Глава 2.
Глава 2.
Майами, 48 часов назад
Человека, стоящего на крыше криминалистической лаборатории, небрежно опершись о перила, было несложно узнать даже издали по его рыжей шевелюре, казалось, впитавшей в себя яркий цвет жаркого флоридского солнца. А в его глазах отражалась насыщенная синева неба, и тени мятущихся мыслей проскальзывали там, словно тени бегущих в вышине облаков. Легкий ветерок чуть пошевеливал солнечные пряди. Небо все так же отражалось в глазах, небо, на которое он не смотрел. В глазах было небо. В душе был ад.
Но, даже если бы кто-то из коллег поднялся сейчас сюда, на крышу, он не заметил бы ничего особенного в поведении лейтенанта. Ему было не привыкать скрывать ото всех то, что творилось в душе. Ад был с ним всегда, просто сейчас в огонь под котлом, где томились его самые заветные мечты и стремления, как раз подбросили очередную порцию дров.
«Ты должен быть сильным! - твердо сказал он сам себе. – Ты мужчина. Борись!»
Слова всколыхнули дремлющую память, которую лучше было не будить, поскольку та охотно окатила его волной воспоминаний.
Нью-Йорк, 35 лет назад
- Вставай! – прикрикнул отец. – Ты мужчина! Вставай!
Горацио тяжело поднялся с пола и снова выставил перед собой руки.
- Вот так, - кивнул отец. – Ты должен быть сильным.
Первый удар был несерьезным, и Горацио легко его сблокировал. Второй удар последовал сбоку, уже сильнее, но его тоже было легко предугадать. Третий удар пришелся в плечо, уже распухшее за те полчаса, которые отец решил посвятить воспитанию сына. Мальчик вскрикнул и согнулся от боли, хватаясь за плечо, тут же получив удар ребром ладони по шее, заставивший его рухнуть на колени.
- Вставай! – отец рывком припечатал его к стене, ухватив за рубашку. – Будь мужчиной, а не сопливой девчонкой! – видя, что глаза сына наполняются слезами от боли в разбитом плече, зло выкрикнул он.
Горацио сделал шаг от стены на дрожащих ногах и снова выставил перед собой руки. Один удар, другой, пропущенный удар в живот заставил его упасть на пол, жадно глотая воздух широко открытым ртом.
- Вставай! – отец пнул мальчика по ногам. – Дерись! – следующий пинок уже целил по ребрам. Удары ногами стали еще сильнее и прицельнее, когда он увидел, что сын сжался в комок и не собирается сопротивляться. Теперь отец уже не делал вид, что учит сына защищаться, он просто бил, стараясь попасть как можно точнее, вымещая все, что скопилось за эту неделю. Он начинал входить в раж, Горацио хорошо научился чувствовать этот момент, когда отец начинал получать удовольствие от избиения, уже не прикрытого псевдо-воспитательными целями. Это называлось уроком по самозащите. И отец всегда делал вид, что не понимает, что тринадцатилетний худой нескладный подросток вряд ли сможет драться на равных со взрослым хорошо развитым мужчиной. Теперь урок приближался к своему логическому финалу.
Корчась на полу и стараясь защититься от наиболее жестоких и болезненных ударов, Горацио вдруг встретился взглядом с матерью. Женщина стояла в коридоре, изо всех сил вцепившись в косяк двери, закусив губу. Отец ее не видел за полуприкрытой дверью.
- Давай, поднимайся, дерись, будь мужчиной, - повторял отец, нанося удары, и Горацио видел, как мать вздрагивает при каждом слове, чуть подаваясь вперед, будто собираясь войти в комнату. Этого он допустить не мог. Как бы ни были болезненны такие уроки, мальчик никогда не кричал, потому что знал, услышав крик, мать придет и попытается остановить отца, и чем это для нее закончится, он тоже знал. А он готов был переносить такие уроки каждый день, лишь бы отец не поднимал руку на мать. Горацио чувствовал, что отец свирепеет от его молчания, но лишь крепче стискивал зубы. Снова взглянув на залитое слезами лицо матери, он понял, что та вот-вот не выдержит. Он знал, что делать. С внутренним стоном мальчик опустил руки, пропуская страшный удар в лицо.
