Глава 8.
Часть вторая. «Дежа вю».
Глава 8.
Человеческое восприятие – забавная штука.
Известно, что по правилам белый цвет – это сочетание всех цветов, а черный – отсутствие цвета. Но прислушайтесь к собственным ощущениям. Если вы представите себе белую комнату, какие ассоциации приходят вам на ум? Стерильная. Пустая. Правильно? Отсутствие запаха, вкуса, звуков. Отсутствие цвета. Парадокс.
Совсем другое дело – чернота, которая обычно плотно связана в нашем восприятии с темнотой, в которой могут таиться самые разные предметы, темнотой, насыщенной самыми разными звуками и запахами, темнотой, несущей в себе всю полноту жизни. Сколько бы нам не твердили, что чернота – это ничто, вакуум, отсутствие чего бы то ни было, в это почему-то совершенно не верится. Там есть всё, упрямо думаем мы, просто нам этого не видно, там скрыты от нашего взора, но, несомненно, есть и прекрасные, и ужасные вещи – кому что больше нравится.
Возможно, именно этот парадокс в какой-то мере объясняет нашу симпатию к отрицательным героям. Ведь стараниями писателей и художников в нашем сознании прочно закреплено соотношение: положительный герой – белый цвет, отрицательный герой – черный цвет. И, возможно, творцы сами попадают в вырытую ими же яму, делая в итоге положительных героев пресными, скучными и плоскими, а отрицательных – яркими и живыми. Ведь в черноте отрицательного героя, по нашему подсознательному убеждению, есть всё, в том числе, и всё самое лучшее, то, что должно было бы быть достоянием исключительно положительного героя.
***
Почему-то первым, что он ощутил, был привкус соли на губах. «Кровь?» - удивился он, машинально облизнув губы, и сморщился, потому что это была не кровь, а соль морской воды. Только теперь он понял, что его щека прижимается к мокрому, укатанному волнами песку. Набежавшая сзади волна окатила его с ног до головы, стирая последние сомнения. Отфыркиваясь, он поднял голову, и попытался вытереть лицо от налипшего песка, но из этого ничего не вышло – руки тоже были в мокром песке, и одежда, и волосы. Пришлось вставать, заходить в прибой и умываться соленой морской водой. Стало немного лучше. Он огляделся, пытаясь понять, где находится. Что-то подсказывало ему, что это один из знакомых, родных, можно сказать, пляжей Майами. Вот только как он здесь очутился?
Горацио потряс головой, так что с мокрых волос полетели брызги. Последнее воспоминание было о тяжелой плите, под которой он лежал, запахе дыма и ощущении безысходности, охватившем его. «Что это – амнезия? - размышлял Горацио. – Что-то не похоже. Я помню, кто я, помню, какое сегодня число, я помню все, кроме того, как я здесь очутился…» Горацио поежился от налетевшего порыва холодного ветра и только тут обратил внимание, что с его одеждой что-то не так. То, что она мокрая и вся в песке – это понятно, но одежда не его… Ну, может, и его, вроде все подходит, только он джинсы и кроссовки не носил уже … кхм, долго, в общем.
Он прислушался к своим ощущениям, пытаясь определить, все ли цело, и тут его ждало еще одно открытие. Чувствовал он себя даже более чем хорошо, как ни странно. «В определенном возрасте, если ты проснулся и у тебя ничего не болит, это значит, что ты умер», - мысленно ухмыльнулся Горацио. И, кстати о возрасте, лучше всего его ощущения можно описать словосочетанием «стал моложе». Да и в такой физической форме он уже давно не был. Решительно тряхнув головой, он отложил разрешение этих вопросов на будущее, решив пока заняться более насущными вопросами. Нужно было выбираться отсюда, так что Горацио перешел от «внутреннего осмотра» к внешнему.
