впиваясь ногтями, будто пытаясь удержаться. Она скорчилась на полу возле двери, судорожно вздрагивая и царапая пол, но не издавая ни звука.
Горацио откинул одеяло, только сейчас отметив, что Кристина одела на него не только трусы, но и футболку и, похоже, успела еще раз вымыть его и заново перебинтовать, умудрившись не разбудить при этом. Осторожно опираясь на здоровую ногу и руку, он добрался к двери, сел, вытянув забинтованную правую и подогнув под себя левую ногу, и коснулся плеча Кристины, сперва нерешительно, потом чуть настойчивее привлекая ее к себе. От его прикосновения Кристина вздрогнула, вскинулась, готовая защищаться, ее глаза полыхнули свирепым, желтым, действительно тигриным каким-то огнем, но тут же погасли, и она упала, внезапно и безвольно, Горацио еле успел подхватить, прижав к себе. Плечи Кристины задрожали, она прижала правую руку к лицу, вжимаясь щекой в его здоровое плечо, и обхватила левой рукой, вцепившись в футболку на спине. Горацио обнял ее, прижимаясь щекой к волосам и легонько покачиваясь, будто баюкая. Кристина плакала тихо, очень тихо, так что он догадался, что она плачет, больше по тому, как вздрагивали плечи, чем по звуку. Внезапно ему подумалось, что она все делает тихо: и смеется, и плачет. Горацио переполняла нежность, и он все крепче прижимал к себе Кристину, по мере того, как она обмякала.
Горацио не знал, сколько просидел так. Лица Кристины он не видел и не знал, то ли она просто обессилела, то ли ее сморил сон. Но готов был сидеть так еще долго, потому что это было единственное, что он мог сейчас для нее сделать. А ведь Кристина расплачивалась за него. Конечно, он предпочел бы, чтобы Кристофер избил его еще раз, но вот только его никто не спрашивал. Поэтому он просто сидел на полу возле двери и держал Кристину в объятиях, тихонько баюкая.
Вероятно, это продолжалось довольно долго, потому что, когда Кристина вдруг шевельнулась и легонько отстранилась, заглядывая ему в лицо, на ее щеках не было ни малейших следов слез. Тем не менее Горацио, извиняясь, провел ладонью по ее щеке, будто стирая несуществующую слезинку, и осторожно поправил полы разорванной блузки, которую Кристина тут же попыталась застегнуть, но из этого ничего не получилось. Блузка снова распахнулась, обнажив два округлых шрама на ее груди. Горацио снова коснулся их, как вчера. Если б он засомневался, не приснилось ли ему все то, что произошло вчера ночью, эта маленькая деталь послужила бы надежным доказательством. Горацио помнил эти четыре отметины от пуль, пересекающие грудь Кристины – под левой ключицей, над сердцем, чуть ниже и с правой стороны от грудины, и последнее на правом боку.
- Как же ты выжила, - пробормотал он, прежде чем осознал, что сказал это вслух.
- Я умерла, - так же тихо и очень спокойно откликнулась Кристина.
- Неправда, - покачал головой Горацио.
- Я не знала, зачем жить, - как-то очень просто сказала Кристина, и он понял, что это не красивые слова, а ее настоящие чувства. – Я больше не могла любить, не могла лечить…
- Ты все сможешь, - ласково сказал Горацио, пытаясь притянуть ее к себе и поцеловать.
- Нет, - неожиданно сказала Кристина, противясь его рукам. – Ты не должен этого делать. Вчера это было нужно, ты должен был почувствовать вкус жизни снова… И я тоже, - честно призналась Кристина. Горацио снова попытался привлечь ее к себе, но Кристина удержала его руку. – Но это все, - она обвела взглядом комнату и остановилась на его лице, - это все скоро кончится, это будет для тебя лишь сном, страшным сном.
Кристина погладила его волосы, легонько коснулась повязки, закрывающей шов на лбу.
- У тебя стокгольмский синдром. Не нужно усложнять себе возвращение в реальный мир, - ее тон стал каким-то отстраненным. – Нужно помнить, что это – не весь мир, мир там, за стенами этой комнаты, там есть люди, которые очень стараются тебя освободить, там есть женщина, которую ты любишь… Элина, правильно? – мягко спросила она.
Горацио показалось, что его с размаху ударили в грудь, так, что он забыл вдохнуть. Элина. Рэй. Келли. Эрик, Райан, Трипп… лаборатория. Он просто забыл, что все это существует на свете.
