Сто лет одиночества. Часть четвертая. Двум смертям не бывать (глава 52)

[universe-Tinka1976]

Глава 52.

Глава 52.

Кристина дождалась, пока дыхание мужа перестанет походить на всхлипы, и осторожно высвободилась из-под него. Горацио распластался, крепко прижимаясь щекой к мокрой жеваной простыне, и у Кристины возникло подозрение, что ему просто страшно открывать глаза. Возможно, он даже стыдится своей слабости. Она улыбалась, вытирая его лицо влажной салфеткой. Ей не составит труда напомнить, что отдаваться ее заботе может быть весьма приятно.
– Я знаю, ты меня слышишь, – целуя мужа в висок, шепнула Кристина. – Все хорошо, я сейчас вернусь, просто полежи немного.
Она быстро сполоснулась, налила в таз воды, прихватила полотенце, банную простыню и необходимые медикаменты. Вернувшись в комнату, она застала Горацио в той же позе. Отметины от ногтей на его спине припухли и покраснели, сбоку на шее проступали два характерных ожога от контактов электрошокера. Кристина намочила полотенце, протерла спину и ноги мужа, смывая пот, промокнула кожу банной простыней, словно купала ребенка, смазала ожоги и промыла отметины от ногтей обеззараживающим раствором. Горацио дернул плечом и что-то жалобно промычал.
– Не капризничай, – сказала Кристина, легонько дуя на ранки. – Надо было сразу обработать, уже зажило бы все. Но ты ж постеснялся.
Она перевернула его, протерла заново смоченным полотенцем, обработала порезы и укусы, нашла и помогла надеть чистую футболку, поменяла простынь на кровати. Делая все это, Кристина внимательно наблюдала за Горацио, пытаясь понять, что сейчас происходит у него в голове, но похоже было, что он совершенно опустошен и ни на какие мысли его просто не хватает. Заметив, что вдох становится затрудненным, а вокруг губ собирается нехорошая синева, Кристина ввела Горацио кардиостимулятор, мысленно упрекнув себя, что чуть не пропустила момент. С одной стороны, то, что они делали, было необходимо, а с другой – интенсивная физическая нагрузка при условии общего психического и физического истощения могла выйти боком.
Убедившись, что Горацио уснул, Кристина спустилась вниз, вскипятила чайник, быстро перекусила сама и поднялась наверх с чашкой чая и свежей булочкой, решив, что лучше будет разбудить мужа, чтобы он хоть немного поел. Но, когда она входила в комнату, ей показалось, что Горацио поспешно закрыл глаза.
– Симулянт, – негромко сказала она. – Я все видела. Открывай рот.
Горацио виновато взглянул на нее, заставив мысленно выругаться. Идиотка, никаких обвинений, даже шуточных!
– Милый, рот ниже, – ласково, словно разговаривая с ребенком, продолжила Кристина, пытаясь таким образом вернуть ему ощущение защищенности. – Ну, давай, ам, – она открыла рот, так же, как когда кормила Джошуа, и Горацио, непроизвольно улыбнувшись, тоже приоткрыл рот.
– А пошире? – попросила Кристина.
Горацио послушно выполнил просьбу, и Кристина вложила ему в рот кусок мягкого хлеба, предварительно окунув его в чашку. Такая еда не требовала усилий при глотании, и Кристине удалось без проблем скормить мужу всю булочку. Горацио допил сладкий чай, и Кристина с облегчением заметила, что его щеки порозовели. Но теперь, вместо того чтобы заснуть, Горацио внимательно наблюдал, как она мажет и бинтует ему запястья. Поцеловал ей руку, когда она закончила.
– Милый, прости, я не могу понять, – призналась Кристина, посидев немного рядом, прислушиваясь к себе в надежде понять, что же она упустила, почему он не может уснуть. – Где болит?
На лице Горацио отразилось легкое замешательство, затем он отрицательно покачал головой.
