Глава 19.Глава 19.
Эйфория от осознания того простого факта, что ей удалось «отбить» Горацио, привела к тому, что полдороги до флигеля Кристина всерьез раздумывала, не рискнуть ли: не приказать ли Джошуа переменить маршрут и отправиться прямиком в больницу. Но потом благоразумие взяло верх: никто не даст им уйти достаточно далеко, значит, нужно думать, как обойтись своими силами.
Кристина попыталась поддержать голову Горацио, безвольно болтающуюся в такт шагам Джошуа, но ее собственные шаги не попадали в такт, и из затеи ничего не вышло. Свисающие волосы казались серыми и тусклыми, как индикатор жизненной силы, застывший опасно близко к нулю.
Открыв дверь флигеля и быстро пройдя в дальнюю комнату, Кристина сдернула с кровати одеяло и подушку.
– Клади сюда, – сказала она Джошуа. – Осторожно.
Поморщилась, заметив, что Джошуа положил Горацио на левый бок, нахмурилась, когда тот при этом не издал ни звука. Разрезала веревку, осторожно перевернула Горацио на спину. Часто бьющаяся жилка на горле подсказывала, что он все еще жив, но отсутствие реакции на боль заставляло предполагать, что он действительно впадает в кому.
Кристина быстро прошла на кухню мимо остановившегося в дверях Джошуа. Первый порыв накричать на парня, выгнать его она успешно подавила, сама удивившись внезапно вспыхнувшему чувству собственничества: «Это мой пациент. Уйдите все, не трогайте его, оставьте нас!» Кристина понимала, что этот порыв адресован не Джошуа, а Кристоферу, который причинил Горацио боль и которому она больше не позволит к нему прикоснуться. Если бы Кристофер сейчас сунулся во флигель, он имел бы все шансы познакомиться с той самой хищницей, о которой так мечтал, вот только настроенной отнюдь не на любовные игры, а на самую жестокую и кровавую расправу с человеком, посмевшим причинить вред ее детенышам.
Кристина быстро приготовила новую порцию подслащенной минеральной воды с каплей лимонного сока и вернулась в комнату, спокойно, даже с улыбкой отвечая на вопросы Джошуа.
– Что ты делаешь?
– «Капельницу для бедных». Он долго не ел, а капельницы с глюкозой у меня нет, поэтому я капаю ему в рот сладкую водичку.
Обмакнуть кусок чистой ткани в воду, осторожно раздвинуть губы, вложить ткань, слегка нажать, чтобы в рот скользнуло несколько капель. Снова смочить ткань…
Несложно, но слишком уж долго. Однако другого не дано, она и представить не могла, что придется оказывать такую помощь вне больницы.
– А почему просто не налить воды в рот? – заинтересовался Джошуа, подходя поближе.
– Если налить в рот воды, он может и захлебнуться, – покачала головой Кристина. – Сейчас вода капелька за капелькой течет по небу и попадает в гортань. Часть воды сама попадет куда нужно, а остальной мы поможем, – она сильно и мягко провела ладонью по горлу Горацио вниз-вверх-вниз, имитируя глотательное движение.
– Здорово, – восхитился Джошуа. – А со мной так сделаешь?
– Не получится, – с улыбкой покачала головой Кристина. – Только если ты будешь без сознания, но в таком случае ты ничего не запомнишь.
– Эх, – огорчился Джошуа, внимательно наблюдая за процедурой. – А он тоже ничего не запомнит?
– Нет, – рассеянно подтвердила Кристина, заставляя Горацио сглотнуть.
Ее мысли уже убежали вперед, выстраивая план действий, пытаясь выделить все первостепенное, мысленно проверить, все ли необходимое есть в наличии. Получалось, что не все. Нужно обезболивающее в ампулах, шовные материалы, фиксирующая повязка. Это первое. А еще нужна одежда – как только Горацио сможет нормально передвигаться, они не останутся тут ни единой лишней секунды.
– Хочешь еще мне помочь? – спросила Кристина, когда в чашке практически ничего не осталось.
– Ну, – задумался Джошуа. – А что нужно сделать?