- Давай-ка вернем тебя в кровать, - донесся откуда-то сверху голос Кристины, и Горацио понял, что лежит на полу, а Кристина склонилась над ним, подложив ладонь под затылок, а вторую положив на грудь.
Расстояние до кровати показалось ему огромным. А прикрыв на секунду глаза и снова открыв их, он обнаружил, что Кристина успела уйти и вернуться с тарелкой бульона. Им овладело какое-то странное оцепенение и безразличие, так что он даже не попытался есть сам.
- Послушай, - сказала Кристина, убрав тарелку и сжимая его руку. – Не надо так. Все хорошо. Скоро ты будешь на свободе. Но ты должен этого хотеть, понимаешь, Горацио Кейн? Самое страшное, если заложник перестает стремиться к свободе. Тогда человек умирает. Только не всегда это видно. Знаешь, - слегка улыбнулась она. – Та книжка, которую я читала, она как раз про это.
- Почитай мне, - немного оживляясь, попросил Горацио. Он понимал, что Кристина права, он должен начать думать о реальном мире… Но ему отчаянно хотелось получить хоть небольшую отсрочку.
Кристина внимательно взглянула на него, потом согласно кивнула, подтащила свое кресло к кровати и устроилась в нем с книжкой.
- Как она называется? – поинтересовался Горацио, тоже устраиваясь поудобнее.
- «Сто лет одиночества», - слегка улыбнулась Кристина.
- Хм, - Горацио поймал ее лукавый и сочувственно-теплый взгляд и кивнул. – Подходит.
- «Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед», - негромко начала Кристина. Горацио вначале слушал внимательно, особенно про алхимическую лабораторию, иногда усмехался. Повесть была длинной, временами Горацио проваливался в дрему, временами – просто слушал голос Кристины, совершенно не вникая в смысл текста. Иногда задумывался, когда события или фразы вдруг непонятным образом будили какие-то воспоминания или размышления.
– «Он опять перескочил через несколько страниц, стараясь забежать вперед и выяснить дату и обстоятельства своей смерти. Но, еще не дойдя до последнего стиха, понял, что ему уже не выйти из этой комнаты, ибо, согласно пророчеству пергаментов, прозрачный (или призрачный) город будет сметен с лица земли ураганом и стерт из памяти людей в то самое мгновение, когда Аурелиано Бабилонья кончит расшифровывать пергаменты, и что все в них записанное никогда и ни за что больше не повторится, ибо тем родам человеческим, которые обречены на сто лет одиночества, не суждено появиться на земле дважды», - Кристина умолкла, дочитав последние строчки, и взглянула на Горацио. Похоже было, что он спит с открытыми глазами, по крайней мере, он никак не отреагировал на воцарившуюся тишину. Кристина тихонько вышла и вернулась с чашкой с питьем. Обмакнув подушечку большого пальца, она провела по нижней губе Горацио, смачивая ее, а, когда он облизнул губы и шевельнулся, поднесла чашку ко рту, приподнимая ему голову. Напившись, он поворочался, устраиваясь поудобнее, и уснул, а Кристина подошла к столу, решив прибраться в комнате. Пустой шприц все еще лежал на полу, она наступила на него, прежде чем заметила. Кристина нахмурилась, оглянулась на Горацио и прикусила губу. «Я приду за ним завтра и не один», - сказал Кристофер.
Глава 10.Первое, о чем Горацио вспомнил, услышав сквозь сон голоса двух человек, - это о просьбе Кристины не открывать глаза, если они в комнате не одни. Спустя пару секунд, разобрав, что Кристина разговаривает не с кем-то, а именно с Кристофером, он порадовался, что на сей раз не подведет ее.
- Он трус, - резко сказал Кристофер. – Прятаться за твою спину – недостойно мужчины. Он не понимает, что с тобой сделают, если раскусят твою ложь? Я видел, как связаны его руки, тебя могли поймать еще тогда, когда ты решила вспомнить прошлое и полезла в яму. Я знаю, что тебе неважно, что будет с тобой, - голос Кристофера зазвучал глуше, в нем появился оттенок уважения. – Жизнь пациента всегда была для тебя превыше всего. Я помню, как ты вот так же преграждала дорогу танкам, неподвижно стоя посреди дороги, и что до тебя оставалось меньше метра, когда танки все же остановились. Я помню твое белое лицо и крики твоих детей, когда ты вышла и встала перед расстрельным строем, потому что он состоял из твоих пациентов… - Горацио услышал сдавленный вздох, вырвавшийся у Кристины. Тем не менее, она продолжала молчать. – Кристина, пойми, - зло сказал Кристофер после паузы. – Он – ничтожество, он просто не достоин твоего самопожертвования, ты защищаешь жалкого труса, спрятавшегося за женскую юбку!