– Тогда почему ты не даешь себе заснуть? – спросила Кристина, ласково гладя его по щеке.
Замешательство на лице Горацио еще усилилось, Кристине даже показалось, что он вновь борется с чувством вины.
– Я засну, и ты уйдешь? – наконец выдавил он.
Кристина аж прыснула от неожиданности, прикрыла лицо рукой, прикусывая губу. Бедняга. Сил на объяснения нет, а страх проснуться уже одному – как это бывало – слишком велик. Ну, это-то можно легко исправить.
– Вот оно в чем дело, – сказала она, обходя кровать и скидывая халат. Под халатом была легкая ночная сорочка на тонких лямочках. Горацио недоверчиво проследил, как Кристина забралась под одеяло рядом с ним. – Иди сюда, – мягко позвала она.
Повторять не пришлось, Горацио перевернулся, обнимая ее, прижимаясь всем телом.
– Теперь хорошо? – обняла его Кристина.
– Хорошо, – согласился Горацио, вжимаясь щекой в ее плечо.
Кажется, он уснул раньше, чем договорил. Кристина со вздохом покачала головой, тронула губами лоб Горацио, ласково провела по его щеке и повыше подтянула одеяло – ветер поменялся, и из приоткрытого окна довольно ощутимо тянуло свежестью. Оглядела оставшийся в спальне беспорядок – профессиональная привычка, во время операции на уборку не отвлекаться. Заглянула Горацио в лицо – кажется, он спал очень крепко, но Кристина не хотела проверять, проснется ли он, если она встанет, чтобы убраться. Сон ему сейчас был жизненно необходим – и телу, и психике. Чем дольше, тем лучше. Конечно, когда он проснется, предстоит еще один достаточно ответственный этап: довести до него на уровне сознания все то, что он наверняка уже воспринял на бессознательном уровне.
Кристина лежала, прижимаясь щекой к волосам Горацио, обнимая и поглаживая его, неожиданно остро осознав, что едва не опоздала. Если бы она приехала еще на сутки позже – неизвестно, чем бы закончилось дело. Горацио, по всей видимости, мало спал и почти не ел последние несколько дней. Плюс электрошок. Плюс вероятное применение каких-то наркотических препаратов. Сильная психологическая встряска.
Чуть не случившаяся потеря заставляла испытывать чуть горчащее счастье от одной только возможности обнимать мужа и слушать его ровное сонное дыхание.
Кристина дремала, когда у Горацио начался кошмар. Проснулась, лишь услышав тихий стон. Развернула мужа на спину, потрясла за плечо, позвала. Горацио дергался и хрипел, но не реагировал на попытки его разбудить. Справившись с мгновенным холодком страха, Кристина решила бороться не с самим сном, а лишь с кошмаром: снова обняла мужа, целуя, гладя и нашептывая успокоительное:
– Иди ко мне, Горацио. Это сон, это неправда. Иди ко мне. Иди сюда. Я здесь. Не бойся, я не дам тебя в обиду. Это сон, только сон. Иди сюда.
Это подействовало. Горацио вздрогнул, напугав ее на миг прервавшимся дыханием, и обмяк, снова прижимаясь щекой к ее плечу и погружаясь в спокойный сон. Кристина некоторое время чуть покачивалась, баюкая его, а сама пыталась преодолеть слепящее бешенство в адрес женщины, заставившей Горацио переживать все это. На секунду ей даже захотелось, чтобы этой ночью была предпринята новая попытка, предоставив Кристине возможность лично расправиться с насильницей.
Но остаток ночи прошел спокойно. Едва рассвело, к ним в спальню пришел Джошуа, и пришлось спуститься вниз. На всякий случай Кристина принесла из комнаты сына транслятор детского монитора, хотя была уверена, что Горацио чувствует себя неплохо, а его сон достаточно спокоен и крепок.
