Глава 6.Глава 6.
Кристина даже не представляла себе, какого эффекта можно добиться одной-единственной фразой. Она замерла, позабыв вдохнуть, потому что видела по лицу Питера – он не пропустил эту фразу мимо ушей, а по лицу Кристофера – что он прекрасно отдавал себе отчет в своих словах и том действии, которое они окажут. Единственными, кто ничего не заметил, оказались Дамир с Кэтти, и, хотя дети продолжали веселиться вовсю, прогулка как-то быстро закончилась.
Кристофер попрощался и ушел. Кристина проводила его взглядом и обреченно повернулась к мужу, готовая долго объяснять, что именно Кристофер имел в виду… Но Питер молчал.
Позже в тот же вечер Кристина порадовалась этому его молчанию, потому что таких слов в свой адрес от мужа она раньше никогда не слышала и не хотела бы, чтобы вдобавок ко всему это услышали еще и дети.
Потом Питер метался по комнате, хромая сильнее обычного и швыряя в сумку вещи, а Кристина, внешне совершенно безучастная, молча наблюдала за его перемещениями.
Хлопнула дверь. Кристина не торопясь встала, подошла к двери, закрыла ее на засов. Постояла рядом. Затем прошла в комнату к детям, посмотрела, как они спят.
Вернулась в спальню, не раздеваясь, легла на кровать. Слез почему-то не было. В голове настойчиво стучала мысль: она старательно склеивала чашку, чтобы удержать любовь, не замечая, что чашка пуста.
Кристина как-то особенно отчетливо осознала, что почти не удивилась, когда Питер даже не захотел ее слушать. Как будто она всегда понимала, что ему, как завязавшему алкоголику, нужен лишь повод, чтобы сорваться. Впрочем… Не поэтому ли она так старательно убеждала Кристофера, что у них с Питером все замечательно, не для того ли так поспешно забеременела, чтобы показать: вот, мы с мужем вместе, мы любим друг друга, мы спим друг с другом, у нас будет ребенок, у нас все хорошо, видите, видите?..
Кристина провела рукой по животу, зажмурилась. Господи, она же не хочет этого ребенка! Он ей не нужен… Был нужен, пока она старательно поддерживала иллюзию счастливой семьи, а теперь… Какая же она мать? Как она могла так поступить с еще не рожденным ребенком? Это подлость…
На мгновение мелькнула мысль, что во всем виноват Крис. Очень соблазнительная мысль. «Если бы не он…» – услужливо шептал внутренний голос. Он ведь прекрасно понимал, что делает. Он намеренно спровоцировал Питера. Он разрушил ее семейное счастье. Если бы не он…
Но Кристина лишь на какую-то минуту поддалась соблазну. Нужно было взглянуть правде в глаза – она пыталась склеить то, что с самого начала не было целым. Она родила двоих детей и ждет третьего от нелюбимого мужа. Нет. Все-таки она не могла искренне сказать, что не любила Питера. А вот он ее… Хотя, может, и он любил, но… Любил, но не так, как хотелось бы этого Кристине. Глупо обвинять Питера в том, что она по молодости не сумела разобраться в собственных чувствах. Глупо обвинять Кристофера, что он разрушил то, что и так держалось на честном слове.
Он действовал в своих интересах, но только теперь Кристина переменила свое мнение не только насчет мужа, но и насчет Кристофера. Вернее, не она переменила – мнение переменилось как-то само по себе, и прежнего очарования красивым галантным другом уже не было. Кристофер не имел права действовать такими методами! Ну, точнее, право-то никто у него не отнимал, но если он думал, что после этого добьется благосклонности Кристины, заняв «пустующее место», он просчитался.
Какое-то время Кристина обдумывала, не вернуться ли ей в столицу, под крылышко к Бобу Фоксу. Но ведь там сейчас было действительно опасно, «красные кхмеры» начали настоящий террор. В Пномпене гремели взрывы, произошло несколько заказных убийств крупных политических деятелей и просто влиятельных людей. Кроме того… Боб часто повторял, что она далеко пойдет, как только научится не хвататься за любую торчащую палку в поисках опоры. Кристина обычно краснела от этого грубоватого намека и мысленно спорила со своим старым учителем: женщина может быть полноценной женщиной только рядом с мужчиной. В последние годы в этом убеждении появилось уточнение: рядом с достойным мужчиной. А вот теперь Кристина вдруг задумалась – так ли это утверждение справедливо вообще? Да, мать с отцом были неразлучны, но… Что сделала бы мама, если бы осталась жива? Перед внутренним взором Кристины встала Патриция: осунувшаяся, поседевшая… Продолжающая ухаживать за больными. Продолжающая делать свою работу. Сама. Смутно вспомнились мамины рассказы о бабушке Эмме, которая развелась со своим мужем, выдержала осуждение всего города и стала настоящим мастером своего дела. Патриция гордилась матерью – это Кристина очень хорошо почувствовала по ее рассказам. Пожалуй, вряд ли любила, но гордилась точно.
