Глава 8.
Глава 8.
Если Пномпень сильно изменился за те пару лет, пока Кристина его не видела, то Кампонгчнанг за прошедшие годы изменился до неузнаваемости. После нападения «красных кхмеров» в самом начале гражданской войны город не стали восстанавливать, его отстроили заново. Расположенный удивительно удачно с точки зрения туристического бизнеса, Кампонгчнанг расцветал на глазах. С одной стороны, хорошая трасса вела в столицу, предоставляя возможность туристам посетить ее и осмотреть достопримечательности. С другой – можно было отправиться в путешествие на каноэ по горным рекам или экскурсию к красивейшим водопадам. Наконец, несколько часов вверх по реке – и можно было провести чудесный день на огромном озере Тенлисап.
Отели, кемпинги, лодочные станции и бунгало на берегах реки и озера росли словно грибы после дождя. Единственный госпиталь города перестал справляться, и муниципалитет выделил деньги на новый. В него-то и была назначена главным врачом двадцатишестилетняя Кристина Маршалл.
Перед отъездом Боб Фокс прочел ей детальную лекцию, как руководить госпиталем, на что обращать внимание, как подбирать персонал. Кристина внимательно слушала, уточняла, потом подумала – и сделала все по-своему. Многое из того, что годилось для солидного пятидесятилетнего мужчины, могло не подойти для женщины, которой нет еще и тридцати. Первые полгода были сложными. Не все и не сразу стали воспринимать всерьез маленькую докторшу, никогда не повышавшую голос. Кристина реагировала по-разному, от выговора до увольнения, если в результате действий несогласных страдали пациенты. Если же вреда делу не наносилось, виновный в неподчинении вызывался на совет госпиталя с докладом: что он считает необходимым изменить в управлении и почему. Санкции следовали, только если человек не мог привести никаких аргументов в свою пользу.
Кое-кто фыркал, говоря: «Бабское руководство до добра не доведет». Другие предсказывали скорое увольнение такого мягкотелого главврача, который не может отстоять свой авторитет. Но вот только через несколько месяцев даже до самых упертых дошло (не без подсказки со стороны), что на совете они выглядят как школяры только если действительно перед этим повели себя как школяры и не выполнили распоряжение доктора Маршалл или другого старшего врача без веских причин. А если причины были – то и человек выглядел солидным взрослым врачом, преданным своему делу и вносящим свое предложение всем на благо.
Тузом в рукаве выступали диагностические способности Кристины, ее умение понимать без слов, что было особенно ценно в случаях с туристами, зачастую либо не говорившими ни на английском, ни на кхмерском, либо от боли позабывшими все языки кроме родного. Кристина пыталась научить этому тех, кто желал учиться, что оказалось не так-то просто. Конечно, после ее подсказок обучаемые обращали внимание на те симптомы, которые могли существенно облегчить постановку диагноза. Но как научить видеть эти симптомы…
Однажды кто-то догадался поинтересоваться, как это удается ей самой.
– На самом деле я просто смотрю внимательно на человека и слушаю себя, – пожала плечами Кристина. – Если у меня вдруг возникают какие-то ощущения, я проверяю, есть ли соответствующие симптомы у больного. Ведь в своих ощущениях разобраться легче, чем в чужих. Вы сразу чувствуете, когда что-то не в норме. А наш мозг на бессознательном уровне может воспринять куда больше информации и обработать ее куда быстрее, чем мы можем сделать сознательно. Вот и весь секрет.
Воспользоваться советом смогли очень немногие, но те двое, у кого получилось, вскоре стали весьма популярны. Правда, через некоторое время один из них, дико смущаясь, заявил, что собирается в столицу. Кристина подбодрила парня, сообщив, что своими успехами он обязан только себе самому – ведь ее слова слышали многие, но воспользоваться ими не смогли, так что нет ничего плохого в том, что он теперь хочет попробовать выстроить свою карьеру и реализоваться как профессионал.
Второй ее успешный ученик, сорокалетний Йенг Вон, вскоре стал ее заместителем.