Они как раз закончили с завтраком, когда в дверь позвонили.
– О, слава богу, – выдохнула Келли, увидев ее. На лицах Эрика и Райана было написано примерно такое же облегчение.
– Доброе утро, – поздоровалась Кристина. Прищурилась, заметив в руках у Эрика кобуру с пистолетом, удостоверение, знакомый значок и лист бумаги. – Что стряслось?
– Раз ты здесь, вероятно, ничего страшного… – Келли замялась. – Я… Горацио в порядке?
– Ему было нехорошо ночью, так что пару дней он побудет дома, – как можно спокойнее сказала Кристина.
– Ну, в общем, мы пойдем, – выразительно глянув на Келли, извиняющимся тоном проговорил Эрик, протягивая Кристине свою ношу.
– Зайдешь? – спросила Кристина у Келли, видя, что та не торопится прощаться вслед за коллегами.
Келли кивнула. Кристина провела ее в сад, заглянув мимоходом в гостиную и убедившись, что мультфильм интересует Джошуа больше, чем ранние гости.
Келли прищурилась, выразительно глядя на детский монитор, захваченный Кристиной, но та сделала вид, что не понимает намека. Разгладила в волнении смятый Эриком лист, пробежала глазами прошение об отставке, подавила новый приступ запоздалого страха. Нет, Горацио не думал о самоубийстве, утром Кристина обнаружила собранную дорожную сумку в коридоре. Но, вероятно, Келли боялась именно этого. Интересно, почему?
– Просто расскажи все, что тебе известно, – предложила Кристина.
– Хорошо, – со вздохом согласилась Келли. – Но я хочу тебя заверить, что…
– Кел, мне не нужны заверения, – перебила ее Кристина. – Мне нужны только факты.
– Ладно, – снова вздохнула Келли. – Ее звали Дженни.
– Звали? – сузила глаза Кристина.
– Да, – кивнула Келли. – Прошлой ночью ее застрелил полицейский из Лос-Анджелеса, во время… нападения на…
– Очень хорошо, – сказала Кристина. Если насильница мертва, это многое делает проще. – Но я хочу знать, что было на самом деле, а не то, что ты напишешь в рапорте, – жестко добавила она.
– Извини, – смутилась Келли. Покраснела, но продолжила. – У нас тут была небольшая заварушка. Сначала мы думали, что эта женщина была свидетельницей преступления. Но во время допроса там, в отеле, она напоила Горацио джи-эйч-би и… в общем, переспала с ним, – Келли опустила глаза. – Но это не…
– Келли, – снова одернула ее Кристина. Чужие оправдания были ей абсолютно неинтересны. – Это не все.
– Да. Кажется, на следующую ночь она напала снова, но я не знаю деталей.
«Я знаю, – мысленно вставила Кристина. – Проникла в дом, связала, изнасиловала еще раз».
– А позавчера она как-то пробралась в его машину, оглушила электрошоком, вывезла на пляж и… Она убивала по всей стране, но Горацио решила «забрать себе». Считала, что он привыкнет и полюбит ее. Кристина, поверь, это все было против его воли, – снова не выдержала Келли.
Кристина глубоко вздохнула, унимая раздражение. Вот так всегда. Вместо того, чтобы своим отношением дать человеку надежду, что произошедшее будет воспринято адекватно, создадут у него чувство вины, а сами будут играть в защитников, выпрашивая для него прощение. Да за что его прощать-то?
– Я сама разберусь, во что мне верить, хорошо? – сказала она вслух. – У тебя были основания полагать, что он покончит с собой, или это необоснованный страх?
– Ну… – Келли даже растерялась. – Знаешь, тут твоя соседка так потеряла мужа.
– Кто?
– Миссис Брюмер.
– Стефани? Джейсон покончил с собой? Это… – Кристина покачала головой, выражая недоверие к правдоподобности такого сценария.