А что же Кристина? После смерти родителей опеку над ней взял Питер. В джунглях – Кристофер. Потом – Боб Фокс. Потом снова Кристофер и снова Питер. Кристина сжала зубы, досадуя на саму себя. Что она из себя сделала, переходящий приз? Немудрено, что Кристофер считает – оставшись сейчас без мужа, она не преминет броситься в его объятия. Ну уж нет! Не на ту напал. Доктор Кристина Маршалл, выпускница Оксфорда с двумя специальностями, в свои двадцать пять лет имеет стаж врачебной деятельности длиной в полжизни, больше года она была заместителем главного врача столичного госпиталя, она родила двоих детей… Что в этой жизни есть такого, с чем она не справится?
Зашедшего через два дня Кристофера ждало жестокое разочарование. Он столкнулся с тем же, с чем и Питер Маршалл восемь лет назад. Кристина не злилась, не кричала. Напоила чаем, поблагодарила за фотографии – и выставила вон. Не договариваясь о следующей встрече, не улыбнувшись лишний раз.
Кристофер был ошарашен. Такой холодности он не ожидал. Конечно, на то, что Кристина прямо-таки упадет в его объятия, едва блудный муж хлопнет дверью, он не рассчитывал, зато ждал бурной ссоры и потока обвинений, в ответ на которые можно будет заверить в своих самых благих намерениях и получить шанс на такое же бурное примирение – сразу или через некоторое время. Темперамент Кристины будоражил его, а ее привычка скрывать все свои чувства просто сводила с ума. Кристофер представлял себе, какова может быть эта женщина в постели, скинувшая свою маску спокойной приветливости – и его любовницам из местных женщин оставалось только поражаться тому пылу, который Кристоферу приходилось сливать на сторону после памятной оплеухи.
Сама Кристина, надо полагать, очень удивилась бы, если бы об этом узнала. Сдержанность в выражении чувств была ей свойственна от природы, что постоянно подводило ее в постели с Питером, которому необходимы были зримые подтверждения страсти партнерши, а Кристина могла либо чувствовать, либо демонстрировать эти чувства, но не все вместе.
***
В правильности своего решения Кристина была уверена целую неделю. Но судьба сыграла с ней злую шутку. Если бы рядом были те двое мужчин, независимость от которых Кристина собралась отстаивать, эта борьба захватила бы ее, и, скорее всего, Кристина осталась бы победительницей. Но Питер уехал в неизвестном направлении, а через несколько дней после этого куда-то исчез и Кристофер. Приготовившаяся к борьбе Кристина «провалилась», не встретив сопротивления. Дни тянулись, заполненные рутинными делами, в госпитале как раз был период полного затишья, и Кристина впала в апатию, затем в депрессию. Троянским конем выступила ее беременность. Организм и психика будущей мамы были настроены на надежность, безопасность, опеку со стороны сильного. Получилось так, что как профессионал в настоящий момент Кристина себя проявить не могла, как будущая мать – нуждалась в защитнике, а воспринимать ситуацию таким образом, будто это она прогнала обоих кавалеров, не получалось. Нет, это ее все бросили, она никому не нужна, и вообще ее жизнь – сплошная унылая серость и череда ошибок одна другой глупее. Вполне вероятно, что после родов эта депрессия рассеялась бы, и здравый смысл Кристины возобладал бы над приступами жалости и отвращения к себе вперемешку с приступами полной апатии и нежелания жить. Но у судьбы были другие планы.
Пару недель спустя в Кахкае появились две машины, под завязку набитые ранеными. Командир пояснил, что в сорока милях от поселка произошла крупная стычка с «красными кхмерами», путь в столицу был отрезан, и оставшиеся на ногах солдаты, собрав раненых, отошли на север.
Кристина мобилизовала чуть ли не все местное женское население для ухода за ранеными, но, как она ни сбивалась с ног, помочь всем было невозможно. Госпиталь был наполнен стонами, запахом крови и испражнений, заканчивались медикаменты и места в морге.
А утром, едва стало светать, в госпиталь ворвался Кристофер. Огляделся и, не говоря ни слова, до боли крепко ухватил ее за руку и потащил за собой.