- А ты связал его, прежде чем избить, именно потому, что он жалкий трус и ничтожество? – негромко спросила Кристина, заставив Кристофера мгновенно умолкнуть. – Или как раз наоборот, побоялся, что он сможет ответить тебе достойно?
- Это он тебе сказал? – быстро спросил Кристофер.
- Я не думаю, что он вообще это вспомнит, - тон Кристины был просто убийственно-ледяным. – При таких травмах частичная потеря памяти, особенно о последних событиях, весьма характерное явление. А мне достаточно было увидеть его руки.
- Он не должен был… - сорвался Кристофер.
- Не должен был чего? – презрительно переспросила Кристина.
В наступившей паузе было столько напряжения, что Горацио не выдержал и очень аккуратно, самую малость приоткрыл глаза. Кристина и Кристофер стояли в дверях лицом к лицу, Кристина перегораживала проход в комнату, и Горацио вынужден был закрыть глаза, чтобы стоящий лицом к нему Кристофер ничего не заметил.
- До сеанса десять минут, - прервал молчание Кристофер.
- Этот человек болен и покинет эту комнату только тогда, когда я разрешу это, как врач, - раздельно, четко произнося каждое слово, ответила Кристина, и у Горацио возникло впечатление, что их диалог вернулся к своему началу.
- Как врач? – неожиданно с ехидством переспросил Кристофер. – С пациентами ты никогда не спала, это было самым свято соблюдаемым правилом, - издевательским тоном продолжил он. – А с ним ты провела всю ночь взаперти и что-то не выглядишь невыспавшейся.
- Это не твое дело, - тихо, но с отчетливой угрозой проговорила Кристина.
- Не мое? – хрипло переспросил Кристофер, и послышался шум борьбы. С трудом унимая сердцебиение и выравнивая дыхание, Горацио снова приоткрыл глаза, пытаясь разобрать, не пора ли ему вмешаться в ситуацию или он только навредит. Кристина проигрывала схватку – Кристофер повалил ее на стол, прижав сверху своим весом и придавив горло локтем. – Ну же, - сладострастно выдохнул он. – Покажи когти, киска. Это с такими слюнтяями как твой муженек или этот поганый коп ты мурлычешь, как домашняя кошка. А я тебя знаю. Я знаю, что в тебе живет тигрица, - Кристофер убрал локоть с горла Кристины, продолжая другой рукой удерживать ее заведенные за голову руки прижатыми к столу, и впился губами в ее рот, заставив яростно рвануться. Горацио снова закрыл глаза, не в силах смотреть на это издевательство. Ему так отчаянно хотелось вмешаться, что рука непроизвольно вцепилась в одеяло. Останавливал его лишь страх – что, если Кристофер снова разыгрывает спектакль, провоцируя его? Один раз Горацио купился, но тогда пострадал лишь он сам. Теперь же в яму могла попасть и Кристина.
- Да, - довольно продолжал Кристофер. – Я тебя знаю. И я помню тот день на площади, я был там, - Кристина замотала головой, забилась в тщетной попытке вырваться. – Я видел, как та очередь из автомата скосила тебя и дочерей. Им хватило и по одной пуле… - Кристофер ухватил Кристину за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза и упиваясь ее страданием. – Я видел, как наступил на мину побежавший к вам, не разбирая дороги, Дамир. Его отбросило прямо на Питера. Помнишь, как ты лежала, истекая кровью, и смотрела, как умирает твой муж? – Кристина издала странный звук, что-то среднее между всхлипом и стоном, раздался треск рвущейся материи, Горацио открыл глаза, уже не думая о последствиях и возможной провокации, понимая лишь, что не может этого допустить, но увидел, как Кристина сделала неуловимо быстрое движение на мгновение отпущенной рукой, и Кристофер замер в неловкой позе, наклонив голову набок.
- Шприц пустой, - сказал Кристофер, но с места двинуться не решился.
- Верно, - откликнулся женский голос, в котором снова закрывший глаза Горацио с трудом признал голос Кристины. Похоже, Кристофер добился своего, разбудил в ней дремлющего зверя. Вот только он не подумал, что совладать с этим зверем не сможет. – Пузырек воздуха убьет тебя вернее, чем самый сильный яд, - продолжила Кристина. – Но ты можешь рискнуть и проверить, попала ли я в вену.
- Нет, я верю, - моментально откликнулся Кристофер, и Горацио уловил в его голосе нескрываемый страх.
