Глава 39.Глава 39.
Еще два дня Кристина провела, практически не выходя из палаты. Она прекрасно понимала, что для скорейшего выздоровления ей нужно больше двигаться. Но после каждой короткой прогулки до туалета или столовой она чувствовала себя просто ужасно: накатывала слабость, слева под ребрами начинало колоть, тянуло живот. Кристина забиралась в кровать и чаще всего сразу засыпала.
Ей назначили кровевосстанавливающие и укрепляющие препараты, это помогало, но медленно. Кроме того, разгуливать по больнице было не лучшим решением с точки зрения безопасности. Правда, Кристина не считала угрозу опознания серьезной: кто знал Криса и мог помогать ему, не знал ее и мог ориентироваться лишь по фотографиям, на которые она сейчас была мало похожа, а кто знал ее в лицо – не знал Кристофера Менга. Да и не станет никто разглядывать какую-то там пациентку, тихонько бредущую по своим делам.
Ночью она проснулась, задыхаясь от ужаса, но детали кошмара в памяти не удержались. Лишь головная боль да легкая тошнота.
Горацио в тот день не только пораньше не смог приехать, но и вообще не появился. Дел, срочно требующих его внимания, почему-то накопилось столько, словно он месяц вообще не появлялся в лаборатории. Обычно в его отсутствие со всем прекрасно справлялась Келли, но сейчас он формально никуда не уезжал, а Келли наравне с остальными работала одну сдвоенную смену за другой. Да еще и на визит в больницу требовалось немало времени, поскольку Горацио не мог поехать туда напрямую: он не исключал возможность слежки и старался не приезжать в одно и то же время, выбирал разные сложные маршруты и проверялся по дороге.
На следующий день Кристина задремала под шум внезапно обрушившегося на Майами ливня, а проснувшись, обнаружила Горацио сидящим возле кровати. Под его внимательным и слегка мечтательным взглядом Кристина почему-то смутилась.
– Привет, – сказала она, поправляя подушку и садясь.
– Привет, – теперь во взгляде Горацио отразилась растерянность. Казалось, он просто не знает, что говорить и как себя вести.
– Спасибо, – Кристина потеребила ворот пижамной рубашки, погладила по корешку отложенную на тумбочку книжку, надеясь, что он поймет сам, что она благодарна не за вещи, а за ощущение уюта и защищенности, созданное этими вещами.
– Угодил? – улыбнулся Горацио.
– Очень, – кивнула Кристина. – Но мне хотелось бы, чтобы ты понимал, что не обязан это все делать. Мне очень приятно, это было очень кстати, но… Ты не обязан, понимаешь?
– Ну, я не мог привезти тебе твои вещи, – пожал плечами Горацио. – Дом опечатан, идет расследование, все владельцы …мертвы. Единственное…
Он вынул из кармана пиджака маленький желтый пакетик для улик и протянул его Кристине. Пакетик не был запечатан. На ладонь Кристины выскользнули два кольца.
– Ты оставила их в ванной, – пояснил Горацио.
Кристина закусила губу, рассматривая такой знакомый тонкий ободок и крохотный бриллиант.
– Это кольцо принадлежало матери Пола, – сказала она. – Возьми, – она опустила кольцо обратно в пакетик и протянула его Горацио. – Отдай его Эми, пожалуйста. Это их семейная драгоценность, пусть останется в семье.
Горацио взял пакетик и спрятал его обратно в карман пиджака. Лизнул губы, прищурился, глядя, как Кристина рассматривает свое обручальное кольцо, купленное Полом ко дню их свадьбы. Всего лишь золотой ободок с затейливой витой гравировкой. Горацио сам не ожидал, что у него болезненно перехватит дыхание, как от удара, когда Кристина наденет это кольцо себе на палец.