– Что ты творишь?! – воскликнула Кристина, отчаявшись вырваться. – Пусти!!!
– «Красные кхмеры» идут, – Кристофер внезапно остановился и выпустил ее руку. – Хочешь остаться здесь? Уверена?
– О Господи… – Кристина прижала ладонь ко рту. – А дети?..
Кристофер поморщился, затем кивнул.
– Хорошо, только давай быстро.
– Подожди, – ухватила его за рукав Кристина. – Ты что, хочешь сказать, что мы уйдем и никого не предупредим? Ты не способен на такую подлость, Крис!
– А я думал, ты умнее, – презрительно прищурился Кристофер. – Ты что, жить не можешь без того, чтобы не взвалить на себя ответственность за кого-то?
– Сейчас не время разбираться, что я могу, а чего – нет, – отрезала Кристина, выдергивая руку, за которую уже снова взялся Кристофер, намереваясь потянуть ее за собой. – Возьми Дамира и Кэтти, предупреди всех, кого сможешь – и уходите. Встретимся в джунглях за поселком, возле «головы Пона».
– А ты?
– Я должна кое-что сделать.
Кристина торопливо зашагала к выходу из поселка, Крис немного помедлил, снова поморщился – и пошел-таки за детьми. Предупреждать кого-либо в его планы не входило, чем больше жертв найдут в поселке «красные кхмеры», тем меньше вероятность погони, но вот если он бросит детей – о Кристине можно забыть. А он был пока не готов отказаться от нее. Слишком долго он ждал этого.
Если бы Кристофер знал, что именно задумала Кристина, он бросил бы Дамира и Кэтти. Если бы «красные кхмеры» пришли не сейчас, раньше или позже, Кристине никогда и в голову бы не пришло подобное. Да и сейчас она вряд ли осознавала истинные причины своего поведения. Но она сделала именно то, что сделала – вышла на дорогу и встала перед приближающимися самоходками.
О чем она думала в тот момент? Почти ни о чем. Только о том, что кто-то же должен это сделать – задержать нависшую над поселком угрозу, а если получится – то и вовсе убедить «красных кхмеров» не трогать их. Того, что она неосознанно обесценивает собственную жизнь заодно с жизнью еще не родившегося ребенка и обрекает своих детей на сиротство, Кристина в тот момент не понимала.
«Красные кхмеры», вероятно, решили испытать ее на прочность – передняя самоходка остановилась только тогда, когда ее железный борт почти коснулся Кристины. Несколько минут длилась немая сцена: Кристина стояла, глядя перед собой невидящими глазами, пытаясь не выдать вдруг охватившего ее запоздалого ужаса, а повстанцы разглядывали странную женщину, коротко, по-военному стриженую, одетую в камуфляж и солдатские ботинки – и при этом с животом, явно свидетельствующим, что она на последних месяцах беременности.
– Это мирный поселок, – наконец выдавила Кристина. От страха из памяти вылетели все кхмерские слова. В последнее время кхмерский требовался все реже – все больше людей понимали по-английски. Но говорить с «красными кхмерами», запрещавшими образование и иностранные языки, на английском, было чистой воды самоубийством.
– В поселке солдаты, – резко бросил один из повстанцев.
– Только раненые и мирные жители, – покачала головой Кристина.
Разумеется, «красных кхмеров» это не убедило – взревели моторы, Кристину грубо дернули за локоть и потащили за собой. Повстанцы вошли в поселок.
***
Предупреждение поселок все же получил. За Дамиром и Кэтти присматривала овдовевшая год назад миссис Дорсуа, которая не пожелала отдавать детей Кристоферу без пояснений. Услышав про «красных кхмеров», старая женщина переполошилась, завопила не хуже сирены и кинулась стучаться во все дома подряд. Крис довольно ухмыльнулся – можно считать, что поручение Кристины он полностью выполнил, при этом не потеряв времени на заранее обреченные попытки спасти жителей Кахкае.
Сцену на дороге углядел Дамир.
– Это что, мама? – удивленно спросил мальчик, с трудом поспевая за Кристофером.
Тот оглянулся, чертыхнулся сквозь зубы, секунду постоял в раздумьях, потом мотнул головой и прибавил шагу, крепче стискивая руку Дамира.
Мысль о том, что детей можно было оставить в поселке, раз уж их мать решила поиграть в народного героя, посетила Кристофера только тогда, когда он добрался до условленного места. «Головой Пона» звалась скала, выщербленная дождями и ветром так, что с тропинки рисунок трещин складывался в морщинистое лицо с крупным носом и узкими глазками.