– Она… заключила пари с соседкой, Мирой Норд, что та не сможет его соблазнить. А та схитрила, напоила джи-эйч-би, да и подделала улики «измены», – пояснила Келли. – Миссис Брюмер, недолго думая, подала на развод и собиралась запретить ему видеться с детьми.
– Черт.
Кристина порывисто встала, подошла к окну в гостиную, наблюдая за сыном. Ну, разумеется, Горацио в том состоянии, в котором он находился, был не способен мыслить критично, и просто перетащил ситуацию на себя целиком, как если бы она уже поступила точно так же. Да он мог схлопотать сердечный приступ от одной только мысли, что ему запретят видеться с сыном! Радовало только то, что Горацио, по всей видимости, не сдался, он явно собирался уезжать, то есть собирался бороться. А отставка… Неужели он нашел письма? Кристина поморщилась. Если ко всему этому прибавилось еще и подозрение, что она может остаться в Канаде…
– Спасибо тебе за информацию, – кивнула она, вернувшись к Келли. – Извини, что я так с тобой сегодня, но сейчас не самое подходящее время для дружеских посиделок. Запиши мой новый номер, созвонимся как-нибудь потом.
– А…
Келли взглянула на листок с прошением об отставке.
– Я с ним поговорю, – улыбнулась Кристина. – Вполне возможно, что он изменит свое решение.

***

День покатился привычно и неспешно. Кристина разрешила Джошуа играть в гостиной и даже сама поучаствовала в процессе, строя целый город из кубиков и разноцветных конструкторов. Очень обрадовалась, заметив, что сын не кричит сразу, что она делает «не так», а сначала наблюдает, что у нее получится. Этим поездка в Канаду полностью «окупилась» с точки зрения Кристины, несмотря на испорченные отношения с ректором и денежную неустойку, которую, вероятно, придется выплатить.
Правда, другое «последствие» этой поездки не позволяло считать ее в целом успешной. После ухода Келли Кристина убрала пистолет и жетон мужа, поднялась наверх и долго смотрела, как он спит. Три ночи все более жестокого насилия, страх, чувство вины и отчаяние, дополнительное давление внешних обстоятельств – Горацио прошел настоящий ад. Но здравый смысл настаивал, что все могло бы быть еще хуже, если бы они остались здесь. Эта женщина убивала по всей стране. Если ее переклинило на Горацио, как некогда Кристофера переклинило на Кристине, что помешало бы ей убрать их с дороги? А сейчас не все потеряно. Если Горацио вспомнит, ощутит, что он не один – справиться с посттравматическим стрессом будет намного легче.
Горацио проснулся и спустился вниз как раз к обеду. По отсутствию бинтов на запястьях, свежей рубашке и чисто выбритому лицу Кристина поняла, что он привел себя в порядок, и порадовалась, что один из важных пунктов «реабилитационной программы» уже выполнен. Джошуа тут же пожелал забраться к отцу на колени, и родители позволили ему эту вольность. Малыш вертелся, начинал рассказывать о наиболее ярких впечатлениях, потом стал показывать, как он ест сам, потом заметил, что отец не притронулся к своей тарелке и начал кормить его…
Кристина не одергивала Джошуа, даже когда ей стало казаться, что малыш слишком разошелся. Горацио явно был в счастливом ступоре, обнимая сына, дыша его рыжей макушкой, и Кристина полагала, что непосредственность ребенка поможет ему быстрее поверить в реальность происходящего, отбросив надуманные страхи. Укладывать сына спать, разумеется, тоже отправился Горацио.
Кристина навела порядок, подумала – и не стала подниматься. Села на свое излюбленное место в гостиной, открыла первую попавшуюся книжку – чем привычнее будет картина, тем лучше.
Шаги Горацио были столь неуверенны, что Кристина отложила книжку и приглашающе похлопала по дивану рядом с собой. Муж подошел, сел, сложив руки, опустил взгляд, рассматривая свои ладони.