– Сходишь в аптеку? Я напишу, что купить, – приподняла брови Кристина, быстро записывая на листке все необходимое, так, чтобы Джошуа оставалось лишь показать список. Одежду придется покупать на глаз. И объясняться с Кристофером, мол, это на всякий случай, если заложник все же выйдет из комы, мол, не голышом же его показывать. Конечно, лучше бы Кристофер про одежду ничего не знал, но это маловероятно, наверняка он сунет нос в покупки.
– Конечно, – охотно кивнул Джошуа.
Судя по тому, как он покосился на кровать, снова нести куда-то столь непритягательную ношу ему не хотелось.
– Что, не хочешь больше к нему прикасаться? – пряча улыбку, спросила Кристина, передавая ему список и кредитку.
– Он… – Джошуа скользнул взглядом по лежащему Горацио, остановив взгляд на задранном вверх небритом подбородке и залитом кровью лице. – Он грязный, – смущенно пояснил он. – И пахнет плохо.
– Это не его вина, – спокойно и серьезно сказала Кристина. – Ему просто не дали возможности привести себя в порядок. И это мы сейчас поправим.
– Будешь его мыть? – спросил Джошуа.
– Да, конечно, – кивнула Кристина, разрезая на Горацио рубашку и футболку, чтобы не тревожить лишний раз больное плечо. Тем более что пропитанная потом и заскорузлой кровью одежда явно не годилась для дальнейшего употребления.
– Отнести его в ванную? – предложил Джошуа.
– Нет, не нужно, – улыбнулась Кристина. – Сходи в магазин, – она кивнула на листок со списком и кредитку, которые Джошуа сжимал в кулаке.
Стянула одежду – и улыбка пропала. Грудная клетка Горацио выглядела не намного лучше лица, разве что крови практически не было. Вероятно, большинство ударов пришлось именно сюда, возможно, еще часть по ногам.
– Ух ты, – воскликнул сзади Джошуа. – Они дрались?
Кристина прищурилась, взглянула на кисти рук Горацио, провела между костяшками пальцев и нахмурилась. Кисти рук были совершенно не повреждены. Ему не дали шанса нанести удар. Кристина уже почти привычно утихомирила взметнувшуюся в душе ярость.
– Дрался, похоже, только один, – тихо, будто про себя проговорила она. И тут же, встрепенувшись, добавила: – Ладно, беги в магазин, пока он не закрылся. Вернешься – постучишь.
Закрывая за Джошуа дверь, Кристина встретилась взглядом с дежурившим возле дома Марком. Ее губы непроизвольно сжались, глаза прищурились, и Марк торопливо отвел взгляд, всем своим видом демонстрируя, что его дело маленькое, подневольное.
Горацио лежал все так же: без движения, запрокинув голову, раскинув руки, словно в беззащитном и безмолвном призыве к состраданию. Кристина на миг замерла в дверях. Ничего-ничего, он сильный, он справится, а она поможет, она умеет. Он еще будет своевольничать, как прежде.
Она стянула с него ботинки и носки, грязные брюки вместе с трусами отправились в угол, к рубашке и футболке. Теперь можно было нормально осмотреть его и оценить тяжесть повреждений. На лице – рваная рана на лбу, остальное цело, но слева серьезная гематома. Плечо нужно будет зафиксировать. Ребра… Кристина, разумеется, предпочла бы снимок, чем мучить и так натерпевшегося человека, но приходилось довольствоваться руками. Горацио застонал, и Кристина сочувственно вздохнула, одновременно порадовавшись: «капельница для бедных» оказалась эффективной, еще один заход чуть позже – и можно надеяться, что Горацио придет в себя, и будет возможность нормально его напоить и накормить.
Пока же Кристина прощупала живот – стонов не последовало, и она улыбнулась с облегчением – и ноги. На ногах было несколько синяков и знатный ушиб классических очертаний. «Наезд на пешехода», как по учебнику. Кость была цела, но не исключалась возможность трещин.
Таз с теплой водой, губка – и наконец-то можно было снова увидеть лицо Горацио без этой жуткой кровавой маски. Впрочем, даже чистое, это лицо не походило на то, что запомнилось Кристине с последней встречи в этой комнате. Синяк немного спал по сравнению с прошлой ночью, но его размеры все равно оставались внушительными. Да и последствия трехдневной голодовки и обезвоживания не красили. Ввалившиеся глаза, посеревшая кожа, заострившийся нос и резче выступившие скулы – все было в наличии.
