Глава 49.Глава 49.
Кристина была недовольна собой, и чем дольше она размышляла, тем больше усиливалось это недовольство. Во время разговора ей казалось, что она абсолютно, без тени сомнения, права, но теперь, оценивая ситуацию немного со стороны, Кристина склонялась к мнению, что самым постыдным образом сорвалась и, возможно, лишь усугубила положение.
Разговор со Стивеном Мэрдоком состоялся вечером того же дня, когда родился Джошуа. Проснувшийся около полудня Горацио чувствовал себя вполне бодро, так что Кристина с легким сердцем отправила его по делам. Помимо проверки состояния дел в лаборатории, он собирался подготовить дом к скорому приезду жены с сыном.
Благодушное настроение молодой мамы разрушила Сьюзи. Девушка пришла поздравить ее с рождением сына и среди обычного в таких случаях женского щебета обронила пару фраз, заставивших Кристину насторожиться.
– С каких это пор ты берешь ночные дежурства в чужом отделении, Стивен? – тихо спросила она Мэрдока, когда тот закончил осмотр.
Стивен быстро взглянул ей в лицо, оценил прищур и хорошо известный в больнице спокойный тон, вздохнул, развернул и привычно оседлал стул, скрестив руки на его спинке. Кристина чуть заметно усмехнулась, отметив эти приготовления к защите.
– Не думаю, что мое поведение чем-то отличается от обычного поведения влюбленного человека, – пожав плечами, сказал Стивен.
– Возможно, – согласилась Кристина. – Вот только в данных обстоятельствах ты не имеешь на это права. Не имеешь! – повысила она голос, заметив движение Стивена, явно собравшегося возразить. – Мало того, что ты пользуешься своим служебным положением, но помимо этого, поверь мне, любой суд расценит это как домогательство и выдаст запретительное постановление.
– Я не знаю, что он тебе наговорил, но…
– Да? А что же произошло, по-твоему? – перебила Кристина, внутренне сжимаясь. Неужели окажется, что этот ублюдок позволил себе что-то большее, чем просто взгляды? Сьюзи не сказала ничего конкретного, только то, что Мэрдок дежурил вместо нее.
– Мы просто поговорили… – выставил перед собой ладони Стивен.
– Что?!
Стивен непроизвольно подался назад, словно ожидая, что Кристина вскочит с кровати и бросится на него с кулаками, – такой яростью был наполнен этот возглас.
– Дорогая, держи себя в руках, – криво улыбнувшись, попытался перевести все в шутку он. – Моя попытка отбить у тебя мужа бесславно провалилась, так что у тебя нет поводов для ревности.
– Стивен, ты совсем идиот, или прикидываешься? – помолчав, спросила Кристина.
Ее тон снова был спокоен, а глаза – серьезны.
– Ммм…
– Хорошо, – видя недоумение на его лице, свидетельствующее о том, что он действительно не понимает, что именно в происходящем вывело ее из себя, кивнула Кристина. – Я объясню. В данном случае о ревности с моей стороны говорить смешно, потому что мы оба знаем отношение моего мужа к подобным вещам. Думаю, я не ошибусь, предположив, что Горацио упомянул тюрьму в тесной связи с гомосексуальностью в вашем разговоре.
Стивен усмехнулся, потом сочно рассмеялся.
– Верно, – кивнул он, внимательно глядя на Кристину.
– Это нетрудно угадать, потому что я знаю, как Горацио воспринимает нетрадиционные отношения. Для него это связано исключительно с унижением, насилием, недобровольностью и тому подобным. Ему сложно воспринять это как свободное решение двух взрослых людей. И своим поведением ты существенно затрудняешь мне попытки смягчить эту позицию моего мужа, сделать ее не столь однобокой, – Кристина сдвинула брови, сверля опустившего глаза Стивена взглядом в упор. – Теперь я не смогу упирать на тот факт, что ни один нормальный человек не станет домогаться того, кто явно не склонен к нетрадиционным отношениям. Потому что ты это сделал! И даже если я попробую убедить Горацио в том, что это не является нормой, он скорее утвердится в мысли, что все геи и бисексуалы – ненормальные.