– Если ты не хочешь, мы можем поговорить завтра, – предложила Кристина.
Горацио качнул головой.
– Дай руку, пожалуйста, – она протянула руку ладонью вверх. Ее рука остановилась между ними, обозначая неприкосновенность личного пространства Горацио. – Не знаешь, с чего начать? – сочувственно спросила Кристина, поглаживая его руку, беспрекословно вложенную в ее ладонь.
– Да, – кивнул Горацио, не поднимая взгляда. – Наверное, нужно начать с того, что я все равно прошу прощения, хотя уже получил его.
Кристина слегка нахмурилась. С одной стороны, Горацио явно чувствовал, что происходящее не укладывается в его схему, но, с другой стороны, объяснить это себе он пытается все в тех же рамках «вина-прощение».
– Милый, а напомни-ка, за что я тебя должна простить?
– За… – Горацио запнулся. – За измену, – все же выговорил он. Склонил голову набок, поставив домиком брови и внимательно вглядываясь в лицо Кристины.
– Ты мне изменил? – подняла брови Кристина.
Горацио растерянно смотрел ей в лицо.
– Ты получила запись? – осторожно спросил он.
– Да, – кивнула Кристина. – В субботу утром. Мы вылетели первым же рейсом. Но наш самолет посадили в Атланте. Ураган. Пришлось нанимать машину.
– А что было на этой записи? – непонимающе переспросил Горацио.
– На этой записи ты занимался сексом с неизвестной мне женщиной, – спокойно и терпеливо ответила Кристина, избегая пока давать какую-то оценку этому факту.
– Кристина, я не понимаю…
– Я вижу, что ты не понимаешь, – кивнула Кристина. – Ты здорово запутался, милый.
– А ты можешь мне объяснить? – попросил Горацио.
– Ну, я попробую, – чуть прищурилась Кристина. – Давай представим себе ситуацию. Мужчина дает женщине наркотик и занимается с ней сексом. Как это называется?
– Изнасилование, – чуть пожал плечами Горацио.
– А почему, если наоборот, то это измена? – спросила Кристина.
Горацио молчал.
– Ты просишь прощения, – продолжила Кристина. – Горацио, я не могу… – она сделала паузу, и он испуганно вскинул глаза. – Я не могу воспринимать это все как измену. Когда двое занимаются сексом по обоюдному согласию, и кто-то из них женат – это измена. Если кто-то не был согласен, и не важно, женщина ли это или мужчина, – это изнасилование.
– Я не хотел, но я никак не смогу это доказать, – пожал плечами Горацио.
– Кому? – быстро спросила Кристина. – Мне? Или себе?
Вопрос достиг цели. Та схема восприятия, в которой увяз Горацио, дала трещину и зашаталась. Он зашатался тоже, неловко повалился боком на диван, утыкаясь лицом в колени Кристины. Кристина подобрала под себя ноги, делая из них более удобную «подушку», накрыла Горацио пледом.
– Давай разберемся, – негромко сказала она, легкими движениями растирая его спину и плечи. – В первый раз тебе дали такую дозу наркотика, что ты отключился, верно? Так что там речь о желании-нежелании не идет, тебя изнасиловали, пока ты был в бессознательном состоянии. Во второй раз она использовала какой-нибудь летучий наркотик…
– Амилнитрит, – глухо пробормотал Горацио.
– Ты не мог контролировать свое возбуждение, а потому поставил себе клеймо, что ты изменил, – Кристина погладила его по голове. – Вот только ты лица своего не видел на той записи. У тебя выражение такое, будто из тебя кишки живьем вынимают. Да и от боли ты орешь или от удовольствия – отличить несложно. Я все-таки врач. Остается третий раз.
– Я перестал сопротивляться, – отстраненно покаялся Горацио.