Тем не менее, Кристина почти улыбалась, осторожно промокая его кожу полотенцем. «Все пройдет, – мысленно обещала она ему. – Все пройдет, все будет хорошо».
Губка двинулась дальше, осторожно пройдясь по выступающим ребрам, впалому животу, пах, ноги, осторожно перевернуть, так, чтобы не оказалась неловко подвернутой рука, чтобы разбитая сторона лица не оказалась внизу. Спина, ягодицы, ноги, снова перевернуть, поменять воду, соорудить валик из полотенец, чтобы плечи были приподняты и затылок не упирался в край таза. Аккуратно отмыть волосы, возвращая им рыжий цвет… Сколько раз Кристина проделывала эту процедуру, пожалуй, не сосчитать. Но никогда это привычное для нее занятие не приносило столько удовольствия.
Вымытые волосы были осторожно расчесаны и зачесаны назад, открывая лоб, мокрая простынь отправилась в угол комнаты к грязной одежде. Кристина слегка замешкалась, прикидывая, не подождать ли Джошуа, чтобы с его помощью наложить давящую повязку на ребра, но передумала. Конечно, теперь Горацио был вполне чистым, зато Кристине уже вовсе не хотелось позволять прикасаться к нему кому-то, кроме нее самой. Неважно, с какой целью. Тем более, что возможность наложить повязку самостоятельно у нее все же была. Кристина осторожно оседлала бедра Горацио, наклонилась к нему, закидывая его руки себе на шею и обнимая, затем медленно, с некоторым трудом, выпрямилась. Несмотря на худобу, Горацио оказался даже тяжелей, чем она себе представляла, но дело было сделано: он сидел, положив голову ей на плечо, руки были подняты, открывая доступ к ребрам. Повязку пришлось накладывать вслепую, наощупь, но в этом не было ничего сложного, все равно определять, насколько туго нужно затянуть бинт, приходилось руками, а не глазами.
Закончив с повязкой и осторожно уложив Горацио обратно, Кристина укрыла его одеялом и повторила «капельницу для бедных», с удовольствием отмечая, как уходит с его лица сероватый оттенок. Небритый подбородок по-прежнему нарушал всю картину, но Кристина колебалась, опасаясь повышенной чувствительности разбитой левой стороны. Подумав еще немного, Кристина все же решилась, поставив себе условие – до первого стона. Но Горацио никак не отреагировал на прикосновения бритвы, даже дыхание не участилось.
Едва она закончила с бритьем, вернулся Джошуа, надутый и мрачный.
– Что случилось? – забирая у него пакеты, поинтересовалась Кристина.
– Ну, – шмыгнул носом Джошуа, остановившись на пороге комнаты, и исподлобья глянув в сторону Горацио. – Кристофер говорит, что я пресмыкаюсь перед вонючим копом… – он виновато покосился на Кристину.
– А я думала, ты помогаешь мне, – невозмутимо ответила Кристина, вытирая с лица Горацио оставшуюся после бритья мыльную пену.
Плеснула на ладонь туалетной воды, осторожно провела по щекам Горацио и с иронией взглянула на Джошуа. Теперь говорить, что от Горацио плохо пахнет, было невозможно. Но Джошуа не был способен улавливать столь тонкую иронию. Его реакция была более непосредственной и детской: «А мне?». Кристине было не жалко.
– Но ведь это все для него, – возразил Джошуа, выпрямляясь и кивая на пакеты.
– Верно, – подтвердила Кристина, откладывая в сторону пакет с одеждой и разбирая пакет с медикаментами. – А он сделал тебе что-то плохое?
Джошуа задумчиво уставился на Горацио.
– Нет, – наконец пожал плечами он.
– Тогда почему бы тебе не помочь мне, когда я делаю что-то для него? – ласково спросила Кристина.
Джошуа задумался. Кристина же занялась фиксирующей повязкой для Горацио, подгоняя застежки так, чтобы он не мог шевелить рукой и тревожить больное плечо.
– А ты его купала прямо на кровати? – спросил сзади Джошуа, и Кристина, не оборачиваясь, кивнула. Снова укрыла Горацио одеялом, положив здоровую правую руку поверх него, и наконец занялась лицом.