Проверил свои карманы в надежде обнаружить какие-нибудь документы, но ничего не нашел. Ни документов, ни денег – вообще ничего. «Как же я до дома доберусь?» - призадумался он. Еще раз окинул себя взглядом и покачал головой. В темноте и издалека, может, и ничего страшного, а вот вблизи, он, должно быть, производит то еще впечатление – бомж-бомжом. В любом случае, надо убираться с пляжа, пока какой-нибудь патруль не подобрал. А то объясняй потом, что он тут делал в таком виде.
- Эй, парень, повернись-ка, - словно подслушав его мысли, окликнули со спины. – Медленно.
Он повернулся, разводя руки в стороны, демонстрируя мирные намерения, и зажмурился от резкого света направленного в лицо фонарика.
- Документы есть? – миролюбиво спросил патрульный. Мало ли, какая ночка выдалась у человека? Купаться в одежде – не преступление.
- Дома забыл, - как можно спокойнее ответил Кейн.
- Хм, - что-то в его виде не нравилось патрульному. – А ну-ка, дыхни.
Горацио выдохнул, понимая, что патрульного это не успокоит. И точно.
- А что ж это ты в одежде купаться решил, ежели трезвый? – хмурясь, подозрительно спросил патрульный, кладя руку на рукоять резиновой дубинки. Его напарник посветил фонариком на поверхность воды, затем осмотрел пляж, пытаясь найти следы того, чем тут занимался этот подозрительный субъект.
Горацио молчал, предоставляя патрульному самостоятельно придти к выводу о психической неполноценности человека, решившего на трезвую голову выкупаться ночью в одежде в холодном море.
- Имя-то у тебя есть? – снисходительно поинтересовался напарник патрульного, не обнаружив вокруг ничего подозрительного и открывая блокнот.
- Горацио Кейн, - с облегчением назвался Горацио, понимая, что сейчас патрульный запишет имя и отпустит его восвояси. Но вместо этого тот вдруг подозрительно переспросил, тоже хватаясь за дубинку:
- Как-как?
- Кейн, - повторил он. – Горацио Кейн.
- Давай-ка прокатимся в участок, - весь напрягшись, будто в ожидании взрыва со стороны задержанного, предложил патрульный. Его напарник, также настороженно поглядывая на Кейна, сделал шаг, заходя сзади.
- Да в чем дело? - понимая, что происходит что-то неладное, Горацио отступил на шаг назад.
Патрульные будто только этого и ждали. Тот, что зашел сзади, резким движением заломил руку Кейна за спину… В смысле, попытался это сделать. Горацио, по-кошачьи извернувшись, освободился от захвата, дернув полицейского за протянутую руку так, что тот проскочил мимо него и чуть не ткнулся носом в песок, и сам отскочил в сторону, собираясь дать деру от столь неадекватно отреагировавшего на его фамилию патруля, но тут же получил дубинкой по ребрам. В следующую секунду он уже лежал лицом в песок, а полицейский, жестоко заломив ему руки за спину, застегивал наручники. Его напарник, неудачно начавший этот арест, помог поднять Кейна на ноги.
- Не дури, парень, - пригрозил он, демонстративно держа наготове дубинку. – Не навешивай на себя сопротивление при аресте. Доедем до участка, установим личность. Если ты просто неудачно пошутил, то пойдешь домой. А если ты и правда Кейн, - полицейский сплюнул, - то смирись, ты попался и на сей раз смертной казни тебе не избежать. Попытаешься бежать – пристрелю, усвоил?
- Подождите, - замотал головой Горацио, окончательно переставший понимать происходящее. – Какая смертная казнь? Я – лейтенант Горацио Кейн, СиЭсАй, полиция Майами-дейд…
- Слыхал? - фыркнул патрульный, кивая на Кейна. Напарник усмехнулся, укоризненно покачав головой. – А имечко-то какое придумал! Ладно, пошли, умник, в участке разберутся, кто ты.