***
Через два месяца Кристофер из Штатов не вернулся. И через три, и через шесть. Кристина некоторое время еще прислушивалась к себе – не появятся ли досада, чувство брошенности или еще какие-то сигналы, свидетельствующие о том, что ее тянет к Кристоферу, и в глубине души она ждет его возвращения. Но почувствовала она только облегчение. Больше ей не нужно было думать о том, как оградить себя от домогательств с его стороны. Занятия по самообороне не пригодились, но Кристина была довольна, что научилась всему этому. Она надеялась, что если ей суждено снова оказаться в критической ситуации, эти навыки придадут ей как минимум ту каплю уверенности, которая не позволит впасть в ступор от страха. Конечно, она надеялась, что ничего подобного не случится, но помнила, что жизнь непредсказуема, а своему рассудку, как показывала практика, в критической ситуации доверять можно было не всегда.
Впрочем, пока жизнь вновь играла яркими красками: любимая работа шла успешно, приносила радость и неплохой заработок, а все оставшееся время занимали ее дети.
Дамир пошел в школу, где наравне с хорошими успехами в учебе показал себя просто ужасным задирой. В свои девять лет мальчик считал себя главой семьи, защитником матери и сестер, но при этом полагал, что его должны слушаться и все остальные, так как он всегда прав. К сожалению, правоту свою он предпочитал доказывать кулаками. Когда Кристина объясняла, что начать драку – все равно, что признать свою неправоту и отсутствие других аргументов, кроме кулака, Дамир кивал и обещал исправиться, но как только кто-то начинал ему перечить, он вспыхивал словно порох, и Кристине снова приходилось лечить синяки и ссадины и извиняться перед родителями пострадавших за несдержанность сына.
Кэтти, видимо, пошла по стопам прабабки и при виде разноцветных тряпочек просто впадала в экстаз. Едва выучившись удерживать в пальчиках иголку и делать стежки, девочка стала экспериментировать на своих куклах, сооружая для них наряды один другого причудливее. Выбирать для шестилетней модницы одежду было сущим наказанием, хотя свои желания Кэтти подкрепляла не истерикой плана «я так хочу», а рассуждениями на тему сочетания цветов, тканей и форм, от которых продавцы впадали в ступор и осторожно спрашивали у Кристины, сколько лет ее дочери. Кристина же внимательно выслушивала рассуждения Кэтти, порой подсказывая еще неизвестные той термины, когда понимала, что именно девочка пытается втолковать очередной продавщице с помощью сравнений – не «как камушек из реки», а «гладкий», не «как солнышко», а «круглый»…
Джинни молча наблюдала за сестрой и матерью. Порой Кристине казалось, что внимательные карие глаза просто вбирают этот мир словно губка, стараясь не пропустить ни капли. Волосы девочки уже не были рыжими, потемнели, и из всех троих детей Джинни походила на мать больше всех. Кристина не любила это слово, но она читала его в глазах других людей – ее младшую дочь считали странной. С самого раннего детства Джинни впадала в беспокойство в отсутствие матери. Никакие уговоры, что мама скоро вернется, даже если Кристина уходила на полчаса в магазин, не действовали. Девочка не шла ни к кому на руки, а когда находилась в одной комнате с матерью, все время норовила прижаться или хотя бы прикоснуться к ней. Во время прогулок Джинни частенько делала вид, что устала и не может больше идти, хотя похоже было, что девочка просто хочет, чтобы ее взяли на руки.
Кристина перелопатила гору специальной литературы, писала Бобу Фоксу с просьбой достать последние исследования по похожим темам. Главной причиной такой повышенной тревожности, как она вычитала в одной из книг, мог быть тот месяц, когда Кристина отчаянно не хотела рожать этого ребенка. Бессознательный страх потерять маму, оказаться брошенной был у Джинни слишком силен. Единственной рекомендацией, найденной в книгах, было не запрещать ребенку ощущать физический контакт и ждать. Не получая никакого подтверждения, рано или поздно страх должен был пройти.
Еще одной проблемой была речь. Дамир заговорил где-то в полтора года – воспитатели в приюте не смогли сказать точно. Кэтти заговорила в год и семь. Трехлетняя Джинни молчала. Кристина решила на ребенка не давить, предупредила няню, чтобы та продолжала побольше разговаривать с девочкой, но с каждым месяцем беспокоилась все больше.