– Я могу быть не столь навязчивым, – не поднимая глаз, буркнул Стивен.
– Нет, – сказала Кристина. – Этого недостаточно. Я требую, чтобы ты оставил моего мужа в покое. И предупреждаю, что найду способы защитить его, если ты не прислушаешься к моим словам. Через несколько дней Горацио заберет нас домой, а до тех пор меня понаблюдает другой врач. Это ясно?
Стивен размышлял о чем-то, опустив голову, и у Кристины все внутри свернулось ледяным комком, заставив до боли сжать кулаки.
«Неужели мы нарвались на второго Кристофера Менга?» – пульсировало в голове.
– Я не хотел ничего плохого, – неожиданно покаянно проговорил Стивен, не поднимая глаз. – И приношу свои извинения.
Он поднялся и резко вышел из палаты, оставив стул стоящим посредине.
Кристина неторопливо поднялась, переставила стул в угол, взяла на руки проснувшегося сына и уселась в кресло, готовясь покормить уже проявляющего признаки нетерпения ребенка. Вероятно, чувствуя нервозность матери, Джошуа беспокоился, отвлекался, в конце концов вместо воздуха срыгнул половину съеденного, что заставило Кристину сосредоточиться на сыне. Но, когда он уснул, мысли вновь вернулись к разговору со Стивеном.
Как она могла позволить этой ситуации зайти так далеко? Не получится ли, что теперь она достигнет прямо противоположного результата, заставив Стивена сконцентрироваться на запретном? Конечно, Мэрдок не производит впечатления человека, готового переступить черту закона при первом же удобном случае, да и, в общем-то, ничего противозаконного он действительно не совершил. Просто его поведение, которое так умилило сентиментальную Сьюзи, не лучшим образом могло отразиться на Горацио, которому даже просто быть объектом подобных чувств уже могло показаться оскорбительным. Это понимала Кристина, и это-то спровоцировало ее на резкий тон и категоричность в разговоре, за которые она, впрочем, не раскаивалась. Беспокоило ее другое: не получилось ли так, что она невольно выставила мужа слабовольным подкаблучником, который даже сам высказаться не может в таком деликатном вопросе, в первую очередь касающемся именно его чувств? Не проявила ли она себя собственницей, готовой решать за мужа?
Возможно, если бы Кристина знала детали разговора Стивена и Горацио, ей стало бы легче, но Горацио и словом не обмолвился, а Стивен, впечатленный таким единодушием супругов, покорился и оставил свои попытки как-то вмешаться в их отношения. До самой выписки они его больше не видели.
***
Вскоре мысли о Мэрдоке оставили Кристину, у нее были другие заботы. Еще в больнице она стала замечать возрастающую нервозность малыша, заторопилась с выпиской, но дома стало только хуже. Джошуа плохо ел, мало спал и почти все время плакал. Были проведены все возможные анализы, исключены все аллергические реакции, испробованы все способы выявить раздражающие факторы. Ничего не помогало. Кристина была близка к отчаянию. Вместо любящей, заботливой жены с очаровательным малышом Горацио дома ждала женщина, которая страшилась взглянуть на себя в зеркало, и беспрерывный, надрывающий душу плач ребенка. Совсем не это она хотела ему дать, соглашаясь выйти замуж. Казалось невероятным, что муж каждый вечер охотно забирает у нее сына, нежно целуя в висок и прося прилечь, отдохнуть – что падающая от усталости Кристина и делала, – а сам с неизбывной любовью вглядывается в покрасневшее личико малыша и что-то напевает, баюкает, уговаривает его тоже поспать. Так не могло продолжаться бесконечно.
Через полтора месяца Кристина поняла, что достигла предела: от недосыпа она крайне плохо соображала и могла вот-вот совершить какую-нибудь непростительную ошибку. Доверять сына нанятой для помощи по хозяйству женщине она не хотела, а на поиски няни не было ни сил, ни времени.