Как во сне, крепко придерживаемый за локти с двух сторон, увязая в песке и пару раз чуть не упав из-за того, что идти со скованными сзади руками было ужасно неудобно, Горацио дошел до патрульной машины; полицейский открыл дверцу и усадил Кейна на заднее сиденье, привычно придержав голову задержанного. Сидеть с завернутыми назад руками тоже было неудобно.
Горацио чуть приспустился на сиденье, откинув голову на спинку. Машинально он отметил, что полицейский, севший на пассажирское сиденье, расстегнул кобуру пистолета и пристально следит за каждым его движением, всем своим видом показывая, что от человека по фамилии Кейн он ожидает всего, и то, что задержанный совершенно, - ну, почти, - не сопротивляется, его не проведет. Горацио прикрыл глаза и постарался расслабиться, чему изрядно мешали наручники. «Что бы не вообразили себе эти патрульные, в участке все выяснится», - попытался уговорить он сам себя, но мерзкое ощущение внутри не давало успокоиться этой мыслью. Что-то было не так во всем происходящем, чтобы можно было спокойно ждать продолжения. Задумавшись, он пропустил начало разговора патрульных и очнулся, лишь когда услышал знакомые слова.
- … лейтенанта не знаю, что ли? – с усмешкой говорил водитель. – Такую задницу и захочешь, не забудешь!
- Да уж, - понимающе хмыкнул напарник.
- Я еще Меган застал, - с теплотой в голосе продолжал водитель. – У нее мужа убили, она на полгода в отпуск ушла, короче, лейтенантской должности лишилась, а потом хотела вернуться, - он осуждающе покачал головой, - пусть даже простым криминалистом, так этот засранец ей такую атмосферу создал, что девочка через неделю вообще в отставку ушла.
Горацио лишь ошалело хлопал глазами. Меган Доннер? Через неделю? Какого черта?!
- Повезло ребяткам с начальством, - скривил рот его напарник. – Работать под началом Рика Стетлера – я бы застрелился!
Риккардо Стетлер – лейтенант в лаборатории. «А я тогда кто?» - захотелось спросить Кейну. Но он ничего не сказал, лишь откинул голову дальше, устремляя взгляд ввысь через заднее стекло, будто пытаясь убедиться – а небо по-прежнему сверху и по-прежнему синее? Но за стеклом была темнота, в которой неясно где верх и где низ, в какой стороне взойдет солнце и какого оно будет цвета.
Горацио казалось, что в нем перегорел какой-то предохранитель, отключивший все чувства и мысли. Самое неприятное во всем этом было то, что у Горацио не было почему-то ни малейших сомнений, что это действительно реальность, а не сон и не бред. Он просто это знал, знал – и все. Вот только, похоже, это была какая-то другая реальность.
***
То, что он недооценил собственные возможности, Горацио понял всего через десять минут после приезда в участок. После того, что он услышал по дороге, ему казалось, что он уже не может больше удивляться, как бы сильно все то, что происходит здесь, не отличалось бы от привычного порядка вещей. Его провели в комнату для допросов, усадили на стул, даже и не подумав снять наручники, и вышли, оставив в одиночестве созерцать свое отражение в зеркальной стене. Первые мысли Горацио были о том, что комната для допросов вызывает совсем разные ощущения в зависимости от того, с какой стороны стола ты находишься. Затем его взгляд упал на собственное отражение в зеркале. Несколько секунд Кейн заторможенно разглядывал свою физиономию, слегка выпачканную в песке, пытаясь понять, что же с ней не так. Потом вспомнил свои ощущения на пляже и понял – он действительно выглядит моложе. Ненамного, на три-четыре года.
От самосозерцания Горацио оторвал вошедший парень с криминалистическим чемоданчиком в руках. Прекрасно ему знакомый парень, как всегда, немного хмурый, как всегда, слегка небритый, как всегда, в какой-то свободной одежде. Совершенно живой.
- Тим… - прошептал Горацио, чувствуя сильнейшее желание хлопнуться в обморок, осталось только выбрать, от удивления или от радости. Или от того и от другого вместе.