На миг он потерял сознание, но цель была достигнута – увидев хлынувшую из разбитого носа кровь, отец остановился, тяжело дыша. Страх, промелькнувший в его глазах, тут же сменился наигранной недовольной гримасой, едва он увидел, что мальчик очнулся.
- Слабак, - презрительно процедил отец. – Ты никогда не научишься толком драться. Вставай! Ты мужчина, - продолжал он, грубо вздергивая сына на ноги. Горацио шатало, кровь из носа капала на рубашку. – Ты должен быть сильным! – продолжал твердить свое отец, таща его по коридору и швыряя в комнату. – Слабак, - еще раз повторил он с плохо скрываемым удовлетворением, заметив ненавидящий взгляд Рэя, и ушел, захлопнув дверь. «Вот из этого волчонка выйдет толк!» - довольно думал он о младшем сыне.
Едва за отцом закрылась дверь, Рэй откуда-то выхватил нож и кинулся следом. Горацио еле успел перехватить брата.
- Я убью его! – прошептал Рэй, садясь рядом с ним на пол.
- Хочешь крови? – устало спросил Горацио. Провел рукой по своему лицу и размазал свою кровь по губам брата. – На! – жестко сказал он. – Только чем ты лучше его в таком случае? – добавил мальчик, опираясь спиной на кровать. Ужасно хотелось лечь лицом вниз и отключиться, но сначала нужно было смыть кровь, а сил идти в ванную не было.
- Ну почему? – машинально лизнув губы и сморщившись, спросил Рэй. – Почему ты никогда не дашь ему сдачи? – он тронул брата за плечо и чуть не заплакал, когда Горацио зашипел и скривился от боли при прикосновении. – Я же видел, как ты дерешься с другими ребятами. Ты ведь можешь его убить…
- Нет, Рэй, - полуприкрыв глаза, тихо сказал Горацио. – Он наш отец. Он хочет нам добра, - странным тоном, будто пытаясь убедить в первую очередь самого себя, произнес он.
- Только не говори, что я должен его любить, - покачал головой Рэй. – Я его ненавижу!
- Ты же любишь маму? – утвердительно спросил Горацио. – А она любит отца, - не дожидаясь кивка брата, продолжил он. – По-моему, этого достаточно, чтобы терпеть его столько, сколько потребуется. Не думай о том, кого ты ненавидишь. Думай о том, кого любишь. И будет проще.
Горацио понимал, что сейчас он говорит сложные для ребенка вещи. Рэй слишком мал, чтобы представить, как тяжело им придется без отца. Ведь он зарабатывает деньги, на которые они живут. И считает, что раз он их содержит, то имеет право делать с ними, что захочет.
Вошла мать. Охнула, увидев лежащий между мальчиками нож и кровь на лице Рэя.
- Все в порядке, - поспешил заверить ее Горацио. – Рэй, отнеси нож обратно в кухню и умойся, - попросил он. Рэй торопливо выскользнул из комнаты.
- Горацио, - голос матери дрожал. Она смочила вату перекисью и принялась вытирать кровь с лица сына. Мальчик смотрел ей в лицо, и его глаза наполнялись слезами. Он знал, о чем она попросит: никому ничего не говорить. Он был готов на эту жертву, он приносил ее уже столько раз. Вернувшийся Рэй принес пакет со льдом и Горацио сунул его под рубашку, не сдержав стона. Мать села рядом и притянула голову сына к себе. И Горацио почувствовал влагу на своих щеках. Он плакал не от теперешней боли. А от того, что ей не предвиделось конца. Конечно, он ничего не скажет. Раз так нужно для того, чтобы они оставались семьей.
Майами, 44 часа назад
Горацио Кейн медленно опустился на колено. Трипп отвернулся в сторону, чтобы не видеть лица лейтенанта. Самому было не по себе, мать девочки еще билась в истерике в машине скорой, стоящей неподалеку, и все равно Фрэнку не хотелось смотреть на лицо Горацио. Слишком много боли. Трипп перевел взгляд на ребенка. Казалось, перед ними лежит изумительно сделанная кукла – точеные пальчики на раскинутых ручках, оборочки нежно-розового платьица, светлые кудряшки и голубые стеклянные глаза. Вот сейчас нажать на кнопку, кукла закроет и снова откроет глаза и пропищит «ма-ма». И небольшая красная дырочка на груди как раз и выглядит такой кнопкой, превратившей очаровательную трехлетнюю малышку в роскошную куклу.