***
В Англии, как и в большинстве стран, где господствует христианство, церковь относится к браку строже, чем государство. Католический брак, к примеру, можно только аннулировать в исключительных случаях, расторгнуть же его нельзя. Да и для расторжения гражданского брака, заключенного в мэрии, понадобятся серьезные причины.
В Камбодже все наоборот. Буддизм относится к проблемам семьи и брака с философским спокойствием: хочешь – женись, не хочешь – не женись, главное – не порть карму негативными эмоциями. Зато государство стоит на страже нравственности своих граждан столь непримиримо, что в некоторые периоды за измену полагался, ни много ни мало, расстрел.
Староста, к которому пришла Кристина Маршалл с вопросом о том, как ей развестись с мужем, поначалу ответил решительным отказом. При наличии троих несовершеннолетних детей, по его мнению, веских причин для развода быть не могло.
– Какой бы он ни был, детям нужен отец, – строго выговаривал он Кристине.
Ситуация была сложной: поскольку брак был заключен в Англии, то, чтобы развестись по английским законам, Кристине пришлось бы вернуться туда и прожить в стране не меньше года до подачи заявления. Зато в Англии можно было бы упомянуть про измены Питера, как причину расторжения брака, не отправив его при этом за решетку.
– Да, детям нужен отец, – согласилась Кристина, помолчав и подумав. – Только вот, знаете ли, это было решение моего мужа, бросить их. Я всего лишь хочу придать законный статус свершившемуся факту. Если бы мой муж был здесь, я уверена, что он не смог бы даже назвать дни рождения детей.
Староста поджал губы, и Кристина поняла, что он тоже не помнит дни рождения своих детей, но не считает себя из-за этого плохим отцом.
– Но это ерунда, – продолжила Кристина. – Он не знает даже имени своей третьей дочери, потому что вообще не знает, что у него родилась еще одна дочь, а не сын, – она погладила по голове Вирджинию, сидящую у нее на коленях. – Питер ее не видел. Ни разу, – добавила она, поднимая глаза на старосту. – Он бросил нас еще три года назад.
– Что ж, это серьезная причина, – нехотя признал староста. – Думаю, я могу принять ваше заявление. Но не ждите, что в такой ситуации вопрос решится быстро, – предупредил он.
– Я никуда не тороплюсь, – улыбнулась ему Кристина.
Если бы она знала, кто стоит сейчас на пороге ее дома…
Но Кристина ничего не подозревала. Отдала старосте заявление, уплатила положенную пошлину, вышла на улицу и, подозвав Дамира с Кэтти, отправилась домой. По дороге они заглянули на местный рынок, закупили кое-какие продукты. Дамир с Кэтти шумно спорили, куда отправиться в мамин выходной – на речку или просто гулять. Не любившая плавать Кэтти была категорически против речки и не понимала, почему Дамир не может отправиться туда один, а Дамир, считая себя главой семьи, хотел, чтобы они непременно шли все вместе и туда, куда хочет он. Джинни как всегда молчала, внимательно разглядывая спорщиков. Кристина наблюдала за ней, зная, что дочка прекрасно понимает суть спора, и ожидая, что девочка как-то выразит свое мнение.
Питер Маршалл стоял на пороге дома, запыленный, усталый и злой. Из столицы он уехал почти неделю назад. При таких суровых законах касательно семейного права, как ни странно, измена была нормой. Практически все мужчины имели любовниц, а то и пару семей на стороне, да и многие женщины не отставали в любвеобильности. В то же время, все это не мешало отдельным индивидуумам самым варварским образом проявлять свою ревность. Совсем недавно по стране прогремело жуткое событие: по приказу одного влиятельного чиновника его юной любовнице, посмевшей сменить покровителя, плеснули в лицо кислотой. Девушку едва удалось спасти, но зрение и красота были потеряны навсегда. Питеру повезло больше. Другой влиятельный человек, муж его последней пассии, удовлетворился тем, что его громилы переломали горе-любовнику все пальцы на руках, несколько ребер и челюсть. Выйдя из больницы, Питер обнаружил, что остался безработным.
Тогда он, недолго думая, направился в Кахкае. Невероятно, но факт – он ничего не знал о случившемся с поселком. В то время новости интересовали его куда меньше, чем прелести очередной любовницы. Удивленные взгляды водителя, когда тот услышал про пункт назначения, Питер проигнорировал.