Кристине ужасно не хотелось оставлять Горацио шрам на лице «на память». Но трое суток спустя, с плохими краями и начинающимся воспалением… Может и мамин коронный шов не спасти. Патриция в шутку называла его «лицевым», не из-за того, что его делали лишь на лице, а как противоположность обычному грубому «изнаночному» шву. «Лицевой» шов требовал много умения, внимания и времени, но зато на свежей ране давал гарантированный результат в виде отсутствия шрама.
– Наверное, больно было, – сказал позабытый Джошуа за спиной.
– Думаю, да, – подтвердила Кристина, осторожно прощупывая края раны.
Присутствие парня начинало ее напрягать, а тут еще показалось, что ресницы Горацио дрогнули.
– Мария, наверное, уже обыскалась тебя, – сказала Кристина, оборачиваясь.
– Ну я же тебе помогал, – возразил Джошуа. Уходить ему явно не хотелось.
– Ты молодец, спасибо, – кивнула Кристина, мягко выпроваживая его из комнаты. – Не знаю, что бы я делала без тебя. Но теперь тебя ждут дома.
– Ладно, – покорился Джошуа.
Возвращаясь в комнату, Кристина уже приготовилась к тому, что Горацио очнулся, но он по-прежнему лежал без движения. Пульс уже не частил, дыхание было ровным и спокойным. В принципе, если обморок плавно перейдет в сон, это тоже неплохо. На всякий случай Кристина плотно занавесила окно: яркий свет при сотрясении мозга совершенно ни к чему.
Можно было заняться лицом: смазать синяк купленным Джошуа гелем, обколоть рану обезболивающим, промыть и начинать зашивать. Совсем чисто, может, и не выйдет, но все равно стоит попробовать.
Кристина уже почти закончила, втирала в шов противовоспалительную мазь, когда Горацио резко вздрогнул всем телом и замер.
– Полежи спокойно еще минутку, – попросила Кристина. – Глаза можешь открыть, здесь только я.
Горацио обмяк, задышал ровнее, попытался приоткрыть глаза, но тут же зажмурился. Видимо, даже такой свет был сейчас для него непереносимо ярок. Кристина закрыла шов марлевым тампоном, закрепила его полосками пластыря, отставила на стол блюдце, которое она использовала вместо кюветы для инструментов, прикрыла лампу шалью.
– Так лучше?
Видимо, было лучше, поскольку Горацио открыл глаза и даже приподнял голову, ища Кристину взглядом. Она подошла, вытащила впитавшее воду с волос полотенце, заменила его подушкой и села рядом, вглядываясь в лицо Горацио.
– Пить, – попросил он, облизывая губы.
Чашка с новой порцией питья давно уже ждала его пробуждения, так что Кристине оставалось лишь взять ее и поднести к губам Горацио.
– Не торопясь, мелкими глотками, – предупреждающе произнесла Кристина, видя, что его рука потянулась к чашке.
Горацио послушно убрал руку, сосредоточенно глотая кисло-сладкую жидкость. Напившись, расслабленно прикрыл глаза, и Кристина невольно улыбнулась: совсем другое дело. Умытый, перевязанный, в чистой сухой постели, и уже не выглядит умирающим. Ну так, пощипанный, конечно, но это уже пустяки, как говорится, дело техники.
Через несколько минут Горацио вдруг решительно открыл глаза и завозился, спуская ноги с кровати и садясь.
– Уверен, что готов прогуляться? – внимательно вглядываясь в его лицо, спросила Кристина. То, что ему нужно в туалет, она понимала, но вот дойдет ли – было сомнительно.
– Уверен.
Тон был действительно самоуверенным, но вставать он почему-то не торопился, прикрываясь одеялом и явно пытаясь отыскать что-то взглядом.
– Первый раз вижу такого стеснительного пациента, – улыбнулась Кристина, поняв причину заминки. Неужели непонятно, что она его уже видела голышом и стесняться поздно?
Горацио промолчал, только отвел взгляд. Это было …странно. Как будто он не воспринимает ее как врача, перед которым не стыдно раздеться.
– Хватит, или одевать полностью? – ехидно спросила Кристина, надев на него трусы.
– Хватит для начала, – невозмутимо парировал Горацио, поднимаясь и пытаясь одновременно натянуть трусы до конца.