Кристина вскинула глаза и склонила голову набок. Нахмурилась, когда Горацио снова нервно лизнул губы, тяжело сглотнул и отвел взгляд. Неужели он ждал, что смерть Пола просто вычеркнет эти годы из ее жизни, сотрет все чувства? Да, они собирались разводиться, но это ведь не значит, что она не переживает его смерть как смерть близкого человека…
Горацио сидел, потупившись, а молчание становилось все напряженнее, так что в какой-то момент стало казаться, что наилучшим выходом сейчас будет просто встать и уйти. И в этот момент Кристина протянула руку и погладила его волосы. Он поднял взгляд: недоверчивый, немного даже жалобный. Кристина покачала головой, мягко, укоризненно улыбнулась, и Горацио внезапно ощутил, как расслабляется где-то глубоко внутри туго свернутая пружина, позволяя осознать весь идиотизм собственного внезапного страха. Жест Кристины не был сделан напоказ. Не подчеркивал барьер или дистанцию. И уж тем более не внушал, что все вернется в прежнее русло, и Кристина вновь откажется принимать его чувства всерьез. Ей нужно было время на то, чтобы прийти в себя, принять произошедшее, проститься, почувствовать себя свободной. И Горацио это прекрасно понимал, но вот поди ж ты…
Он с облегчением вздохнул, извиняясь за свою реакцию, поцеловал руку Кристины и не торопился выпускать ее.
– А что дальше? – неожиданно спросила Кристина.
Горацио сдвинул брови, в первый момент приняв ее слова за упрек. В смысле, будет ли он ревновать?
– В смысле?
– В прямом, – нахмурилась Кристина. – Еще дня два я проведу здесь. А дальше?
Горацио высоко поднял брови, вытянул губы трубочкой и откинулся на спинку стула. Очень хотелось сказать, что беспокоиться не о чем, он поймает Кристофера, и все будет в порядке.
– Я думал о гостинице. О конспиративной квартире, если захочешь.
– Горацио… Я не хочу тебя обидеть, но ты ведь понимаешь, что Криса могут поймать через год или два. А могут не поймать никогда. Мне всю жизнь считаться умершей и жить на конспиративной квартире?
– Есть еще один вариант, – Горацио отвел глаза и глухо закончил: – Программа защиты свидетелей. Любой город. Любое имя.
Кристина сжала руку в кулак, комкая одеяло. Горацио наклонился вперед, осторожно накрыл этот сжатый кулак своей ладонью.
– Я не хочу, – просто сказала Кристина через некоторое время.
– Я тоже, – вздохнул Горацио.
Он быстро взглянул на Кристину, снова опустил взгляд. Пообещать, что все наладится, хотелось просто невыносимо, но Горацио чувствовал, что подобные утешения могут разве что обидеть Кристину, но никак не улучшат ее настроение. Слишком хорошо она понимала ситуацию.
Они молчали. В свете таких перспектив вести непринужденную беседу было сложно, а говорить о самой ситуации было попросту бесполезно – они не знали, что им готовит следующий день, и это чертовски затрудняло какие-либо прогнозы. Вариант с программой защиты свидетелей оба считали вариантом на самый крайний случай. Идеальным вариантом был бы арест Кристофера в ближайшие два дня. Оставалось выяснить, какой вариант окажется ближе к реальности.
***
Пистолет казался невероятно тяжелым и все тяжелел с каждой секундой, будто весь ужас, захлестывающий ее, расплавленным свинцом перетекал прямо в рукоять. Марк следил за дулом, не отрывая взгляда, но Кристине чудился в этом не страх перед слетевшей с катушек женщиной, ворвавшейся в его дом, а холодный и безжалостный расчет, выжидание удобного момента для того, чтобы поменяться ролями. И леденящий ужас, пришедший на смену холодной решимости, совсем не помогал соображать, как же выбраться из этой ситуации.
Кристина помнила, как проснулась с отчаянным криком после приснившегося кошмара, как поняла, что кошмар был всего лишь воспоминаниями, пробившимися наконец сквозь тонкую защитную пленку в сознание, как вспомнила, что Кристофер разговаривал именно с Марком. Потом… Потом, вероятно, она взяла где-то эту чужую одежду, форменную, словно она собиралась в операционную… Впрочем, если бы здесь, как она ожидала, оказался Крис – крови было бы достаточно. Видимо, под действием аффекта это каким-то странным образом увязалось в ее сознании с форменной одеждой хирурга.
Проблема была в том, что Кристофера здесь не было, стоящий на коленях Марк пристально следил за каждым ее движением, а Кристина вместе с ужасом ощущала приближение обморочной слабости.