От Кахкае осталось немного. Джунгли с радостью принялись за предложенную добычу. Таксист злорадно заломил тройную цену за обратную дорогу, и Питеру пришлось заплатить – не оставаться же куковать в «проклятом месте». Довольный водитель на обратном пути рассказал Питеру о произошедшем. Выжила ли беременная женщина с двумя детьми, он не знал, зато знал, в какой госпиталь перевезли выживших, и охотно поделился информацией. Не безвозмездно, разумеется.
Вернулся в столицу Питер практически без денег, но тут ему повезло, поскольку госпиталь, куда перевезли выживших в Кахкае, оказался ему прекрасно знаком. Правда, Боб Фокс долго сопел, хмурился и не желал отвечать, выжила ли Кристина и где она теперь. В конце концов, Питер припер старика к стенке железным аргументом: он отец и имеет право увидеть детей.
До Кампонгчнанга добираться пришлось на попутках, благо шло их в том направлении немало. Город показался Питеру огромным. К тому же сперва он сунулся не в тот госпиталь, затем долго искал нужный, который оказался на другом конце города, там ему долго не хотели давать домашний адрес доктора Маршалл, поскольку никогда не слышали о том, что у нее есть муж.
Едва по госпиталю разошелся слух, что объявился муж Кристины, вокруг стали собираться кучки любопытных. Вот только на лицах ее коллег и подчиненных Питер не прочел ничего для себя лестного, а случайно услышанное «фу, да я бы за такого урода в жизни бы никогда не вышла, и что она только в нем нашла» окончательно испортило ему настроение. Впрочем, нет, окончательно оно испортилось тогда, когда он обнаружил, что Кристины нет дома.
Солнце успело подняться высоко, когда Питер услышал звонкие детские голоса. Прикрыв глаза рукой, он посмотрел вдоль улицы – и с трудом смог закрыть рот. После всего, что ему рассказывали о случившемся в Кахкае (а водитель не пожалел красок для описания), Питер ожидал увидеть бледную, замученную, рано состарившуюся женщину, которая, несомненно, с радостью воспримет возвращение защитника и кормильца-мужа. Но по улице шла молодая, покрытая ровным загаром женщина, одетая в сине-голубой саронг. Отросшие волосы были острижены простым и элегантным каре – Кристина решила, что военная форма и короткая стрижка не соответствуют ее должности, а косы превратят ее совсем в девчонку, и остановилась на промежуточном варианте. На работе она носила легкие блузы с юбками или брюками, а вот вне работы облюбовала своеобразные, но неожиданно удобные и практичные саронги. Обе дочери тоже полюбили национальную кхмерскую одежду, только Кэтти предпочитала яркие оттенки, вроде красного с желтой отделкой, одетого на ней сейчас, а Джинни, наоборот, любила глубокие темные или светло-пастельные тона. Дамир, заядлый купальщик и рыболов, из одежды признавал лишь шорты. В рубашку и брюки для занятий в школе облачался всегда неохотно.
Уставшую от долгой прогулки Джинни Кристина взяла на руки, Кэтти шла рядом, все еще не закончив спор с Дамиром, который, «как настоящий мужчина», сразу после рынка отобрал у матери корзину с продуктами и теперь пыхтел, изо всех сил стараясь не показывать вида, что ему тяжело.
Это была просто идеально прекрасная картина. Такая семья – гордость любого мужчины, и Питер, ничтоже сумняшеся, тут же произнес про себя «моя семья», раздуваясь от гордости.
Встреча, правда, вышла не совсем идеальной. Точнее, совсем не идеальной. Заметив мужчину, явно поджидающего их у порога, Дамир сдвинул брови и шагнул вперед, верный своему образу «главного мужчины в этом доме», но потом узнал отца, и его лицо разгладилось. Питер готов был открыть объятия, ожидая, что мальчик бросится к нему на шею, но этого не произошло.
Дамир посмотрел на мать и как-то хмуро сообщил:
– Папа.
– Я вижу, – негромко сказала Кристина, ободряюще погладив по голове прижавшуюся к ней Кэтти. – Девочки, это ваш папа.
Под взглядом четырех пар темных глаз Питеру стало как-то неуютно. Рады ему точно не были.