– А что от этого изменилось бы? – спокойно переспросила Кристина. – Ты бы дергался, кричал, плакал – и она оставила бы тебя в покое?
– Нет, – вяло усмехнулся Горацио.
– Значит, ты не стал тратить силы на бессмысленную дерготню. Она была довольна этим, праздновала победу?
– Нет, – задумчиво подтвердил он. И вдруг, вздрогнув, попытался свернуться в комок еще плотнее. Кристина тут же обняла его за плечи.
– Тихо, стоп, – быстро сказала она. – Ты здесь, со мной, ее тут нет, она тебя не тронет больше.
Горацио потерся щекой о колено Кристины, поймал ее ладонь и подложил себе под щеку.
– Горацио, помнишь, что ты сделал сегодня ночью, как только я тебя отвязала? – спросила Кристина, касаясь губами его виска. – Она хотела вот этого. Это естественная мужская реакция на состояние подчиненности. Ты утверждал свою власть, свое место в стае. Это инстинкт и с ним крайне сложно бороться.
– Я не чувствовал ничего похожего, – немного недоверчиво сказал Горацио.
– Ну, эта доморощенная «жрица любви» забыла одну маленькую деталь, – с презрением сказала Кристина. – Ты должен был добровольно согласиться на эту игру. Без этого все, что она могла – насиловать тебя, с каждым разом все больше отдаляясь от цели. Даже если бы она окончательно тебя растоптала в итоге и ты стал бы отдаваться добровольно, ты все равно никогда не захотел бы овладеть ею сам. Так что я вижу единственную причину, по которой ты цепляешься за слово «измена» – ты не хочешь принимать тот факт, что тебя изнасиловали.
Горацио развернулся и лег на спину, Кристина осторожно пригладила его волосы, чуть расчесывая их, и по выражению его лица поняла, насколько это был нужный сейчас жест. Лицо Горацио расслабилось, лишь легкая складочка между бровей придавала ему тоскливое выражение.
– Я знаю, что это сложно, – склонив голову к плечу, сказала Кристина. – Когда мы говорим об изнасиловании применительно к мужчине, все думают о гомосексуальном изнасиловании или еще каком извращении. Даже в законе изнасилование мужчины женщиной естественным путем определяется как домогательство. И общественное мнение гласит, что женщина мужчину изнасиловать не может, поскольку если мужчина не хочет, то и не сможет. А мужики хотят всегда, – презрительно усмехнулась Кристина, передразнивая кумушек-сплетниц. – Горацио, – она заглянула ему в глаза. – Ведь ты сам для себя знаешь, что было именно изнасилование. Да, у тебя нет вагинальных разрывов, но разве все обошлось без повреждений? Ты взгляни на себя!
Горацио бледно улыбнулся, взглянул на свои запястья.
– Ты их забинтуешь снова? – спросил он.
– Только если ты этого хочешь, – пожала плечами Кристина. – Заживет все и без бинтов. Но если тебе плохо, если тебе больно это видеть…
– Мне просто непростительно хорошо, – покачал головой Горацио.
– Боюсь, это временное явление, – улыбнулась Кристина. – Сейчас ты испытываешь огромное облегчение от того, что самые страшные твои кошмары не воплотились в жизнь. Все оказалось не так страшно, как ты ожидал.
– Я боялся, что ты поверишь этой записи, не мне, – с виноватой улыбкой признался Горацио.
– Глупый, – улыбнулась Кристина. – Как я могу тебе не верить? Я с тобой разговаривала за день до того, и ты всем сердцем рвался к нам.
– Не такой уж и глупый, – поднял брови Горацио, опуская глаза и покачивая коленями под пледом. – Стефани…
– Да, я знаю, – нахмурившись, перебила Кристина. – Стефани никогда никого не теряла раньше, – сухо сказала она. – И ты у меня проверку прошел, – добавила она с внезапной улыбкой.
– Это когда? – изумился Горацио.