- Убирайся, - равнодушно сказала Кристина, выдергивая шприц и отталкивая Кристофера от себя. – Увижу твое лицо в этой комнате еще раз, целиться буду не в вену, а в глаз, - предупредила она, стоя над сидящим на полу Кристофером и сжимая в кулаке шприц. Горацио глядел сквозь ресницы, напрягшись, готовый придти на помощь сразу же, если Кристофер решится еще на одну попытку. Но, видимо, тот был слишком напуган.
- Я приду за ним завтра и не один, - тем не менее, пригрозил Кристофер, поднимаясь.
- Ты только что утверждал, что знаешь меня, - по-прежнему без выражения сказала Кристина. – Приходи, как только подготовишь обмен, но не раньше.
Горацио увидел, как Кристофер покорно кивнул, но во взгляде его промелькнуло очень нехорошее выражение, прежде чем он сделал шаг назад, выходя за дверь. Кристина медленно закрыла дверь и, повернув ключ в замке, навалилась на нее всем телом, будто удерживая. Горацио приподнялся, но окликнуть Кристину не решился – Кристофер мог быть неподалеку. А Кристина вдруг начала сползать вниз по двери, прижимаясь к ней щекой и впиваясь ногтями, будто пытаясь удержаться. Она скорчилась на полу возле двери, судорожно вздрагивая и царапая пол, но не издавая ни звука.
Горацио откинул одеяло, только сейчас отметив, что Кристина одела на него не только трусы, но и футболку и, похоже, успела еще раз вымыть его и заново перебинтовать, умудрившись не разбудить при этом. Осторожно опираясь на здоровую ногу и руку, он добрался к двери, сел, вытянув забинтованную правую и подогнув под себя левую ногу, и коснулся плеча Кристины, сперва нерешительно, потом чуть настойчивее привлекая ее к себе. От его прикосновения Кристина вздрогнула, вскинулась, готовая защищаться, ее глаза полыхнули свирепым, желтым, действительно тигриным каким-то огнем, но тут же погасли, и она упала, внезапно и безвольно, Горацио еле успел подхватить, прижав к себе. Плечи Кристины задрожали, она прижала правую руку к лицу, вжимаясь щекой в его здоровое плечо, и обхватила левой рукой, вцепившись в футболку на спине. Горацио обнял ее, прижимаясь щекой к волосам и легонько покачиваясь, будто баюкая. Кристина плакала тихо, очень тихо, так что он догадался, что она плачет, больше по тому, как вздрагивали плечи, чем по звуку. Внезапно ему подумалось, что она все делает тихо: и смеется, и плачет. Горацио переполняла нежность, и он все крепче прижимал к себе Кристину, по мере того, как она обмякала.
Горацио не знал, сколько просидел так. Лица Кристины он не видел и не знал, то ли она просто обессилела, то ли ее сморил сон. Но готов был сидеть так еще долго, потому что это было единственное, что он мог сейчас для нее сделать. А ведь Кристина расплачивалась за него. Конечно, он предпочел бы, чтобы Кристофер избил его еще раз, но вот только его никто не спрашивал. Поэтому он просто сидел на полу возле двери и держал Кристину в объятиях, тихонько баюкая.
Вероятно, это продолжалось довольно долго, потому что, когда Кристина вдруг шевельнулась и легонько отстранилась, заглядывая ему в лицо, на ее щеках не было ни малейших следов слез. Тем не менее Горацио, извиняясь, провел ладонью по ее щеке, будто стирая несуществующую слезинку, и осторожно поправил полы разорванной блузки, которую Кристина тут же попыталась застегнуть, но из этого ничего не получилось. Блузка снова распахнулась, обнажив два округлых шрама на ее груди. Горацио снова коснулся их, как вчера. Если б он засомневался, не приснилось ли ему все то, что произошло вчера ночью, эта маленькая деталь послужила бы надежным доказательством. Горацио помнил эти четыре отметины от пуль, пересекающие грудь Кристины – под левой ключицей, над сердцем, чуть ниже и с правой стороны от грудины, и последнее на правом боку.
- Как же ты выжила, - пробормотал он, прежде чем осознал, что сказал это вслух.
- Я умерла, - так же тихо и очень спокойно откликнулась Кристина.
- Неправда, - покачал головой Горацио.
- Я не знала, зачем жить, - как-то очень просто сказала Кристина, и он понял, что это не красивые слова, а ее настоящие чувства. – Я больше не могла любить, не могла лечить…
- Ты все сможешь, - ласково сказал Горацио, пытаясь притянуть ее к себе и поцеловать.