– Где он? – тихо спросила она.
– Кто?
– Не строй из себя идиота, Марк. Крис разговаривал с тобой. Я слышала. Он, знаешь ли, как раз собирался еще разок меня трахнуть. А потом еще разок. Пока у меня хватало сил сопротивляться. А когда силы закончились… Тогда он разозлился. Он злился, что я подолгу прихожу в себя и быстро теряю сознание. И тогда он ударил ножом и продолжал насиловать, пока тело билось в конвульсиях, – Кристина не помнила этого, но была уверена, что так и было. А ей сейчас была просто жизненно необходима такая же вспышка ослепляющей ярости, как та, что погнала ее сюда. – Предсмертные конвульсии, они сильные, Марк, понимаешь?
– Кристина, я не… – попытался возразить Марк.
– Я знаю, ты не можешь выдать босса и товарища, – согласилась Кристина. – Я прошу тебя выдать зверя. Он резал волосы визжащей от ужаса трехлетней девочке, а потом перерезал ей горло. Знаешь, почему?
С лица Марка схлынула краска.
– У меня дочь, – прохрипел он. – Ей тоже три года.
– Тогда ты должен мне сказать.
– Я сказал бы, если бы знал, – замотал головой Марк.
Если бы Кристина вгляделась внимательнее, она увидела бы и страх, и мольбу, и искренность. Но перед ее глазами плыли картины одна страшнее другой. Тело Пола у входной двери. Красный след собственной крови на полу ванной. Мягкие рыжие локоны в руках Криса, присевшего на корточки рядом с перепуганной Джинни…
– Пожалуйста, опусти пистолет, – голос Горацио в первый момент показался ей галлюцинацией. – Пожалуйста, – мягко, без нажима повторил он. – Он расскажет все, что знает. Он вернется в тюрьму.
– Как зовут дочку? – пытаясь побороть вновь подступившую обморочную слабость, спросила Кристина у Марка.
– Карина.
Горацио обошел Марка, заводя ему руки за спину и надевая наручники. Кристина опустила наконец невыносимо тяжелый пистолет и сделала шаг назад, упираясь спиной в стену. Пистолет глухо стукнул об пол, когда она съехала вниз, изо всех сил пытаясь не потерять сознание. Уткнулась лицом в колени.
Господи, и что же она наделала? Украла одежду, оружие, проникла в чужой дом, угрожала человеку… А ведь если бы Кристофер оказался здесь, она бы выстрелила, не задумавшись. И чем же она лучше него, если позволяет себе вот так поддаваться ярости и жажде мести? Разве что она не убивает при этом невинных…
Кристина почувствовала, как вернувшийся Горацио ее обнимает, но это не помогало согреться. Холод был внутри.
– Тебе холодно? – будто подслушав ее мысли, спросил Горацио.
– Невыносимо, – хотела сказать она, но из горла вырвался лишь невнятный всхлип.
Горацио принялся растирать ей спину, руки и плечи, и через некоторое время это подействовало, мышцы немного расслабились, обморочная слабость отступила.
– Я отвезу тебя в больницу, хорошо? – сказал Горацио, устраивая ее голову у себя на плече и подхватывая под колени. Он явно собирался нести ее в машину на руках.
– Нет, я не хочу в больницу, – вяло запротестовала Кристина. Все равно завтра ее выписывают, а отвечать за свой поступок… Может, позже. Сейчас у нее не было на это сил.
– Хорошо, – Горацио говорил медленно и ласково, словно с ребенком. – Возвращаться домой тебе нельзя. Дом опечатан, никто не должен знать, что ты жива.
– Значит, в гостиницу, – предложила Кристина. И тут же подняла голову, нахмурившись. – Но все мои деньги, кредитка…
Формально она была на свободе, но незримые стены то и дело возникали на самых, казалось бы, ровных местах: она не могла вернуться домой, пользоваться своими вещами или деньгами.
– Это не проблема, – улыбнулся Горацио. – Тебе лучше?
– Да, – рассеянно кивнула Кристина.
– Идем? – спросил Горацио, снова примеряясь поднять ее на руки.