– Знаешь, мои дети начинали узнавать Питера к концу второй недели. Потому что каждый раз, когда я была беременна, он жил с другими женщинами. Он не мог спать со мной. И не считал нужным ограничивать себя. А ты… – Кристина прикусила губу. – Я не знала, куда скрыться от тебя со своим дурным настроением, с безобразно изменившейся фигурой. Ты и не подумал о том, что можешь завести себе другую женщину на это время… Полгода. И я должна была поверить, что ты не смог вытерпеть и двух недель?
– Ты не можешь быть безобразной, – с потемневшими от гнева глазами глухо проговорил Горацио.
– Очень даже могу, – горько улыбнулась Кристина. – Толстая и неповоротливая, кругленькое тельце, тоненькие ручки и ножки, паучок…
– Это он так говорил? – Горацио зло прищурился, потом его брови дрогнули, и он приподнялся, проводя рукой по щеке Кристины и нежно целуя. И еще раз. И еще.
Потом Кристина отстранилась.
– Побереги силы, герой-любовник, – шепнула она. – Вся та возбуждающая дрянь, что тебе давали, вредна для сердца. А если еще пару дней не есть – не спать…
Горацио уткнулся лицом ей в плечо, и Кристина обняла его, тихонько баюкая.
– А я-то собирался доказывать, как сильно тебя люблю, – делая вид, что разочарован, пробормотал он.
– Ну, успеешь еще, – улыбнулась Кристина, целуя его в макушку и поглаживая по спине. – Любовь – не та теорема, которую можно доказать один раз и навсегда. Этим приходится заниматься каждый день, если ты все еще любишь. С этими доказательствами и проще, и сложнее, чем с твоими уликами. С одной стороны, тут принимаются те доказательства, которые никогда не примут в суде. Ты приходишь домой с работы, смотришь на нас с Джошуа, и твой взгляд доказывает нам, что ты нас любишь. Мы ложимся в постель, и твои руки, твое тело повторяют мне это.
– А в чем же сложность? – заинтересованно спросил Горацио.
– А в том, что никто не сможет заставить человека быть объективным и принять к рассмотрению даже самые железобетонные доказательства, – пожала плечами Кристина. – Ты успокоился?
– Да, – кивнул Горацио, снова устраиваясь на диване и укладывая голову на колени Кристине. – Даже слишком…
– Ничего, – улыбнулась она. – Какое-то время тебе было слишком плохо, так что теперь пусть немножко побудет слишком хорошо. А потом все войдет в привычное русло. Ты достаточно сильный, Горацио, чтобы пережить это. Конечно, это случилось, и совсем как прежде все уже не станет, но это нормально. Это жизнь.
– Ну, на новом месте в любом случае все пойдет по-другому, – согласился Горацио.
– Ты хочешь переехать? – слегка нахмурилась Кристина. – Тебе теперь нехорошо в этом доме?
– Мне хорошо везде, где есть ты, – хитро улыбнулся Горацио. – Поэтому я еду с вами в Канаду.
– Есть одна проблема, милый, – приподняла брови Кристина. – Мы в Канаду не едем.
– То есть как?
– А чему ты так удивляешься? – склонила голову к плечу она.
– Разве ты не собиралась переехать туда? – недоверчиво переспросил он. – Ведь, если ты прервешь курс…
– Надо было все-таки обсудить это с тобой, – недовольно сморщилась Кристина. – Ты, небось, письмо нашел и сделал для себя кучу выводов?
– Нашел, – кивнул Горацио. – Если ты отказывалась из-за меня…
– Нет, – оборвала его Кристина. – Не из-за тебя. Приглашали меня, а я не хочу переезжать в Канаду. Никуда я переезжать не хочу. Мне казалось, это лишь мое дело, поэтому я и не обсуждала это с тобой. Горацио, моя жизнь то и дело норовит полететь в тартарары. А ведь все, чего я хочу – жить спокойно. И я не понимаю – неужели я требую от жизни столь многого?