Горацио наклонил голову набок и протянул руку, поправив загнувшийся воротничок платья. Выпрямился, и Фрэнк, не удержавшись, все же взглянул в его лицо. Так и есть – крепко сжатые губы и безжизненный взгляд ставших стальными глаз. Если обычно глаза лейтенанта вызывали ассоциации с небом, то сейчас больше напоминали море. Хмурое, свинцово-тяжелое море, готовое к страшному урагану.
- Туда, - кивнул Трипп на дом, из которого выскочили те, кто стрелял. Говорить не хотелось обоим, поэтому Горацио молча последовал за детективом.
- Видимо, сделка не состоялась, - глухо произнес Кейн, оглядывая лежащее поперек открытого ящика с оружием тело и изрешеченные стены. – Келли придется повозиться.
- М-да, - хмуро поддакнул Фрэнк. В комнате было как минимум два десятка стволов и около сотни пулевых отверстий. Работа криминалистам и вправду предстояла нелегкая.
- Что говорят соседи? – рассеянно оглядывая комнату, поинтересовался лейтенант.
- Мать с дочерью шли по тротуару, - достал записную книжку Трипп. – Из дома послышались выстрелы, выскочили три человека, отстреливаясь, добежали до машины.
- Машину разглядели? – вскинул голову Кейн.
- Вроде красный форд-эксплорер, - пожал плечами Фрэнк. – Один из соседских мальчишек видел цифры 5 и 8 в номере. Убегали трое мужчин, двое белых точно, насчет третьего показания расходятся – одни говорят, тоже белый, другие говорят, чернокожий.
- Негусто, - вдруг наклоняясь и поднимая что-то лежащее за тумбочкой, задумчиво проговорил Горацио.
- Что там? – заинтересовался Фрэнк.
- Там? – поднял брови Горацио. – Чья-то дорога в ад.
Фрэнк засопел, не понимая, что Кейн хотел сказать столь многозначительной метафорой. Горацио расправил грязно-белый комок, оказавшийся куском лейкопластыря, и предъявил Триппу начинку.
- Микрофон, - упирая в бока руки, неосознанно копируя позу Горацио в подобные моменты, выдохнул Фрэнк.
- Да, - коротко кивнув, подтвердил Кейн, вглядываясь в микрофон так пристально, будто хотел усилием воли прослушать сделанную этим микрофоном запись безо всякой аппаратуры.
Пенсакола, 1990 год.
- Что значит двадцать пять? – склонив голову и недобро прищурившись, угрожающе протянул мужчина. – Договаривались на двадцать.
- Надбавка за риск, - нагло заявил вертлявый темнокожий парень. – Нам не нравится твой компаньон. Мы его не знаем. Вдруг он коп?
- Спокойно, Джон, - придержал мужчина угрожающе двинувшегося было вперед парня. – Если бы он был копом, я был бы уже за решеткой, - попытался он вразумить оппонента.
- Или бери по двадцать пять, или проваливай, - темнокожий продавец сделал жест и двое охранников красноречиво взяли автоматы наизготовку.
Тот, кого мужчина назвал Джоном, не торопясь вынул пистолет. По сравнению с двумя автоматами пистолет выглядел несерьезно, но сосредоточенно-холодный взгляд парня придавал ему дополнительный вес. Ни у кого не возникало сомнений, что он способен перестрелять всех прежде, чем кто-то еще успеет нажать на курок.
- Знаешь, Трэйсер, - спокойно забирая чемодан с деньгами, раздумчиво сказал мужчина. – Уолтеру не понравится твоя манера ведения дел.
Продавец дернулся было, но парень повел стволом пистолета, нацеливая его в грудь продавцу, и тот счел за лучшее смолчать, взглянув в его дикие глаза. Мужчина с чемоданом окинул взглядом наведенные на них автоматы, презрительно развернулся к ним спиной и пошел к двери. Джон двинулся за ним, нацеливая пистолет по очереди на каждого из автоматчиков. Прикрыв за собой дверь, до последнего держа троицу под прицелом, парень метнулся в сторону, опасаясь выстрелов. Но их не последовало.
- Ходу, - хлопнул он по плечу мужчину с чемоданом, бегом направляясь к припаркованной у обочины машине.
- Давай за руль, - кивнул тот в ответ, усаживаясь на пассажирское сиденье.