Глава 8.Если Пномпень сильно изменился за те пару лет, пока Кристина его не видела, то Кампонгчнанг за прошедшие годы изменился до неузнаваемости. После нападения «красных кхмеров» в самом начале гражданской войны город не стали восстанавливать, его отстроили заново. Расположенный удивительно удачно с точки зрения туристического бизнеса, Кампонгчнанг расцветал на глазах. С одной стороны, хорошая трасса вела в столицу, предоставляя возможность туристам посетить ее и осмотреть достопримечательности. С другой – можно было отправиться в путешествие на каноэ по горным рекам или экскурсию к красивейшим водопадам. Наконец, несколько часов вверх по реке – и можно было провести чудесный день на огромном озере Тенлисап.
Отели, кемпинги, лодочные станции и бунгало на берегах реки и озера росли словно грибы после дождя. Единственный госпиталь города перестал справляться, и муниципалитет выделил деньги на новый. В него-то и была назначена главным врачом двадцатишестилетняя Кристина Маршалл.
Перед отъездом Боб Фокс прочел ей детальную лекцию, как руководить госпиталем, на что обращать внимание, как подбирать персонал. Кристина внимательно слушала, уточняла, потом подумала – и сделала все по-своему. Многое из того, что годилось для солидного пятидесятилетнего мужчины, могло не подойти для женщины, которой нет еще и тридцати. Первые полгода были сложными. Не все и не сразу стали воспринимать всерьез маленькую докторшу, никогда не повышавшую голос. Кристина реагировала по-разному, от выговора до увольнения, если в результате действий несогласных страдали пациенты. Если же вреда делу не наносилось, виновный в неподчинении вызывался на совет госпиталя с докладом: что он считает необходимым изменить в управлении и почему. Санкции следовали, только если человек не мог привести никаких аргументов в свою пользу.
Кое-кто фыркал, говоря: «Бабское руководство до добра не доведет». Другие предсказывали скорое увольнение такого мягкотелого главврача, который не может отстоять свой авторитет. Но вот только через несколько месяцев даже до самых упертых дошло (не без подсказки со стороны), что на совете они выглядят как школяры только если действительно перед этим повели себя как школяры и не выполнили распоряжение доктора Маршалл или другого старшего врача без веских причин. А если причины были – то и человек выглядел солидным взрослым врачом, преданным своему делу и вносящим свое предложение всем на благо.
Тузом в рукаве выступали диагностические способности Кристины, ее умение понимать без слов, что было особенно ценно в случаях с туристами, зачастую либо не говорившими ни на английском, ни на кхмерском, либо от боли позабывшими все языки кроме родного. Кристина пыталась научить этому тех, кто желал учиться, что оказалось не так-то просто. Конечно, после ее подсказок обучаемые обращали внимание на те симптомы, которые могли существенно облегчить постановку диагноза. Но как научить видеть эти симптомы…
Однажды кто-то догадался поинтересоваться, как это удается ей самой.
– На самом деле я просто смотрю внимательно на человека и слушаю себя, – пожала плечами Кристина. – Если у меня вдруг возникают какие-то ощущения, я проверяю, есть ли соответствующие симптомы у больного. Ведь в своих ощущениях разобраться легче, чем в чужих. Вы сразу чувствуете, когда что-то не в норме. А наш мозг на бессознательном уровне может воспринять куда больше информации и обработать ее куда быстрее, чем мы можем сделать сознательно. Вот и весь секрет.
Воспользоваться советом смогли очень немногие, но те двое, у кого получилось, вскоре стали весьма популярны. Правда, через некоторое время один из них, дико смущаясь, заявил, что собирается в столицу. Кристина подбодрила парня, сообщив, что своими успехами он обязан только себе самому – ведь ее слова слышали многие, но воспользоваться ими не смогли, так что нет ничего плохого в том, что он теперь хочет попробовать выстроить свою карьеру и реализоваться как профессионал.
Второй ее успешный ученик, сорокалетний Йенг Вон, вскоре стал ее заместителем.