– Я вполне могу идти сама, – покачала головой Кристина.
Почему-то такое мягкое обращение со стороны Горацио заставляло ее сгорать от стыда за свой поступок эффективнее самого жесткого выговора. И это мешало принимать заботу.
Дорога позволила Кристине немного успокоиться, рассеянно созерцая проносящиеся за стеклом огни. Город ощущался странно, родным и чужим одновременно. Где-то там, в темноте, прятался Кристофер Менг. Но сейчас, в салоне автомобиля, она чувствовала себя в полной и абсолютной безопасности. Как будто ее дом теперь был здесь.
Горацио остановил машину в каком-то странном месте, похожем на обычный жилой квартал. Где-то совсем неподалеку сонно вздыхал океан.
– Здесь нет гостиниц, – задумчиво констатировала Кристина.
– Нет, – подтвердил Горацио, глядя перед собой. Он чуть наклонился вперед, опираясь на руль и постукивая по нему костяшками пальцев.
Кристина наклонила голову к плечу, ожидая продолжения. Она уже догадалась, конечно, но ей было интересно, как Горацио объяснит такое спонтанное – ночь, что ли, сегодня такая? – решение.
– Зато здесь есть мой дом, – наконец сказал он. Неуверенно улыбнулся. – Сойдет?
– Чем тебя не устраивает гостиница? – поинтересовалась Кристина.
– Ну, – Горацио высоко поднял и опустил брови, лизнул губы. – Там некому будет о тебе позаботиться…
– А здесь будет кому? – уже не скрывая улыбки, спросила Кристина.
– Да, – уверенно заявил Горацио, наконец-то прямо посмотрев ей в глаза.
– А ты умеешь? – поддразнила Кристина.
– А я буду учиться, – улыбнулся Горацио.
Легкая эйфория улетучилась, едва Кристина переступила порог. Вдруг представилось, что вот здесь, возле входной двери лежит тело, на этот раз уже Горацио…
– Хочешь есть? – спросил Горацио, включая сигнализацию.
– Нет, – качнула головой Кристина, внимательно наблюдая за его действиями. И окна – нужно проверить, закрыты ли окна…
– Все хорошо, – быстро и тихо сказал Горацио, взяв ее за плечи и глядя в глаза.
– Все в порядке, – кивнула Кристина, опуская взгляд и направляясь вглубь дома.
Ее снова слегка познабливало. Вслед за Горацио она поднялась наверх, обхватив себя руками и пытаясь не дрожать слишком явно. Все вещи, переданные им, остались в больнице, так что теперь пришлось довольствоваться длинной футболкой. Впрочем, Кристине было все равно, ей хотелось быстрее оказаться в кровати.
Ванная вызывала не самые лучшие воспоминания, Кристина так и не смогла справиться с собой и отогреться под горячим душем. Торопливо вытерлась, вернулась в комнату, забралась в кровать и села, подтянув колени к груди. Горацио замешкался в дверях.
– Все хорошо? – спросил он.
Совершенно неожиданно Кристина ощутила волну поднимающейся паники. То ли больничные звуки не позволяли ей забыть, что она не дома, то ли вернувшиеся воспоминания были тому причиной, но теперь ее пугала мысль о том, что сейчас она ответит, будто все хорошо, Горацио уйдет в другую комнату, а она останется тут одна.
– Нет, не хорошо, – тихо сказала Кристина.
Возможно, ей показалось, но Горацио отошел от двери будто бы даже охотно.
– Что мне сделать? – уточнил он.
– Посиди со мной, – попросила Кристина. Улыбнулась, чуть пожала плечом.
Почему-то она ожидала, что в ответ на такую просьбу Горацио сядет рядом с кроватью, ну или на край, может быть, возьмет за руку. А он вдруг сел сзади, обнял и откинулся на подушку. Терпеливо переждал ее ерзанье и начал осторожно поглаживать по спине, по рукам, по плечам. Кристина, возможно, удивилась бы, как точно он угадал, что именно ей было нужно для того, чтобы расслабиться, но она просто растворилась в ощущениях: горячее тело под тканью рубашки, ритмичные вдохи, успокаивающий стук сердца. Горацио подтянул одеяло повыше, укутывая ее, и Кристина с сожалением подумала, что даже в самой удобной поначалу позе они не смогут проспать всю ночь. Ей хотелось бы просто остановить этот момент, зациклить эту секунду и наслаждаться.