Джон двинулся было вокруг машины, когда его окликнули.
- Извините, - блондинка чуть смущенно улыбнулась, заглядывая в какую-то бумагу. – Вы не скажете, где здесь дом 26 по Корвер-стрит?
- Хм, - развел руками парень, не преминув окинуть девушку оценивающим взглядом. – Увы, не знаю, мы…
Его слова перебил звон разлетевшегося стекла. Лицо парня вмиг посерьезнело, заставив девушку задохнуться, а в следующий момент он одним прыжком оказался рядом и повалил ее на землю. На автоматную очередь, проводившую их из разбитого окна дома, мужчина ответил двумя выстрелами из дробовика.
- Джон, хватит обниматься, едем! – весело позвал он.
Однако парень не торопился подниматься. Продолжая прижимать девушку к земле, он дождался, пока она откроет зажмуренные было глаза.
- Как вас зовут? – самым светским тоном осведомился он, глядя ей прямо в лицо.
- Джулия, - невозмутимо откликнулась девушка, вся робость которой куда-то подевалась после того, как он повалил ее на землю. И от того, что она совершенно не стеснялась такого плотного контакта, парню не хотелось подниматься слишком уж поспешно.
- Джо-он, - снова окликнул его мужчина, заметив какое-то шевеление в окне и делая еще один выстрел в ту сторону.
- Ну, меня, можно считать, тоже представили, - поднял брови парень. – Надеюсь, это, - кивнул он в сторону дома, из которого они вышли, – не тот дом, что вам нужен.
С этими словами он поднялся с земли и протянул руку девушке.
- Джулия, - повторил он, будто пробуя имя на вкус, хитрым взглядом окидывая поднявшуюся девушку.
Затем он пожал плечами, вероятно, отвечая каким-то своим мыслям, сел в машину и уехал. Джулия проводила их машину долгим взглядом, и если б мужчины могли видеть этот взгляд, они бы очень удивились его выражению – удовлетворению с оттенком пренебрежения.
Глава 2.Печальным
И я был таким
Становится сердце ребенка
Который не плачет
Хотя и ругают и бьют
(кажется, перевод какого-то японского стихотворения)
И я был таким
Становится сердце ребенка
Который не плачет
Хотя и ругают и бьют
(кажется, перевод какого-то японского стихотворения)
Майами, 48 часов назад
Человека, стоящего на крыше криминалистической лаборатории, небрежно опершись о перила, было несложно узнать даже издали по его рыжей шевелюре, казалось, впитавшей в себя яркий цвет жаркого флоридского солнца. А в его глазах отражалась насыщенная синева неба, и тени мятущихся мыслей проскальзывали там, словно тени бегущих в вышине облаков. Легкий ветерок чуть пошевеливал солнечные пряди. Небо все так же отражалось в глазах, небо, на которое он не смотрел. В глазах было небо. В душе был ад.
Но, даже если бы кто-то из коллег поднялся сейчас сюда, на крышу, он не заметил бы ничего особенного в поведении лейтенанта. Ему было не привыкать скрывать ото всех то, что творилось в душе. Ад был с ним всегда, просто сейчас в огонь под котлом, где томились его самые заветные мечты и стремления, как раз подбросили очередную порцию дров.
«Ты должен быть сильным! - твердо сказал он сам себе. – Ты мужчина. Борись!»
Слова всколыхнули дремлющую память, которую лучше было не будить, поскольку та охотно окатила его волной воспоминаний.
Нью-Йорк, 35 лет назад
- Вставай! – прикрикнул отец. – Ты мужчина! Вставай!
Горацио тяжело поднялся с пола и снова выставил перед собой руки.
- Вот так, - кивнул отец. – Ты должен быть сильным.
Первый удар был несерьезным, и Горацио легко его сблокировал. Второй удар последовал сбоку, уже сильнее, но его тоже было легко предугадать. Третий удар пришелся в плечо, уже распухшее за те полчаса, которые отец решил посвятить воспитанию сына. Мальчик вскрикнул и согнулся от боли, хватаясь за плечо, тут же получив удар ребром ладони по шее, заставивший его рухнуть на колени.
- Вставай! – отец рывком припечатал его к стене, ухватив за рубашку. – Будь мужчиной, а не сопливой девчонкой! – видя, что глаза сына наполняются слезами от боли в разбитом плече, зло выкрикнул он.