Очередной бессонной ночью Кристина как раз раздумывала, что этим придется заняться Горацио, и заняться немедленно, – пока он не устал до такого же состояния, как и она: не при его работе было позволять себе подобное.
Ноги сами вынесли ее из дома – на улице было свежо после недавно прошедшего ливня, запах океана бодрил и манил к себе. Кристина торопливым шагом миновала жилой квартал – в ночной тишине даже негромкий плач ребенка разносился далеко – и вышла на берег. Через какое-то время она вдруг поняла, что стоит с закрытыми глазами и дремлет, – и только спустя секунду осознала, что Джошуа молчит. Малыш спал.
Какая-то тревожная мысль зашевелилась на краю сознания, но Кристина была слишком измучена. Она дремала стоя, не решаясь сесть или сдвинуться с места, так как не знала, что именно было причиной внезапного спокойствия сына, и ежесекундно опасалась возобновления плача.
Проснулась она только тогда, когда их разыскал Горацио. Слезы потекли сами собой, едва Кристина почувствовала его объятия. Она хотела запротестовать, когда муж поднял ее на руки вместе с ребенком, но вместо этого провалилась в крепкий сон. Во сне она вновь оказалась в Оксфорде, а ехидный старичок-профессор читал лекцию по нарушениям мозговой деятельности.
– Итак, мисс О’Нил, о чем же вам скажет такой симптом, как улучшение состояния пациента при «белом шуме»? – неожиданно обратился он прямо к Кристине.
– «Белый шум»… – прошептала она, просыпаясь. – Господи, это же эффект белого шума!
Кристина откинула одеяло, которым успел ее укрыть Горацио, осторожно положила сына на кровать и кинулась искать записную книжку. «Опухоль! Аневризма! Лучший диагност! Дура безмозглая!» – стучало в висках. Ее мальчик, ее бедный малыш страдает больше месяца, а разгадка все это время была у нее под носом!
– Милый, прости, нам придется лечь в больницу, – сказала Кристина мужу, договорившись о внеочередном срочном обследовании. – Если я права, то Джошуа не может спать из-за головной боли и звона в ушах. Возможно, это опухоль или аневризма, – она всхлипнула, прижимая руку ко рту.
– Это опасно? – с трудом проговорил Горацио.
– Да, – Кристина кивнула, быстро подошла к нему и крепко прижалась. Горацио обнял ее в ответ, целуя в макушку. – Но мы справимся, так, милый?
Несмотря на твердость тона, сама она отнюдь не была уверена в благополучном исходе. Да, кости черепа у младенца достаточно мягкие, чтобы внутричерепное давление довольно долго не становилось критическим, но все равно был шанс, что время упущено и счет идет на секунды.
До больницы Горацио ехал, разрываясь между желанием утопить педаль газа до упора и нежеланием рисковать. В отличие от Кристины, он не понимал всей опасности для Джошуа, но его тревога за сына удваивалась тревогой за жену, лихорадочно блестящие, обведенные темными кругами глаза которой смотрели на него из зеркала заднего вида.
Томография и экстренно взятые пробы подтвердили опасения Кристины. Доброкачественная опухоль. Джошуа заходился криком, Кристина, окончательно потеряв рассудок, рвалась если не проводить, то хотя бы присутствовать на операции. Горацио, стиснув зубы, повелительным взглядом отослал медсестру с вопящим ребенком, а сам до боли крепко сжал жену в объятиях, встряхнул, снова прижал к себе и тихо сказал на ухо:
– Милая, если ты не успокоишься сама, я попрошу сделать тебе укол. Мы ничем не поможем сейчас Джошуа, но после операции ему понадобятся оба родителя, причем вменяемые, понимаешь?
Кристина затихла и кивнула. Расслабиться, прижавшись к надежной груди мужа, оказалось неожиданно просто.
– Где я могу уложить ее поспать? – услышала она сквозь туман.