Интересно, приснится ли ей и сегодня кошмар?
– Тебе долго снилась яма?
Горацио чуть вздрогнул, прижался губами к ее волосам и прошептал:
– До сих пор иногда снится.
Кристина запрокинула голову, заглядывая ему в глаза. Горацио дрогнул, будто услышав ему одному известный сигнал, и притянул Кристину к себе, сразу перейдя к глубоким и страстным поцелуям. Казалось, он не мог оторваться, пока не пришлось это сделать, чтобы глотнуть воздуха. Кристина уткнулась лицом ему в шею, пытаясь выровнять дыхание. Хотелось большего, но Горацио медлил. Кажется, он решил, что сейчас не время и теперь изо всех сил пытался взять себя в руки. Ну уж нет!
Кристина медленно начала расстегивать его рубашку. Горацио замер, словно выжидая, доведет ли она начатое до конца. Затем поймал ее руку, поцеловал в ладонь и развернулся, так что теперь они лежали рядом, лицом друг к другу. Провел рукой по щеке Кристины, заглянул в глаза, будто спрашивая, действительно ли она этого хочет. Видимо, ее взгляд был достаточно красноречив.
Горацио снова поймал ее руку и поднес к своему лицу, закрыв глаза, легонько втягивая ноздрями воздух и касаясь губами так нежно, будто это был цветок. С ладони – на запястье, выше к локтю, затем плечо и шея были тщательно исследованы и покрыты поцелуями. Кристина блаженствовала, стараясь не упустить ни капли этого волшебства. Горацио стянул с нее футболку, и это чуть не разрушило все, потому что Кристина вдруг смутилась, остро чувствуя каждую отметину на своем теле. Горацио как раз в этот момент отвлекся, избавляясь от собственной одежды, а затем лег рядом, осторожно поглаживая ее руку, вцепившуюся в край прикрывающего грудь и живот одеяла. Он не пытался отвести ее руки или ослабить хватку, просто гладил и целовал шею и плечи, и руки Кристины разжались сами собой – ведь гораздо естественнее и приятнее было обнимать Горацио и ерошить волосы на его затылке. Поцелуи двигались вниз чуть заметно, вместе с тихонько стаскиваемым одеялом, и через какое-то время одеяло было просто отброшено в сторону.
Кристина позволила себе не делать практически ничего, просто отдавшись рукам Горацио. Его ласки, пожалуй, показались бы ей даже слишком изысканно техничными, если бы не ощущение подлинного, неподдельного удовольствия, которое он получал от этого контакта с ее телом. С удивительной чуткостью он с двух-трех попыток угадывал, как вызвать наиболее сильный отклик разных участков тела. Эрогенные зоны. Сперва Кристина подумала, что вот теперь знает истинный смысл этого понятия, потом – что непонятно, где же у нее не-эрогенные зоны, если каждый раз ей кажется, что больших по силе и остроте ощущений попросту не бывает, но каждый раз выясняется, что это еще не предел. И если лизнуть вот здесь, подышать, чтобы волоски встали дыбом, а затем поцеловать, то выяснится, что ее горло способно издавать практически неразличимые человеческим ухом звуки.
Когда Горацио снова вытянулся рядом и начал целовать ее лицо, Кристина вдруг поняла, что он на этом собирается остановиться, постепенно снижая темп и интенсивность ласк, чтобы перейти от чувственных к успокаивающим. Эта идея совершенно ей не понравилась. Кристине хотелось его – всего и немедленно. Она закинула ногу на бедро Горацио и недвусмысленно потерлась лобком о его напряженный член. Горацио лишь коротко вздохнул, чуть сдвинулся вниз и двинул бедрами вперед – и головка легко, без чьей-либо помощи скользнула во влагалище. Горацио улыбнулся, приподнимая бровь, почувствовав такое обилие естественной смазки.
– Убью, – беззвучно выдохнула Кристина, обнимая его за шею и обхватывая ногами за талию.