– А как же мама? – спросил Дамир, когда Кристофер устроился под деревом и достал флягу.
– Пить хочешь? – вместо ответа спросил Кристофер.
– Нужно вернуться за мамой! – упрямо сжав губы, заявил Дамир.
Кристофер чертыхнулся. И зачем ему Кристинины щенки? Хотя, может, ее и не убьют, кто знает. В таком случае еще можно повернуть все происходящее в свою пользу. Правда, придется немного погеройствовать.
– Сидите здесь, – сказал он.
– Нет, я пойду с тобой, – заупрямился Дамир.
– Вякнете хоть что-то – шею сверну, – предупредил Кристофер, смиряясь. Яблочко от яблоньки…
Дамир кивнул, Кэтти скривила было личико, оттопыривая нижнюю губу – ей явно не понравился тон Кристофера – но брат быстро шепнул ей на ухо, что сейчас они пойдут к маме, но только если она будет вести себя хорошо, и девочка успокоилась.
***
«Красные кхмеры» обшарили поселок, забирая все мало-мальски ценное, всех, кто не успел уйти – а не успел уйти практически никто – согнали к госпиталю. Раненых вытащили на улицу и, недолго думая, поставили к стенке. Многие стоять не могли – их просто усадили у стены.
В качестве расстрельной команды выступали все захватчики – пострелять по живым мишеням хотелось всем.
Кристина стояла рядом с другими женщинами. Многие плакали и молились – она молчала. Шок подействовал на нее как-то странно: вместо желания выжить у Кристины проснулась тяга к саморазрушению. Точнее, ей просто хотелось умереть, желательно как можно быстрее и безболезненнее, только бы не наблюдать, как катятся прямо в ад осколки ее жизни. Ее вчерашних пациентов, которых она так старалась спасти, сейчас убьют. А она вместе с другими людьми, так же наивно мнившими себя повелителями собственной судьбы еще несколько часов назад, отправится в рабочий поселок, где будет гнить заживо. Таков будет конец ее жизни.
«Красные кхмеры» изготовили оружие, и в этот момент Кристина вышла и встала перед расстрельным строем. «Красные кхмеры» ведь убивали тех, кто не может работать. Вот пусть и ее убьют уже сейчас, и все это наконец закончится, без долгих месяцев полуживотного существования. Ей хотелось умереть человеком.
На мгновение Кристине показалось, что она услышала вскрик Дамира, но она даже не посмотрела в ту сторону. Дамира здесь быть не могло. Она верила Крису. Он спасет детей.
К сожалению, повстанцы, так же как и пробравшийся в поселок и наблюдавший все это Кристофер, истолковали ее порыв неверно. Они загоготали – и не стали стрелять. Кристину снова ухватили за локоть и потащили куда-то в помещение госпиталя.
Притащив в дальнюю комнатушку, куда помещали самых тяжелых больных, которых нельзя было класть вместе с остальными, один из солдат пинком заставил ее встать на колени, молча спустил штаны, резко рванув ее за волосы, заставил открыть рот и так же молча сунул в него свой член. Что-то сказал второй солдат, сквозь звон в ушах Кристина разобрала только «бойкий язычок». Но времени на недоумение – она же ничего не говорила – не было. Носоглотку забивал резкий запах и отвратительный вкус чужого тела, явно не мытого несколько дней. Солдат, не дождавшись активности от нее, качнулся, толкая член ей глубже в горло, Кристина не справилась с рвотным позывом – и упала на кровать, отброшенная мощной затрещиной. Ее рвало, но насильник не собирался ждать – уже содрал с нее штаны и трусы, перевернул задницей вверх и грубо вторгся во влагалище едва смоченным ее же слюной членом, ругаясь на ее живот, мешающий процессу. Боль была неимоверной, отчасти из-за раздираемого влагалища, отчасти из-за немилосердного давления на живот. То ли насильнику было не слишком много надо, то ли он вообще был не силен по этой части, но истязание длилось недолго. Довольно рыкнув, мужчина кончил и уступил место второму, ожидавшему своей очереди.
Рвота прекратилась, а ее крови и спермы предыдущего насильника, видимо, оказалось достаточно в качестве смазки, поэтому Кристина какое-то время терпела молча. Теперь она слышала крики из других помещений – как женские, так и мужские. Тех раненых, которых «пощадили» при расстреле, видимо, тоже пустили в дело.
Внезапно все тело Кристины будто пронзило раскаленной иглой, она дико закричала, запрокидывая голову и обхватывая раздираемый болью живот. Простыня между ног стала мокрой, насильник слез с нее, оставив, скорчившуюся, на кровати.