Горацио сделал шаг от стены на дрожащих ногах и снова выставил перед собой руки. Один удар, другой, пропущенный удар в живот заставил его упасть на пол, жадно глотая воздух широко открытым ртом.
- Вставай! – отец пнул мальчика по ногам. – Дерись! – следующий пинок уже целил по ребрам. Удары ногами стали еще сильнее и прицельнее, когда он увидел, что сын сжался в комок и не собирается сопротивляться. Теперь отец уже не делал вид, что учит сына защищаться, он просто бил, стараясь попасть как можно точнее, вымещая все, что скопилось за эту неделю. Он начинал входить в раж, Горацио хорошо научился чувствовать этот момент, когда отец начинал получать удовольствие от избиения, уже не прикрытого псевдо-воспитательными целями. Это называлось уроком по самозащите. И отец всегда делал вид, что не понимает, что тринадцатилетний худой нескладный подросток вряд ли сможет драться на равных со взрослым хорошо развитым мужчиной. Теперь урок приближался к своему логическому финалу.
Корчась на полу и стараясь защититься от наиболее жестоких и болезненных ударов, Горацио вдруг встретился взглядом с матерью. Женщина стояла в коридоре, изо всех сил вцепившись в косяк двери, закусив губу. Отец ее не видел за полуприкрытой дверью.
- Давай, поднимайся, дерись, будь мужчиной, - повторял отец, нанося удары, и Горацио видел, как мать вздрагивает при каждом слове, чуть подаваясь вперед, будто собираясь войти в комнату. Этого он допустить не мог. Как бы ни были болезненны такие уроки, мальчик никогда не кричал, потому что знал, услышав крик, мать придет и попытается остановить отца, и чем это для нее закончится, он тоже знал. А он готов был переносить такие уроки каждый день, лишь бы отец не поднимал руку на мать. Горацио чувствовал, что отец свирепеет от его молчания, но лишь крепче стискивал зубы. Снова взглянув на залитое слезами лицо матери, он понял, что та вот-вот не выдержит. Он знал, что делать. С внутренним стоном мальчик опустил руки, пропуская страшный удар в лицо.
На миг он потерял сознание, но цель была достигнута – увидев хлынувшую из разбитого носа кровь, отец остановился, тяжело дыша. Страх, промелькнувший в его глазах, тут же сменился наигранной недовольной гримасой, едва он увидел, что мальчик очнулся.
- Слабак, - презрительно процедил отец. – Ты никогда не научишься толком драться. Вставай! Ты мужчина, - продолжал он, грубо вздергивая сына на ноги. Горацио шатало, кровь из носа капала на рубашку. – Ты должен быть сильным! – продолжал твердить свое отец, таща его по коридору и швыряя в комнату. – Слабак, - еще раз повторил он с плохо скрываемым удовлетворением, заметив ненавидящий взгляд Рэя, и ушел, захлопнув дверь. «Вот из этого волчонка выйдет толк!» - довольно думал он о младшем сыне.
Едва за отцом закрылась дверь, Рэй откуда-то выхватил нож и кинулся следом. Горацио еле успел перехватить брата.
- Я убью его! – прошептал Рэй, садясь рядом с ним на пол.
- Хочешь крови? – устало спросил Горацио. Провел рукой по своему лицу и размазал свою кровь по губам брата. – На! – жестко сказал он. – Только чем ты лучше его в таком случае? – добавил мальчик, опираясь спиной на кровать. Ужасно хотелось лечь лицом вниз и отключиться, но сначала нужно было смыть кровь, а сил идти в ванную не было.
- Ну почему? – машинально лизнув губы и сморщившись, спросил Рэй. – Почему ты никогда не дашь ему сдачи? – он тронул брата за плечо и чуть не заплакал, когда Горацио зашипел и скривился от боли при прикосновении. – Я же видел, как ты дерешься с другими ребятами. Ты ведь можешь его убить…
- Нет, Рэй, - полуприкрыв глаза, тихо сказал Горацио. – Он наш отец. Он хочет нам добра, - странным тоном, будто пытаясь убедить в первую очередь самого себя, произнес он.
- Только не говори, что я должен его любить, - покачал головой Рэй. – Я его ненавижу!