Его реакции она не увидела, потому что закрыла глаза и отдалась ощущениям, старательно отгоняя мысли о том, почему Горацио мешает ей прижаться, не позволяет почувствовать свой вес, упорно приподнимаясь на локтях. Кроме того, он еще и не позволял ей приподнимать бедра, из-за этого член входил не до конца, замедляя наступление удовольствия, но тут Кристина понимала, что это делается для того, чтобы не разошлись швы.
Все это вместе не только замедлило наступление оргазма для обоих, но и оставило осадок неудовлетворенности. Рассеянно поглаживая руку лежащего рядом Горацио, Кристина в легком смятении поняла, что хочет еще. Слиться, стать одним целым, чтобы не осталось мыслей и слов. Так же, как в тот, первый раз.
– Пойдем-ка купаться, – шепнул Горацио, поднимая ее на руки.
С ним вместе ванная комната не производила абсолютно никакого гнетущего впечатления. Кристина с удовольствием подставляла тело горячим струям и рукам Горацио и с неменьшим удовольствием оглаживала его самого. По прикосновениям Кристине показалось, что и у Горацио нет ощущения удовлетворенности.
Тем временем он намылил губку и начал хаотично водить ею по спине Кристины, так что она не выдержала, намылила вторую губку и начала показывать. Вдоль позвоночника, по плечам – господи, какой же он все же высокий – от позвоночника к бокам и обратно, елочкой спускаясь вниз. Не сдержавшись, хулигански очертила ладошкой ягодицы, заставив Горацио вздрогнуть, с невозмутимым выражением лица встала перед ним, водя губкой по его груди и делая вид, что совершенно не замечает эрекции.
– Чувствуешь?
– Чувствую, – хрипловато ответил Горацио, отбрасывая свою губку.
Приподнял ее рывком, прижимая к себе, сделал несколько шагов – и Кристина ощутила за спиной стенку душевой кабины, согретую бьющими внутри струями горячей воды. Они целовались жадно, будто предыдущего раза не было, будто они впервые встретились сию секунду после этой четырехлетней разлуки. Горацио, правда, снова попытался удержать ее, не позволив опуститься вниз до конца, но теперь на стороне Кристины была гравитация, а когда ее промежность все же соприкоснулась с его пахом, полностью вобрав член во влагалище, у Горацио слетели какие-то тормоза. Он вжался всем телом, вдавливая Кристину в стенку душевой кабины, а затем начал двигаться сам, не позволяя ей проявлять ни малейшей инициативы, неистово, жадно, ловя ртом ее придушенные вскрики, непроизвольно слетающие с губ.
– Моя… Моя!!! – разобрала Кристина в его всхлипе. А может быть, ей просто почудилось, потому что как раз в этот момент ее сотрясло серией мощнейших сокращений, и Горацио тоже выгнулся, так что последнее слово превратилось в полувскрик-полустон-полурык.
Отдышавшись, Горацио попытался поставить ее на ноги, но Кристина соскользнула вниз. Тела не было. Сознание уплывало. Кристина почувствовала, как Горацио берет ее снова на руки, удобно устроила голову на его плече и уснула. Но, как и любой послеоргазменный сон, этот сон был недолог. Открыв глаза, Кристина обнаружила, что Горацио успел принести ее в спальню, но сам, по счастью, никуда не ушел.
Тоска в его взгляде током прошла по расслабленным нервам. Горацио не хотел отпускать этот миг, этот день. Боялся будущего.
Кристина откинула простыню, в которую был завернута, и придвинулась к Горацио. Он приподнял одеяло, позволяя ей расположиться, как она сочтет нужным: положив голову ему на грудь и по-хозяйски забросив ногу на бедро.
– Пожалуйста, не думай об этом сейчас, – прошептала она. – Постарайся уснуть.
Горацио укутал ее спину одеялом, провел рукой вдоль позвоночника, с ощутимым удовольствием собственника крепко сжал ее в объятиях и только тогда закрыл глаза.
Кристина мимолетно подумала, что это «моя» ей все же не почудилось, но, странное дело, она была совершенно не против. В чем-то это было даже весьма приятно – чувствовать себя принадлежащей ему.