Глава 8.
Человеческое восприятие – забавная штука.
Известно, что по правилам белый цвет – это сочетание всех цветов, а черный – отсутствие цвета. Но прислушайтесь к собственным ощущениям. Если вы представите себе белую комнату, какие ассоциации приходят вам на ум? Стерильная. Пустая. Правильно? Отсутствие запаха, вкуса, звуков. Отсутствие цвета. Парадокс.
Совсем другое дело – чернота, которая обычно плотно связана в нашем восприятии с темнотой, в которой могут таиться самые разные предметы, темнотой, насыщенной самыми разными звуками и запахами, темнотой, несущей в себе всю полноту жизни. Сколько бы нам не твердили, что чернота – это ничто, вакуум, отсутствие чего бы то ни было, в это почему-то совершенно не верится. Там есть всё, упрямо думаем мы, просто нам этого не видно, там скрыты от нашего взора, но, несомненно, есть и прекрасные, и ужасные вещи – кому что больше нравится.
Возможно, именно этот парадокс в какой-то мере объясняет нашу симпатию к отрицательным героям. Ведь стараниями писателей и художников в нашем сознании прочно закреплено соотношение: положительный герой – белый цвет, отрицательный герой – черный цвет. И, возможно, творцы сами попадают в вырытую ими же яму, делая в итоге положительных героев пресными, скучными и плоскими, а отрицательных – яркими и живыми. Ведь в черноте отрицательного героя, по нашему подсознательному убеждению, есть всё, в том числе, и всё самое лучшее, то, что должно было бы быть достоянием исключительно положительного героя.
***
Почему-то первым, что он ощутил, был привкус соли на губах. «Кровь?» - удивился он, машинально облизнув губы, и сморщился, потому что это была не кровь, а соль морской воды. Только теперь он понял, что его щека прижимается к мокрому, укатанному волнами песку. Набежавшая сзади волна окатила его с ног до головы, стирая последние сомнения. Отфыркиваясь, он поднял голову, и попытался вытереть лицо от налипшего песка, но из этого ничего не вышло – руки тоже были в мокром песке, и одежда, и волосы. Пришлось вставать, заходить в прибой и умываться соленой морской водой. Стало немного лучше. Он огляделся, пытаясь понять, где находится. Что-то подсказывало ему, что это один из знакомых, родных, можно сказать, пляжей Майами. Вот только как он здесь очутился?
Горацио потряс головой, так что с мокрых волос полетели брызги. Последнее воспоминание было о тяжелой плите, под которой он лежал, запахе дыма и ощущении безысходности, охватившем его. «Что это – амнезия? - размышлял Горацио. – Что-то не похоже. Я помню, кто я, помню, какое сегодня число, я помню все, кроме того, как я здесь очутился…» Горацио поежился от налетевшего порыва холодного ветра и только тут обратил внимание, что с его одеждой что-то не так. То, что она мокрая и вся в песке – это понятно, но одежда не его… Ну, может, и его, вроде все подходит, только он джинсы и кроссовки не носил уже … кхм, долго, в общем.
Он прислушался к своим ощущениям, пытаясь определить, все ли цело, и тут его ждало еще одно открытие. Чувствовал он себя даже более чем хорошо, как ни странно. «В определенном возрасте, если ты проснулся и у тебя ничего не болит, это значит, что ты умер», - мысленно ухмыльнулся Горацио. И, кстати о возрасте, лучше всего его ощущения можно описать словосочетанием «стал моложе». Да и в такой физической форме он уже давно не был. Решительно тряхнув головой, он отложил разрешение этих вопросов на будущее, решив пока заняться более насущными вопросами. Нужно было выбираться отсюда, так что Горацио перешел от «внутреннего осмотра» к внешнему.