- Ты же любишь маму? – утвердительно спросил Горацио. – А она любит отца, - не дожидаясь кивка брата, продолжил он. – По-моему, этого достаточно, чтобы терпеть его столько, сколько потребуется. Не думай о том, кого ты ненавидишь. Думай о том, кого любишь. И будет проще.
Горацио понимал, что сейчас он говорит сложные для ребенка вещи. Рэй слишком мал, чтобы представить, как тяжело им придется без отца. Ведь он зарабатывает деньги, на которые они живут. И считает, что раз он их содержит, то имеет право делать с ними, что захочет.
Вошла мать. Охнула, увидев лежащий между мальчиками нож и кровь на лице Рэя.
- Все в порядке, - поспешил заверить ее Горацио. – Рэй, отнеси нож обратно в кухню и умойся, - попросил он. Рэй торопливо выскользнул из комнаты.
- Горацио, - голос матери дрожал. Она смочила вату перекисью и принялась вытирать кровь с лица сына. Мальчик смотрел ей в лицо, и его глаза наполнялись слезами. Он знал, о чем она попросит: никому ничего не говорить. Он был готов на эту жертву, он приносил ее уже столько раз. Вернувшийся Рэй принес пакет со льдом и Горацио сунул его под рубашку, не сдержав стона. Мать села рядом и притянула голову сына к себе. И Горацио почувствовал влагу на своих щеках. Он плакал не от теперешней боли. А от того, что ей не предвиделось конца. Конечно, он ничего не скажет. Раз так нужно для того, чтобы они оставались семьей.
Майами, 44 часа назад
Горацио Кейн медленно опустился на колено. Трипп отвернулся в сторону, чтобы не видеть лица лейтенанта. Самому было не по себе, мать девочки еще билась в истерике в машине скорой, стоящей неподалеку, и все равно Фрэнку не хотелось смотреть на лицо Горацио. Слишком много боли. Трипп перевел взгляд на ребенка. Казалось, перед ними лежит изумительно сделанная кукла – точеные пальчики на раскинутых ручках, оборочки нежно-розового платьица, светлые кудряшки и голубые стеклянные глаза. Вот сейчас нажать на кнопку, кукла закроет и снова откроет глаза и пропищит «ма-ма». И небольшая красная дырочка на груди как раз и выглядит такой кнопкой, превратившей очаровательную трехлетнюю малышку в роскошную куклу.
Горацио наклонил голову набок и протянул руку, поправив загнувшийся воротничок платья. Выпрямился, и Фрэнк, не удержавшись, все же взглянул в его лицо. Так и есть – крепко сжатые губы и безжизненный взгляд ставших стальными глаз. Если обычно глаза лейтенанта вызывали ассоциации с небом, то сейчас больше напоминали море. Хмурое, свинцово-тяжелое море, готовое к страшному урагану.
- Туда, - кивнул Трипп на дом, из которого выскочили те, кто стрелял. Говорить не хотелось обоим, поэтому Горацио молча последовал за детективом.
- Видимо, сделка не состоялась, - глухо произнес Кейн, оглядывая лежащее поперек открытого ящика с оружием тело и изрешеченные стены. – Келли придется повозиться.
- М-да, - хмуро поддакнул Фрэнк. В комнате было как минимум два десятка стволов и около сотни пулевых отверстий. Работа криминалистам и вправду предстояла нелегкая.
- Что говорят соседи? – рассеянно оглядывая комнату, поинтересовался лейтенант.
- Мать с дочерью шли по тротуару, - достал записную книжку Трипп. – Из дома послышались выстрелы, выскочили три человека, отстреливаясь, добежали до машины.
- Машину разглядели? – вскинул голову Кейн.
- Вроде красный форд-эксплорер, - пожал плечами Фрэнк. – Один из соседских мальчишек видел цифры 5 и 8 в номере. Убегали трое мужчин, двое белых точно, насчет третьего показания расходятся – одни говорят, тоже белый, другие говорят, чернокожий.
- Негусто, - вдруг наклоняясь и поднимая что-то лежащее за тумбочкой, задумчиво проговорил Горацио.
- Что там? – заинтересовался Фрэнк.
- Там? – поднял брови Горацио. – Чья-то дорога в ад.
Фрэнк засопел, не понимая, что Кейн хотел сказать столь многозначительной метафорой. Горацио расправил грязно-белый комок, оказавшийся куском лейкопластыря, и предъявил Триппу начинку.