***
Когда Кристина проснулась, за окном было темно. Она открыла глаза, с недоверием прислушиваясь к блаженной истоме, наполняющей тело. Прежде чем вернулась тревога, взгляд сфокусировался на такой идиллической картине, что Кристина на какое-то время просто потеряла дар речи. В кресле для кормления сидел Горацио с сыном на руках и бутылочкой, содержимое которой малыш сосредоточенно дегустировал, а отец не менее сосредоточенно контролировал процесс.
И взметнувшееся было желание просить прощения за срыв, за то, что не справилась, за то, что не догадалась раньше, вдруг показалось неуместным и глупым.
– Я проспала весь день? – тихо спросила Кристина.
– Хм, – Горацио проглотил улыбку, поднял взгляд.
– Что? – не поняла Кристина.
– Чуть ли не двое суток.
Горацио, сдвинув брови, строго смотрел на сына, который выпустил изо рта соску и теперь махал руками и ногами, явно чего-то требуя.
– Я думаю, он услышал мой голос, – подсказала Кристина.
У нее на руках Джошуа сразу успокоился. Правда, через несколько минут Горацио снова взял сына, так как Кристина обнаружила, что рубашка у нее на груди пропитана подсохшим молоком, и поспешила переодеться. Но, как ни мало она потратила времени, его хватило на то, чтобы Джошуа уснул.
– Доктор Соммерс говорит, он просыпается только для того, чтобы поесть, – с улыбкой сказал Горацио, укладывая сына в детскую кроватку. – Тебе, кстати, тоже надо, – оборачиваясь к жене, добавил он.
Кристина почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Горацио еще выглядел немного усталым, но он был несомненно счастлив сейчас. Как прошла операция, спрашивать не требовалось, – достаточно было взглянуть на крепко спящего ребенка.
***
Несмотря на отсутствие осложнений, в больнице их продержали еще две недели, чем создали значительные трудности Горацио. В городе было неспокойно, ему то и дело приходилось работать вне графика, пропуская разрешенные часы для посещений, а не навестить жену и сына он, казалось, просто не мог.
Однако и это тоже закончилось. В один прекрасный день все трое вновь оказались дома. Джошуа все еще спал очень много – как посмеивалась Кристина, наверстывал полтора месяца недосыпа, – так что супруги как-то неожиданно вдруг остались снова наедине, с возможностью провести вечер так, как им заблагорассудится. Желание посетило обоих одновременно, и Горацио, одарив вышедшую из душа жену многообещающим взглядом, скрылся в ванной. Кристина полюбовалась на то, как спит малыш, вернулась в спальню, проверила, как работает детский монитор, села на кровать и с недоумением прислушалась. Шум воды в ванной уже несколько минут как стих, но Горацио не выходил. Спустя буквально секунду ее осенило, и от понимания накрыло смешанной волной теплых чувств. Последний месяц до родов и уже два после им обоим было как-то не до секса. И теперь Горацио, с присущей ему категоричностью считая, что жена может разочароваться после единственной неудачи в постели, наверняка пытается преодолеть себя, собраться с силами, чтобы этой роковой неудачи не допустить, тем самым увеличивая вероятность нежелательного для него хода событий.
Кристина скинула легкий пеньюар, тихо приоткрыла дверь в ванную и чуть не рассмеялась. Горацио стоял, сосредоточенно изучая свое отражение в зеркале, а напряжение в его позе явно свидетельствовало в пользу правильности ее догадки. Дрожа от нежности и удовольствия вновь прикоснуться к его телу, не сдерживая желаний, чувствуя их взаимность, Кристина прижалась сзади, обнимая, целуя спину, лаская живот. Горацио порывисто обернулся, не придержав обмотанное вокруг бедер полотенце, Кристина прижалась плотнее, приподнимаясь на цыпочки, чтобы дотянуться губами до губ мужа, потерлась животом о его напряженный член – и Горацио не выдержал. Тихий, сдавленный вздох сквозь зубы, липкое тепло на животе, беспомощно опущенные руки, виноватый взгляд… У Кристины дыхание перехватило от нового прилива нежности, и в то же время – от желания рассмеяться. Только понимание, что Горацио сейчас воспримет смех как оскорбление, удерживало ее.