Проверил свои карманы в надежде обнаружить какие-нибудь документы, но ничего не нашел. Ни документов, ни денег – вообще ничего. «Как же я до дома доберусь?» - призадумался он. Еще раз окинул себя взглядом и покачал головой. В темноте и издалека, может, и ничего страшного, а вот вблизи, он, должно быть, производит то еще впечатление – бомж-бомжом. В любом случае, надо убираться с пляжа, пока какой-нибудь патруль не подобрал. А то объясняй потом, что он тут делал в таком виде.
- Эй, парень, повернись-ка, - словно подслушав его мысли, окликнули со спины. – Медленно.
Он повернулся, разводя руки в стороны, демонстрируя мирные намерения, и зажмурился от резкого света направленного в лицо фонарика.
- Документы есть? – миролюбиво спросил патрульный. Мало ли, какая ночка выдалась у человека? Купаться в одежде – не преступление.
- Дома забыл, - как можно спокойнее ответил Кейн.
- Хм, - что-то в его виде не нравилось патрульному. – А ну-ка, дыхни.
Горацио выдохнул, понимая, что патрульного это не успокоит. И точно.
- А что ж это ты в одежде купаться решил, ежели трезвый? – хмурясь, подозрительно спросил патрульный, кладя руку на рукоять резиновой дубинки. Его напарник посветил фонариком на поверхность воды, затем осмотрел пляж, пытаясь найти следы того, чем тут занимался этот подозрительный субъект.
Горацио молчал, предоставляя патрульному самостоятельно придти к выводу о психической неполноценности человека, решившего на трезвую голову выкупаться ночью в одежде в холодном море.
- Имя-то у тебя есть? – снисходительно поинтересовался напарник патрульного, не обнаружив вокруг ничего подозрительного и открывая блокнот.
- Горацио Кейн, - с облегчением назвался Горацио, понимая, что сейчас патрульный запишет имя и отпустит его восвояси. Но вместо этого тот вдруг подозрительно переспросил, тоже хватаясь за дубинку:
- Как-как?
- Кейн, - повторил он. – Горацио Кейн.
- Давай-ка прокатимся в участок, - весь напрягшись, будто в ожидании взрыва со стороны задержанного, предложил патрульный. Его напарник, также настороженно поглядывая на Кейна, сделал шаг, заходя сзади.
- Да в чем дело? - понимая, что происходит что-то неладное, Горацио отступил на шаг назад.
Патрульные будто только этого и ждали. Тот, что зашел сзади, резким движением заломил руку Кейна за спину… В смысле, попытался это сделать. Горацио, по-кошачьи извернувшись, освободился от захвата, дернув полицейского за протянутую руку так, что тот проскочил мимо него и чуть не ткнулся носом в песок, и сам отскочил в сторону, собираясь дать деру от столь неадекватно отреагировавшего на его фамилию патруля, но тут же получил дубинкой по ребрам. В следующую секунду он уже лежал лицом в песок, а полицейский, жестоко заломив ему руки за спину, застегивал наручники. Его напарник, неудачно начавший этот арест, помог поднять Кейна на ноги.
- Не дури, парень, - пригрозил он, демонстративно держа наготове дубинку. – Не навешивай на себя сопротивление при аресте. Доедем до участка, установим личность. Если ты просто неудачно пошутил, то пойдешь домой. А если ты и правда Кейн, - полицейский сплюнул, - то смирись, ты попался и на сей раз смертной казни тебе не избежать. Попытаешься бежать – пристрелю, усвоил?
- Подождите, - замотал головой Горацио, окончательно переставший понимать происходящее. – Какая смертная казнь? Я – лейтенант Горацио Кейн, СиЭсАй, полиция Майами-дейд…
- Слыхал? - фыркнул патрульный, кивая на Кейна. Напарник усмехнулся, укоризненно покачав головой. – А имечко-то какое придумал! Ладно, пошли, умник, в участке разберутся, кто ты.
Как во сне, крепко придерживаемый за локти с двух сторон, увязая в песке и пару раз чуть не упав из-за того, что идти со скованными сзади руками было ужасно неудобно, Горацио дошел до патрульной машины; полицейский открыл дверцу и усадил Кейна на заднее сиденье, привычно придержав голову задержанного. Сидеть с завернутыми назад руками тоже было неудобно.