- Микрофон, - упирая в бока руки, неосознанно копируя позу Горацио в подобные моменты, выдохнул Фрэнк.
- Да, - коротко кивнув, подтвердил Кейн, вглядываясь в микрофон так пристально, будто хотел усилием воли прослушать сделанную этим микрофоном запись безо всякой аппаратуры.
Пенсакола, 1990 год.
- Что значит двадцать пять? – склонив голову и недобро прищурившись, угрожающе протянул мужчина. – Договаривались на двадцать.
- Надбавка за риск, - нагло заявил вертлявый темнокожий парень. – Нам не нравится твой компаньон. Мы его не знаем. Вдруг он коп?
- Спокойно, Джон, - придержал мужчина угрожающе двинувшегося было вперед парня. – Если бы он был копом, я был бы уже за решеткой, - попытался он вразумить оппонента.
- Или бери по двадцать пять, или проваливай, - темнокожий продавец сделал жест и двое охранников красноречиво взяли автоматы наизготовку.
Тот, кого мужчина назвал Джоном, не торопясь вынул пистолет. По сравнению с двумя автоматами пистолет выглядел несерьезно, но сосредоточенно-холодный взгляд парня придавал ему дополнительный вес. Ни у кого не возникало сомнений, что он способен перестрелять всех прежде, чем кто-то еще успеет нажать на курок.
- Знаешь, Трэйсер, - спокойно забирая чемодан с деньгами, раздумчиво сказал мужчина. – Уолтеру не понравится твоя манера ведения дел.
Продавец дернулся было, но парень повел стволом пистолета, нацеливая его в грудь продавцу, и тот счел за лучшее смолчать, взглянув в его дикие глаза. Мужчина с чемоданом окинул взглядом наведенные на них автоматы, презрительно развернулся к ним спиной и пошел к двери. Джон двинулся за ним, нацеливая пистолет по очереди на каждого из автоматчиков. Прикрыв за собой дверь, до последнего держа троицу под прицелом, парень метнулся в сторону, опасаясь выстрелов. Но их не последовало.
- Ходу, - хлопнул он по плечу мужчину с чемоданом, бегом направляясь к припаркованной у обочины машине.
- Давай за руль, - кивнул тот в ответ, усаживаясь на пассажирское сиденье.
Джон двинулся было вокруг машины, когда его окликнули.
- Извините, - блондинка чуть смущенно улыбнулась, заглядывая в какую-то бумагу. – Вы не скажете, где здесь дом 26 по Корвер-стрит?
- Хм, - развел руками парень, не преминув окинуть девушку оценивающим взглядом. – Увы, не знаю, мы…
Его слова перебил звон разлетевшегося стекла. Лицо парня вмиг посерьезнело, заставив девушку задохнуться, а в следующий момент он одним прыжком оказался рядом и повалил ее на землю. На автоматную очередь, проводившую их из разбитого окна дома, мужчина ответил двумя выстрелами из дробовика.
- Джон, хватит обниматься, едем! – весело позвал он.
Однако парень не торопился подниматься. Продолжая прижимать девушку к земле, он дождался, пока она откроет зажмуренные было глаза.
- Как вас зовут? – самым светским тоном осведомился он, глядя ей прямо в лицо.
- Джулия, - невозмутимо откликнулась девушка, вся робость которой куда-то подевалась после того, как он повалил ее на землю. И от того, что она совершенно не стеснялась такого плотного контакта, парню не хотелось подниматься слишком уж поспешно.
- Джо-он, - снова окликнул его мужчина, заметив какое-то шевеление в окне и делая еще один выстрел в ту сторону.
- Ну, меня, можно считать, тоже представили, - поднял брови парень. – Надеюсь, это, - кивнул он в сторону дома, из которого они вышли, – не тот дом, что вам нужен.
С этими словами он поднялся с земли и протянул руку девушке.
- Джулия, - повторил он, будто пробуя имя на вкус, хитрым взглядом окидывая поднявшуюся девушку.
Затем он пожал плечами, вероятно, отвечая каким-то своим мыслям, сел в машину и уехал. Джулия проводила их машину долгим взглядом, и если б мужчины могли видеть этот взгляд, они бы очень удивились его выражению – удовлетворению с оттенком пренебрежения.
@темы: Рэймонд Кейн, Фрэнк Трипп, "Лабиринт отражений", Джулия Винстон, Горацио Кейн