- Нет, - неожиданно сказала Кристина, противясь его рукам. – Ты не должен этого делать. Вчера это было нужно, ты должен был почувствовать вкус жизни снова… И я тоже, - честно призналась Кристина. Горацио снова попытался привлечь ее к себе, но Кристина удержала его руку. – Но это все, - она обвела взглядом комнату и остановилась на его лице, - это все скоро кончится, это будет для тебя лишь сном, страшным сном.
Кристина погладила его волосы, легонько коснулась повязки, закрывающей шов на лбу.
- У тебя стокгольмский синдром. Не нужно усложнять себе возвращение в реальный мир, - ее тон стал каким-то отстраненным. – Нужно помнить, что это – не весь мир, мир там, за стенами этой комнаты, там есть люди, которые очень стараются тебя освободить, там есть женщина, которую ты любишь… Элина, правильно? – мягко спросила она.
Горацио показалось, что его с размаху ударили в грудь, так, что он забыл вдохнуть. Элина. Рэй. Келли. Эрик, Райан, Трипп… лаборатория. Он просто забыл, что все это существует на свете.
- Давай-ка вернем тебя в кровать, - донесся откуда-то сверху голос Кристины, и Горацио понял, что лежит на полу, а Кристина склонилась над ним, подложив ладонь под затылок, а вторую положив на грудь.
Расстояние до кровати показалось ему огромным. А прикрыв на секунду глаза и снова открыв их, он обнаружил, что Кристина успела уйти и вернуться с тарелкой бульона. Им овладело какое-то странное оцепенение и безразличие, так что он даже не попытался есть сам.
- Послушай, - сказала Кристина, убрав тарелку и сжимая его руку. – Не надо так. Все хорошо. Скоро ты будешь на свободе. Но ты должен этого хотеть, понимаешь, Горацио Кейн? Самое страшное, если заложник перестает стремиться к свободе. Тогда человек умирает. Только не всегда это видно. Знаешь, - слегка улыбнулась она. – Та книжка, которую я читала, она как раз про это.
- Почитай мне, - немного оживляясь, попросил Горацио. Он понимал, что Кристина права, он должен начать думать о реальном мире… Но ему отчаянно хотелось получить хоть небольшую отсрочку.
Кристина внимательно взглянула на него, потом согласно кивнула, подтащила свое кресло к кровати и устроилась в нем с книжкой.
- Как она называется? – поинтересовался Горацио, тоже устраиваясь поудобнее.
- «Сто лет одиночества», - слегка улыбнулась Кристина.
- Хм, - Горацио поймал ее лукавый и сочувственно-теплый взгляд и кивнул. – Подходит.
- «Пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед», - негромко начала Кристина. Горацио вначале слушал внимательно, особенно про алхимическую лабораторию, иногда усмехался. Повесть была длинной, временами Горацио проваливался в дрему, временами – просто слушал голос Кристины, совершенно не вникая в смысл текста. Иногда задумывался, когда события или фразы вдруг непонятным образом будили какие-то воспоминания или размышления.
– «Он опять перескочил через несколько страниц, стараясь забежать вперед и выяснить дату и обстоятельства своей смерти. Но, еще не дойдя до последнего стиха, понял, что ему уже не выйти из этой комнаты, ибо, согласно пророчеству пергаментов, прозрачный (или призрачный) город будет сметен с лица земли ураганом и стерт из памяти людей в то самое мгновение, когда Аурелиано Бабилонья кончит расшифровывать пергаменты, и что все в них записанное никогда и ни за что больше не повторится, ибо тем родам человеческим, которые обречены на сто лет одиночества, не суждено появиться на земле дважды», - Кристина умолкла, дочитав последние строчки, и взглянула на Горацио. Похоже было, что он спит с открытыми глазами, по крайней мере, он никак не отреагировал на воцарившуюся тишину. Кристина тихонько вышла и вернулась с чашкой с питьем. Обмакнув подушечку большого пальца, она провела по нижней губе Горацио, смачивая ее, а, когда он облизнул губы и шевельнулся, поднесла чашку ко рту, приподнимая ему голову. Напившись, он поворочался, устраиваясь поудобнее, и уснул, а Кристина подошла к столу, решив прибраться в комнате. Пустой шприц все еще лежал на полу, она наступила на него, прежде чем заметила. Кристина нахмурилась, оглянулась на Горацио и прикусила губу. «Я приду за ним завтра и не один», - сказал Кристофер.
@темы: Кристина, "Заложник", Горацио Кейн