Включив воду, Кристина впихнула мужа под душ – и все же не удержалась, таким наивным, растерянным было его лицо.
– О господи, – проговорила она. – Милый, иногда мне кажется, что тебе лет двадцать от силы.
– Вот еще, – надул губы Горацио. В его глазах сверкнул знакомый огонек, минутная растерянность отступала, предоставляя двум взрослым, немало пережившим людям возможность с удовольствием, без примеси юношеских страхов, поиграть друг с другом. – Ты же младше на десять лет, а я не занимаюсь сексом с несовершеннолетними, – Горацио осуждающе покачал головой.
– Что? – округлила глаза Кристина. – Чем-чем это ты собрался заниматься?
– Ммм, – задумчиво нахмурился Горацио. – Подойди-ка поближе, я тебе все объясню.
– Мне и здесь неплохо, – Кристина заложила руки за спину, кокетливо склонила голову набок и чуть покачала корпусом из стороны в сторону, играя маленькую девочку.
– Ну тогда я сам подойду, – хищно шепнул Горацио, мгновенно оказываясь рядом и сжимая жену в объятиях так, что у нее вырвался придушенный писк.
Казалось, они оба сошли с ума. Казалось, они оба решили, что эта ночь – последняя в их жизни.
Среди ночи проснулся Джошуа и потребовал к себе внимания. Возвращаясь в спальню, Кристина думала, что муж уже уснул, но не тут-то было.
– Что, тоже хочешь попробовать? – усмехнулась Кристина, когда он начал целовать ее грудь.
– А можно? – с шальным азартом глянул на нее Горацио.
Кристина лишь пожала плечами.
– Ауч, – усмехнулась она, когда муж осторожно прихватил сосок. – Не кусайся.
Горацио быстро исправился, прикрывая зубы и втягивая сосок глубже. Кристина взъерошила волосы на его затылке и тихо рассмеялась, по выражению лица поняв, что мужу хочется поморщиться от вкуса попавшего в рот женского молока.
– Вообще-то, – опрокинув Горацио на спину и сцеловывая с его губ свой собственный вкус, сказала она. – Молоко каждого вида животных довольно своеобразное на вкус. Молоком его называют лишь в том смысле, что это жидкость, используемая для выкармливания потомства.
Но на этом импровизированная лекция и закончилась, так как у Горацио были совсем другие планы на остаток ночи.
***
Наутро Кристина с трудом растормошила лишь пару часов назад уснувшего мужа, с сочувствием взглянула на его помятое лицо и предложила взять выходной, чтобы отоспаться. Горацио со вздохом покачал головой.
Видя, что даже после контрастного душа и чашки кофе муж не проснулся окончательно, Кристина в шутку пригрозила, что повяжет ему галстук, и придется тогда целый день ходить с ненавистной удавкой на шее.
– Все-все, я испугался и проснулся, – заверил Горацио.
Остановился возле двери, оглядываясь. Кристина улыбалась.
– И вот я приду сегодня вечером, и ты будешь здесь, будешь меня ждать? – Горацио говорил тихо, и улыбался так, будто это была шутка, но в глазах было что-то такое, от чего сразу становилось ясно, что никакой шуткой тут и не пахнет.
– Ну, может, я буду наверху, или в гостиной, – спокойно пожала плечами Кристина. – Но мы будем тебя очень ждать, – ласково заверила она, подходя вплотную и кладя руки на грудь Горацио. Он обнял ее, наклоняясь, зарываясь лицом в волосы.
– Милый, это не последний день, тебе еще успеет надоесть, – взъерошив волосы на его затылке и легонько похлопав по плечу, сказала Кристина. – Ну, давай, соберись, – подбодрила она, чмокнув его в макушку.
– Никогда не надоест, – пообещал Горацио. – Никогда.
Закрыв за ним дверь, Кристина обвела взглядом их дом и улыбнулась. Да, теперь это место наконец-то напоминает воплощение самых заветных его мечтаний, и пока это так – Горацио будет возвращаться домой с удовольствием.