Горацио чуть приспустился на сиденье, откинув голову на спинку. Машинально он отметил, что полицейский, севший на пассажирское сиденье, расстегнул кобуру пистолета и пристально следит за каждым его движением, всем своим видом показывая, что от человека по фамилии Кейн он ожидает всего, и то, что задержанный совершенно, - ну, почти, - не сопротивляется, его не проведет. Горацио прикрыл глаза и постарался расслабиться, чему изрядно мешали наручники. «Что бы не вообразили себе эти патрульные, в участке все выяснится», - попытался уговорить он сам себя, но мерзкое ощущение внутри не давало успокоиться этой мыслью. Что-то было не так во всем происходящем, чтобы можно было спокойно ждать продолжения. Задумавшись, он пропустил начало разговора патрульных и очнулся, лишь когда услышал знакомые слова.
- … лейтенанта не знаю, что ли? – с усмешкой говорил водитель. – Такую задницу и захочешь, не забудешь!
- Да уж, - понимающе хмыкнул напарник.
- Я еще Меган застал, - с теплотой в голосе продолжал водитель. – У нее мужа убили, она на полгода в отпуск ушла, короче, лейтенантской должности лишилась, а потом хотела вернуться, - он осуждающе покачал головой, - пусть даже простым криминалистом, так этот засранец ей такую атмосферу создал, что девочка через неделю вообще в отставку ушла.
Горацио лишь ошалело хлопал глазами. Меган Доннер? Через неделю? Какого черта?!
- Повезло ребяткам с начальством, - скривил рот его напарник. – Работать под началом Рика Стетлера – я бы застрелился!
Риккардо Стетлер – лейтенант в лаборатории. «А я тогда кто?» - захотелось спросить Кейну. Но он ничего не сказал, лишь откинул голову дальше, устремляя взгляд ввысь через заднее стекло, будто пытаясь убедиться – а небо по-прежнему сверху и по-прежнему синее? Но за стеклом была темнота, в которой неясно где верх и где низ, в какой стороне взойдет солнце и какого оно будет цвета.
Горацио казалось, что в нем перегорел какой-то предохранитель, отключивший все чувства и мысли. Самое неприятное во всем этом было то, что у Горацио не было почему-то ни малейших сомнений, что это действительно реальность, а не сон и не бред. Он просто это знал, знал – и все. Вот только, похоже, это была какая-то другая реальность.
***
То, что он недооценил собственные возможности, Горацио понял всего через десять минут после приезда в участок. После того, что он услышал по дороге, ему казалось, что он уже не может больше удивляться, как бы сильно все то, что происходит здесь, не отличалось бы от привычного порядка вещей. Его провели в комнату для допросов, усадили на стул, даже и не подумав снять наручники, и вышли, оставив в одиночестве созерцать свое отражение в зеркальной стене. Первые мысли Горацио были о том, что комната для допросов вызывает совсем разные ощущения в зависимости от того, с какой стороны стола ты находишься. Затем его взгляд упал на собственное отражение в зеркале. Несколько секунд Кейн заторможенно разглядывал свою физиономию, слегка выпачканную в песке, пытаясь понять, что же с ней не так. Потом вспомнил свои ощущения на пляже и понял – он действительно выглядит моложе. Ненамного, на три-четыре года.
От самосозерцания Горацио оторвал вошедший парень с криминалистическим чемоданчиком в руках. Прекрасно ему знакомый парень, как всегда, немного хмурый, как всегда, слегка небритый, как всегда, в какой-то свободной одежде. Совершенно живой.
- Тим… - прошептал Горацио, чувствуя сильнейшее желание хлопнуться в обморок, осталось только выбрать, от удивления или от радости. Или от того и от другого вместе.
@темы: Тим Спидл, "За поворотом", Горацио Кейн