***
Через два месяца Кристофер из Штатов не вернулся. И через три, и через шесть. Кристина некоторое время еще прислушивалась к себе – не появятся ли досада, чувство брошенности или еще какие-то сигналы, свидетельствующие о том, что ее тянет к Кристоферу, и в глубине души она ждет его возвращения. Но почувствовала она только облегчение. Больше ей не нужно было думать о том, как оградить себя от домогательств с его стороны. Занятия по самообороне не пригодились, но Кристина была довольна, что научилась всему этому. Она надеялась, что если ей суждено снова оказаться в критической ситуации, эти навыки придадут ей как минимум ту каплю уверенности, которая не позволит впасть в ступор от страха. Конечно, она надеялась, что ничего подобного не случится, но помнила, что жизнь непредсказуема, а своему рассудку, как показывала практика, в критической ситуации доверять можно было не всегда.
Впрочем, пока жизнь вновь играла яркими красками: любимая работа шла успешно, приносила радость и неплохой заработок, а все оставшееся время занимали ее дети.
Дамир пошел в школу, где наравне с хорошими успехами в учебе показал себя просто ужасным задирой. В свои девять лет мальчик считал себя главой семьи, защитником матери и сестер, но при этом полагал, что его должны слушаться и все остальные, так как он всегда прав. К сожалению, правоту свою он предпочитал доказывать кулаками. Когда Кристина объясняла, что начать драку – все равно, что признать свою неправоту и отсутствие других аргументов, кроме кулака, Дамир кивал и обещал исправиться, но как только кто-то начинал ему перечить, он вспыхивал словно порох, и Кристине снова приходилось лечить синяки и ссадины и извиняться перед родителями пострадавших за несдержанность сына.
Кэтти, видимо, пошла по стопам прабабки и при виде разноцветных тряпочек просто впадала в экстаз. Едва выучившись удерживать в пальчиках иголку и делать стежки, девочка стала экспериментировать на своих куклах, сооружая для них наряды один другого причудливее. Выбирать для шестилетней модницы одежду было сущим наказанием, хотя свои желания Кэтти подкрепляла не истерикой плана «я так хочу», а рассуждениями на тему сочетания цветов, тканей и форм, от которых продавцы впадали в ступор и осторожно спрашивали у Кристины, сколько лет ее дочери. Кристина же внимательно выслушивала рассуждения Кэтти, порой подсказывая еще неизвестные той термины, когда понимала, что именно девочка пытается втолковать очередной продавщице с помощью сравнений – не «как камушек из реки», а «гладкий», не «как солнышко», а «круглый»…
Джинни молча наблюдала за сестрой и матерью. Порой Кристине казалось, что внимательные карие глаза просто вбирают этот мир словно губка, стараясь не пропустить ни капли. Волосы девочки уже не были рыжими, потемнели, и из всех троих детей Джинни походила на мать больше всех. Кристина не любила это слово, но она читала его в глазах других людей – ее младшую дочь считали странной. С самого раннего детства Джинни впадала в беспокойство в отсутствие матери. Никакие уговоры, что мама скоро вернется, даже если Кристина уходила на полчаса в магазин, не действовали. Девочка не шла ни к кому на руки, а когда находилась в одной комнате с матерью, все время норовила прижаться или хотя бы прикоснуться к ней. Во время прогулок Джинни частенько делала вид, что устала и не может больше идти, хотя похоже было, что девочка просто хочет, чтобы ее взяли на руки.
Кристина перелопатила гору специальной литературы, писала Бобу Фоксу с просьбой достать последние исследования по похожим темам. Главной причиной такой повышенной тревожности, как она вычитала в одной из книг, мог быть тот месяц, когда Кристина отчаянно не хотела рожать этого ребенка. Бессознательный страх потерять маму, оказаться брошенной был у Джинни слишком силен. Единственной рекомендацией, найденной в книгах, было не запрещать ребенку ощущать физический контакт и ждать. Не получая никакого подтверждения, рано или поздно страх должен был пройти.
Еще одной проблемой была речь. Дамир заговорил где-то в полтора года – воспитатели в приюте не смогли сказать точно. Кэтти заговорила в год и семь. Трехлетняя Джинни молчала. Кристина решила на ребенка не давить, предупредила няню, чтобы та продолжала побольше разговаривать с девочкой, но с каждым месяцем беспокоилась все больше.
***
В Англии, как и в большинстве стран, где господствует христианство, церковь относится к браку строже, чем государство. Католический брак, к примеру, можно только аннулировать в исключительных случаях, расторгнуть же его нельзя. Да и для расторжения гражданского брака, заключенного в мэрии, понадобятся серьезные причины.