Горацио легонько поцеловал ее пальцы и снова прижал ее руку к своей груди.
– А я собирался лететь к вам, – немного растеряно признался он. – Я даже заявление написал.
– Оно там, – кивнула Кристина. – В тумбочке, в верхнем ящике. Пистолет, удостоверение, жетон. Ты до полусмерти перепугал своих ребят. Они примчались утром. Райан и Эрик – надеясь отговорить тебя от увольнения. Келли – опасаясь найти тебя в ванной. Я заверила их, что ты всего лишь немного приболел и пару дней тебя не будет, и что я поговорю с тобой по поводу увольнения.
– Я никак не ждал, что ты прилетишь, – улыбнулся Горацио.
– Была бы я нормальной ревнивой женой, – Горацио заулыбался шире, – я бы прилетела сразу, после того звонка, и избавила бы тебя от всего этого кошмара, – сказала Кристина. – Но я не поверила. Жалеть уже поздно, но, милый, поверь, я с тобой, мы сможем с этим жить. Ты справишься.
Горацио сдвинул домиком брови. Она мысленно усмехнулась. Конечно, в то, что жена способна отнестись ко всему этому нестандартно, он еще может поверить, но окружающие…
– Горацио, – тихонько позвала Кристина, разглаживая большим пальцем складку между его бровей. – Все не так страшно. Даже Келли знает не все, а она будет молчать. Для всех остальных – версии Келли, которую она изложила в рапорте, хватит за глаза. Два покушения на убийство, сумасшедшая маньячка. Ни слова про изнасилование. Да, конечно, про первый раз твои коллеги знают, но, как и ты сам изначально, видят в этом больше измену, чем что-либо другое.
Горацио горько улыбнулся.
– Я просто хочу, чтобы ты помнил, – тут же добавила Кристина. – Я знаю, что это не так. И хочу, чтобы ты помнил, что я здесь. Я с тобой.
– Ты думаешь, у нас получится забыть и жить, как прежде? – спросил Горацио.
– Забыть – нет, – быстро ответила Кристина. – Но кто она такая, чтобы отобрать у нас с тобой нашу жизнь? Теперь она – не больше, чем кошмарный сон. И мы позволим этому кошмару завладеть нашей жизнью?
Горацио не успел ответить.
– Мама, – раздался сонный голос Джошуа.
– Мы здесь, внизу, – откликнулась Кристина.
Приподняла брови, почувствовав, как Горацио напрягся. Видимо, он вспомнил уговор: не навязывать малышу помощь сразу, сначала убедиться, что он в ней нуждается, – и остался лежать. Джошуа, сопя, спустился по лестнице и влез на диван.
– Ты уже выздоровел? – сонным голосом спросил он, обнимая Горацио за шею.
– Почти, – улыбнулся Горацио, прижимаясь щекой к макушке сына.
Еще не проснувшийся толком малыш угрелся и уснул снова, потянул палец в рот, и Горацио накрыл кулачок сына ладонью, а Кристина – его ладонь своей.
У нее было ощущение, что они – каждый по отдельности и оба вместе – только что выдержали самый важный экзамен в своей жизни.


***
Перед глазами Кристины встала целая жизнь: ее первые успехи и первые потери, мужья и дети, горе и счастье. Много, много лет счастья. Ведь с того момента, который она только что вспоминала, прошло уже целых двадцать лет.
Она помнила, как они с мужем вместе старели, как рос их сын, как он пошел в школу, как вернулся из армии Кайл, как они все вместе весело праздновали Рождество недавно: она с мужем, Джошуа со своей невестой, Кайл с женой и сыновьями…
Как странно, неужели об этом написано в книжке? Кристина попыталась вглядеться, но буквы расплывались. На миг стало страшно – говорят, что вся жизнь проходит перед глазами, когда человек…