Кое-как получилось. Кристина поддержала его под локоть, положила его руку себе на плечо, обхватывая за пояс. Горацио же решил проявлять чудеса упрямства: не просто доковылял до ванной, но и сделал это практически самостоятельно, почти не опираясь на нее, хоть и морщась при каждом шаге. Видя такой настрой, Кристина в ванную с ним не пошла. Вошла только тогда, когда все затихло. Горацио стоял, тяжело опираясь здоровой рукой на раковину и рассматривая свое отражение. Вид у него был, прямо скажем, не из лучших.
– Замечательно сочетается с цветом твоих глаз, – пытаясь подбодрить его, пошутила Кристина, намекая на синяки. Ловко поднырнула под его руку, снова обхватывая Горацио за пояс. – Пошли-ка обратно, для первого раза уже хватит.
Силы у Горацио распределились как-то неравномерно: туда он дошел почти сам, обратно Кристина уже боялась его не довести, он почти падал при каждом шаге, неважно, опирался он на здоровую ногу или на больную. До постели он все же кое-как добрался, Кристина помогла ему удобно сесть, и он сразу закрыл глаза, натягивая одеяло повыше. Немного посидела рядом, слушая, как выравнивается его дыхание, потом ушла на кухню.
Ощущение было странным: Кристина выполняла привычные действия, выхаживая больного, впервые за все время общения с Горацио почувствовав себя уверенно, не терзаясь сомнениями. Все то, что происходило до того, как Горацио попал в яму, вспоминалось как-то отдельно, как не имеющее прямого отношения к тому, что происходило сейчас. Тогда они флиртовали друг с другом, теперь их отношения были строго регламентированы шаблоном «врач-пациент». Ну или должны были быть регламентированы. На деле же Кристина постоянно ловила себя на «неположенных» ощущениях, а Горацио, едва очнувшись, начал отказываться от ее заботы, как будто она тем самым посягала на его самостоятельность.
Пока что Кристину спасало то, что программа была еще не отработана до конца: пациента следовало накормить и заняться его ногой. А дальше… Дальше почему-то все было зыбко и невесомо, страшновато и заманчиво.
Когда Кристина вернулась в комнату, обнаружилось, что Горацио уже отошел от прогулки. Значит, можно было попробовать его накормить. Кристина уже практически ожидала, что Горацио снова будет отстаивать свою самостоятельность, поэтому беспрекословно вложила ложку ему в руку при первом же слабом жесте, мысленно удивляясь: какая разница, сам или с ее помощью? Главное, ему нужно поесть.
С трудом донеся первую ложку до рта, Горацио сдался. Кристина хотела уже заверить его, что ничего такого страшного в его состоянии нет, слабость через несколько часов пройдет, и нет ничего зазорного в том, что его покормят с ложечки, но передумала. Почему-то ей показалось, что эти слова лишь способны спровоцировать новый приступ упрямства, поскольку будут приняты за снисхождение. Этим грешили многие мужчины, причем чаще всего именно те, кто в обычной жизни был наиболее самостоятелен и самодостаточен. Кристина не понимала этого бессознательного убеждения, что медсестра или врач таким образом получает некую власть над больным, но за годы практики научилась помнить об этой особенности мужского восприятия помощи.
Сейчас же, едва рука Горацио обессиленно опустилась на одеяло, Кристина сама взяла ложку и продолжила начатое. Похоже, Горацио смирился со своей слабостью, прикрыл глаза, складки между бровей разошлись, он просто открывал рот и глотал, постепенно засыпая. Через некоторое время Кристине пришлось поддерживать и приподнимать его голову, а к концу кормления – еще и ждать, пока он откроет рот. Кристина едва сдерживала улыбку – настолько Горацио напоминал сейчас больного ребенка, организм которого не может выбрать, что же ему сейчас больше необходимо: сон или еда.
Убрав тарелку, столик и лишнюю подушку из-под спины Горацио, Кристина помогла ему улечься поудобнее и занялась ногой. Густо намазать разгоняющим кровь гелем и забинтовать, чтобы весь гель не остался на постели. Закончив и с этим, Кристина наконец ощутила полное удовлетворение результатами своей работы. Пара дней покоя и нормального питания – и можно будет снова подумать о побеге.