В Камбодже все наоборот. Буддизм относится к проблемам семьи и брака с философским спокойствием: хочешь – женись, не хочешь – не женись, главное – не порть карму негативными эмоциями. Зато государство стоит на страже нравственности своих граждан столь непримиримо, что в некоторые периоды за измену полагался, ни много ни мало, расстрел.
Староста, к которому пришла Кристина Маршалл с вопросом о том, как ей развестись с мужем, поначалу ответил решительным отказом. При наличии троих несовершеннолетних детей, по его мнению, веских причин для развода быть не могло.
– Какой бы он ни был, детям нужен отец, – строго выговаривал он Кристине.
Ситуация была сложной: поскольку брак был заключен в Англии, то, чтобы развестись по английским законам, Кристине пришлось бы вернуться туда и прожить в стране не меньше года до подачи заявления. Зато в Англии можно было бы упомянуть про измены Питера, как причину расторжения брака, не отправив его при этом за решетку.
– Да, детям нужен отец, – согласилась Кристина, помолчав и подумав. – Только вот, знаете ли, это было решение моего мужа, бросить их. Я всего лишь хочу придать законный статус свершившемуся факту. Если бы мой муж был здесь, я уверена, что он не смог бы даже назвать дни рождения детей.
Староста поджал губы, и Кристина поняла, что он тоже не помнит дни рождения своих детей, но не считает себя из-за этого плохим отцом.
– Но это ерунда, – продолжила Кристина. – Он не знает даже имени своей третьей дочери, потому что вообще не знает, что у него родилась еще одна дочь, а не сын, – она погладила по голове Вирджинию, сидящую у нее на коленях. – Питер ее не видел. Ни разу, – добавила она, поднимая глаза на старосту. – Он бросил нас еще три года назад.
– Что ж, это серьезная причина, – нехотя признал староста. – Думаю, я могу принять ваше заявление. Но не ждите, что в такой ситуации вопрос решится быстро, – предупредил он.
– Я никуда не тороплюсь, – улыбнулась ему Кристина.
Если бы она знала, кто стоит сейчас на пороге ее дома…
Но Кристина ничего не подозревала. Отдала старосте заявление, уплатила положенную пошлину, вышла на улицу и, подозвав Дамира с Кэтти, отправилась домой. По дороге они заглянули на местный рынок, закупили кое-какие продукты. Дамир с Кэтти шумно спорили, куда отправиться в мамин выходной – на речку или просто гулять. Не любившая плавать Кэтти была категорически против речки и не понимала, почему Дамир не может отправиться туда один, а Дамир, считая себя главой семьи, хотел, чтобы они непременно шли все вместе и туда, куда хочет он. Джинни как всегда молчала, внимательно разглядывая спорщиков. Кристина наблюдала за ней, зная, что дочка прекрасно понимает суть спора, и ожидая, что девочка как-то выразит свое мнение.
Питер Маршалл стоял на пороге дома, запыленный, усталый и злой. Из столицы он уехал почти неделю назад. При таких суровых законах касательно семейного права, как ни странно, измена была нормой. Практически все мужчины имели любовниц, а то и пару семей на стороне, да и многие женщины не отставали в любвеобильности. В то же время, все это не мешало отдельным индивидуумам самым варварским образом проявлять свою ревность. Совсем недавно по стране прогремело жуткое событие: по приказу одного влиятельного чиновника его юной любовнице, посмевшей сменить покровителя, плеснули в лицо кислотой. Девушку едва удалось спасти, но зрение и красота были потеряны навсегда. Питеру повезло больше. Другой влиятельный человек, муж его последней пассии, удовлетворился тем, что его громилы переломали горе-любовнику все пальцы на руках, несколько ребер и челюсть. Выйдя из больницы, Питер обнаружил, что остался безработным.
Тогда он, недолго думая, направился в Кахкае. Невероятно, но факт – он ничего не знал о случившемся с поселком. В то время новости интересовали его куда меньше, чем прелести очередной любовницы. Удивленные взгляды водителя, когда тот услышал про пункт назначения, Питер проигнорировал.