– Тьфу, только начали, – сплюнул тот, который был первым и ожидал следующего захода.
Поднял было автомат, но второй оттолкнул дуло в сторону.
– Сама сдохнет, не видишь – рожает, – сказал он. – Пошли лучше, пока остальные всех баб до смерти не затрахали.
Кристина слышала их слова будто издалека, сквозь пелену забытья, то и дело разрываемую вспышками боли. Все звуки, доносящиеся снаружи, проходили мимо ее сознания, полностью перекрываясь происходящим с ней самой. Некоторое время Кристина еще помнила, что в шкафчике, буквально в нескольких шагах от кровати, есть почти все необходимое, но быстро поняла, что даже это расстояние для нее сейчас непреодолимо.
Ей казалось, что так плохо ей не было даже во время первых родов. Попытки лечь на спину и правильно подышать провалились, Кристина кричала, задыхаясь от боли, не помня себя, не слыша собственного крика, ничего не видя из-за тумана перед глазами.
Через какое-то время боль вдруг стихла. Кристина осторожно перевернулась на спину, развела ноги. Отдышалась. Неужели прошло восемь часов, и родовая деятельность ослабла? Или, может быть, она вообще прекратится? Кристина закусила губу и приказала себе не надеяться понапрасну. Ее ребенок родится сейчас, без чьей-либо помощи. Так уж вышло – сейчас они могут рассчитывать только друг на друга, мама и ребенок.
Отдохнув немного, Кристина почувствовала начало новых схваток. Но теперь она была готова, напряглась – и боль, будто только этого и ждала, обрушилась огненным кнутом, заставив тело содрогаться в конвульсиях. Приступ прошел – и вдруг Кристина почувствовала отзвук знакомого облегчения. С огромным трудом приподняв голову, она увидела кроваво-грязный комок – своего ребенка. Новорожденный молчал и не шевелился. Цепляясь за простыню, Кристина сумела немного развернуться, подтянуть ребенка поближе и положить себе на живот. Кажется, девочка. Сил на то, чтобы посмотреть или попытаться помочь ребенку начать дышать, не было.
– Мама здесь, – прошептала Кристина, обращаясь к ребенку. – Мама с тобой.
В ответ раздался тихий, неразборчивый звук. Кристина слабо улыбнулась и разлепила ресницы. Спать было рано. Ребенок, казалось, тоже пытался протереть глаза, но у него ничего не получалось. Кристина подтянула ребенка повыше – пуповина напряглась, тело снова скрутило судорогой, Кристина вскрикнула, невольно сжав ребенка слишком сильно. Послед вышел легко, но теперь ребенок хныкал.
– Сейчас, маленькая, – успокоила ее Кристина, пытаясь отдышаться. Теперь, получив возможность ощупать ребенка, она убедилась – девочка.
Промыть глазки ребенку было нечем. Кристина криво усмехнулась, вспомнив свои мысли о полуживотном существовании – и начала осторожно вылизывать личико ребенка, словно большая кошка. Убедившись, что глаза, нос и рот девочки теперь чисты, Кристина перевела взгляд на пуповину. Встать за инструментом она не в состоянии. Мысленно пожав плечами, Кристина вздохнула. Ну, вероятно, когда-то матери так и делали – сами перегрызали пуповину своим новорожденным детям.
Последнее, что Кристина успела сделать перед тем, как отключиться, – это кое-как вытащить из-под себя грязное скомканное белье и завернуться в него вместе с малышкой.
***
Вошедшие на рассвете следующего дня в Кахкае войска взяли повстанцев «тепленькими». Перепившись накануне, те не оказали практически никакого сопротивления, но это их не спасло. Увидев, во что превратился госпиталь, солдаты из правительственного отряда расстреляли повстанцев на месте.
В столицу отправили за врачами – немногочисленных выживших нельзя было перевозить. «Красные кхмеры» в этот раз никого не собирались вести на запад, они просто развлекались остаток дня и всю ночь: насиловали, били, резали, жгли, не делая разницы между мужчинами и женщинами – делали все, что приходило в их замутненные алкоголем и безнаказанностью головы. Из женщин и раненых солдат эту ночь не пережил практически никто.
Женщину в дальней палате, перемазанную кровью и завернутую в грязные простыни, поначалу тоже сочли мертвой. Лишь через несколько часов приехавшие врачи, проверяя растерзанные тела, обнаружили эту ошибку. Новорожденная девочка была так слаба, что даже не могла плакать, мать тоже была в тяжелом состоянии из-за сильнейшей кровопотери, но они были живы.