От Кахкае осталось немного. Джунгли с радостью принялись за предложенную добычу. Таксист злорадно заломил тройную цену за обратную дорогу, и Питеру пришлось заплатить – не оставаться же куковать в «проклятом месте». Довольный водитель на обратном пути рассказал Питеру о произошедшем. Выжила ли беременная женщина с двумя детьми, он не знал, зато знал, в какой госпиталь перевезли выживших, и охотно поделился информацией. Не безвозмездно, разумеется.
Вернулся в столицу Питер практически без денег, но тут ему повезло, поскольку госпиталь, куда перевезли выживших в Кахкае, оказался ему прекрасно знаком. Правда, Боб Фокс долго сопел, хмурился и не желал отвечать, выжила ли Кристина и где она теперь. В конце концов, Питер припер старика к стенке железным аргументом: он отец и имеет право увидеть детей.
До Кампонгчнанга добираться пришлось на попутках, благо шло их в том направлении немало. Город показался Питеру огромным. К тому же сперва он сунулся не в тот госпиталь, затем долго искал нужный, который оказался на другом конце города, там ему долго не хотели давать домашний адрес доктора Маршалл, поскольку никогда не слышали о том, что у нее есть муж.
Едва по госпиталю разошелся слух, что объявился муж Кристины, вокруг стали собираться кучки любопытных. Вот только на лицах ее коллег и подчиненных Питер не прочел ничего для себя лестного, а случайно услышанное «фу, да я бы за такого урода в жизни бы никогда не вышла, и что она только в нем нашла» окончательно испортило ему настроение. Впрочем, нет, окончательно оно испортилось тогда, когда он обнаружил, что Кристины нет дома.
Солнце успело подняться высоко, когда Питер услышал звонкие детские голоса. Прикрыв глаза рукой, он посмотрел вдоль улицы – и с трудом смог закрыть рот. После всего, что ему рассказывали о случившемся в Кахкае (а водитель не пожалел красок для описания), Питер ожидал увидеть бледную, замученную, рано состарившуюся женщину, которая, несомненно, с радостью воспримет возвращение защитника и кормильца-мужа. Но по улице шла молодая, покрытая ровным загаром женщина, одетая в сине-голубой саронг. Отросшие волосы были острижены простым и элегантным каре – Кристина решила, что военная форма и короткая стрижка не соответствуют ее должности, а косы превратят ее совсем в девчонку, и остановилась на промежуточном варианте. На работе она носила легкие блузы с юбками или брюками, а вот вне работы облюбовала своеобразные, но неожиданно удобные и практичные саронги. Обе дочери тоже полюбили национальную кхмерскую одежду, только Кэтти предпочитала яркие оттенки, вроде красного с желтой отделкой, одетого на ней сейчас, а Джинни, наоборот, любила глубокие темные или светло-пастельные тона. Дамир, заядлый купальщик и рыболов, из одежды признавал лишь шорты. В рубашку и брюки для занятий в школе облачался всегда неохотно.
Уставшую от долгой прогулки Джинни Кристина взяла на руки, Кэтти шла рядом, все еще не закончив спор с Дамиром, который, «как настоящий мужчина», сразу после рынка отобрал у матери корзину с продуктами и теперь пыхтел, изо всех сил стараясь не показывать вида, что ему тяжело.
Это была просто идеально прекрасная картина. Такая семья – гордость любого мужчины, и Питер, ничтоже сумняшеся, тут же произнес про себя «моя семья», раздуваясь от гордости.
Встреча, правда, вышла не совсем идеальной. Точнее, совсем не идеальной. Заметив мужчину, явно поджидающего их у порога, Дамир сдвинул брови и шагнул вперед, верный своему образу «главного мужчины в этом доме», но потом узнал отца, и его лицо разгладилось. Питер готов был открыть объятия, ожидая, что мальчик бросится к нему на шею, но этого не произошло.
Дамир посмотрел на мать и как-то хмуро сообщил:
– Папа.
– Я вижу, – негромко сказала Кристина, ободряюще погладив по голове прижавшуюся к ней Кэтти. – Девочки, это ваш папа.
Под взглядом четырех пар темных глаз Питеру стало как-то неуютно. Рады ему точно не были.
@темы: "Сто лет одиночества", Кристина, "Дорогу осилит идущий"
